Рецепции античной культуры у Гиральда Камбрийского

Косов Иван Михайлович аспирант, Институт восточных культур и античности, Российский государственный гуманитарный университет 115407, Россия, г. Москва, ул. Нагатинская набережная, 62 Kosov Ivan Mikhailovich KOSOV Ivan Mikhaylovich – PhD Candidate, Department of History of the Ancient World, Russian State University for the Humanities; Russian State University for the Humanities, Miusskaya pl. 6, GSP–3, Moscow 125993 Russia;koso-i@yandex.ru koso-i@yandex.ru Другие публикации этого автора

«Топография Ирландии» и «Завоевание Ирландии» Гиральда Камбрийского содержат различного рода рецепции античной культуры и словесности. Прежде всего, это касается структуры трактата, которая перефразирует сходное строение глав у Плиния Старшего в «Естественной истории». Во-вторых, словесные портреты и речи исторических лиц в повествовании Гиральда построены по образцу героических речей у Тита Ливия (например, Liv. I. 28. 2­­­—9), Плутарха (ср. с: Plut. Comp. Them. Cam. 25), Полибия (Polyb. I. 49, 78; II. 8, 67 и пр.), Страбона, который разрабатывал теорию риторики, отталкиваясь от Гомера (Strab. I, II, 5—6), и иных. Наиболее подробные сведения о кельтах, однако, содержат Тацит и Птолемей ^{[9, p. 63]}. Отдельными фрагментами информации из крупных их исторических трудов камбро-норманнской книжник пренебрёг, и вполне сознательно, т.к. эти античные авторы приводят нетенденциозные сведения этнографического и географического характера, трудно приспособляемые к надобностям секретаря (иначе, пропагандиста) норманнской экспедиции 1185 г. Тем не менее, Гиральд в целом следует идеям Птолемея, комбинируя принципы наррации «Четверокнижия» и «Руководства по географии» дабы представить в «Топографии...» своеобразный воображаемый поход по землям Ирландии, а затем и в «Завоевании...» описать действительное покорение её народа^{[14, p. 31]}.

Словесные портреты валлийских рыцарей, баронов, графов, герцогов и английских королей представляют из себя панегирики, как превозносящие, так и принижающие, возносящие хулу на ту персону, которую описывают. В частности, глава, посвященная Генриху III Плантагенету (T.H. III, XLIX), представляет из себя буквально оду в прозе в честь вступившего в монаршие права наследника, цитирующую Овидия, и дающую отсылки к образам античных героев гомеровского эпоса (в частности, Гектора^{[7, p. 194]} Приамида). Также торжественная ода — следующий фрагмент, содержащий в себе описание достоинств и заслуг Ричарда I(T.H. III, L—LI), и сравнение двух принцев^{[7, p. 198]}, Генриха и Ричарда. Здесь Гиральд следует образцу Плутарха, не раз использовавшего этот приём — сопоставление двух великих личностей (Солон и Попликола; Перикл и Фабий Максим; Ликург и Нума; Эмилий Павел и Тимолеонт; и т.д.). Что же касается его непосредственного начальства во время экспедиции, то в целом Генриху II и его потомкам посвящён целый фрагмент третьего раздела «Топографии...», начиная с XLVI главы «О победах короля англов Генриха II» по главу LIII «О раздоре братьев между собой и с отцом». Необходимо отметить, что эта последняя глава риторически имеет своим образцом отрывок из «Сравнительных жизнеописаний» Плутарха (Plut. Comp. Pyrr G.M., 9.):

«...От Антигоны у него был сын Птолемей, от Ланассы — Александр, а от Биркенны - Гелен, самый младший. Всех их он с самого рождения закалял для будущих битв и воспитал храбрыми и пылкими в бою. Говорят, что один из них в детстве спросил отца, кому он оставит царство, и Пирр отвечал: «Тому из вас, у кого будет самый острый меч». Это ничем не отличается от проклятия из трагедии: пусть братья//Мечом двуострым делят меж собою дом.//Вот к каким чудовищным раздорам ведет жажда власти!...»(по пер. Ошерова С.А.)

И как это наблюдается у Гиральда:

«О, милостивые боги! Если бы такие братья уважали взаимно братский союз и своего отца сыновней любовью, и были бы связаны равным образом двойными узами, а именно как узами доброжелательности, так и природы, то как и насколько неоценимой, насколько знаменитой и несравненной в веках была бы и слава отца, и победа потомства! О, какая история, достойная памяти, и того, чтобы она была выражена достойным образом с помощью гения Марона!...»

Гиральд нередко цитирует самого Вергилия, и не менее часто аппелирует к его авторитету в прозе. Гомилетика «Топографии Ирландии», таким образом, весьма своеобразна. Сохраняя проповеднические цели и поучительные интонации, она имплементирует в себя античное поэтическое наследие, временами обращаясь к его риторической составляющей. Тем не менее, во введении к собственному трактату Гиральд следует скорее византийским образцам начала нашей эры, включая не только Отцов Церкви, но и Михаила Пселла. Труд последнего «О сочетании частей речи» валлийский монах пересказывает весьма приблизительно, и не упоминает самого греческого ритора, несмотря на обилие квазицитат. Однако рефрен сочетания красоты изложения и наслаждения «словесами», речевого изящества преследует архидьякона до конца его собственного нарратива. Тема гармонии «приятности и красивости» речи, внешности, музыки и т.п. — одна из основных в повествовании Гиральда, когда он не занят описанием конкретных географических мест и исторических событий, которые ему довелось наблюдать.

Этот клирик сформулировал тип словесного портретного описания, который он выразил как «Descriptio». В средневековой риторике такой тип наррации был подвидом amplificatio, и аспектом инвенции^{[15, p. 218]} (риторического поиска идей). Монах намекает, что при помощи «записи» этих речей он «собирает материал». Все главы Expugnatio Hiberniae, описывающие облик завоевателей и их союзников(всего их восемь), содержат в своём заглавии это слово. Гиральд вслед за своими античными источниками повторяет метонимическую эмфазу понятия «облик» и «внешность». Так, (E.H. I, VI) «Descriptio Dermitii» ощутимо кореллирует с фрагментом (Polyb., XXX. 4, 24). Но если Полибий в описании Астимеда придаёт значение, главным образом, моральным качествам своего героя, то Гиральд сначала уделяет внимание физиологическим особенностям Дермота Мак—Мёрроу, а затем даёт краткую оценку его «личности». Полибий же разворачивает картину личностных свойств и различных «доблестей» Астимеда в небольшой рассказ, который, тем не менее, выглядит гораздо более насыщенным деталями, нежели ремарка Гиральда. Астимед, будучи Родосским послом в Рим в 166 г. до н.э., также оказался в двусмысленном положении, как и Дермот, действуя в качестве союзника англичан (и узурпатора острова, с точки зрения местной знати) в Ирландии в середине XII в. Оба автора считают своих персонажей предателями национальных интересов. Такие противоречивые фигуры своих эпох, как Астимед и Дермот снискали резкую реакцию современников прежде всего открыто высказанной позицией — в обоих текстах присутствуют речи героев(Polyb. XXX. 4,15; E.H. I, VIII). Полибий, будучи ахейцем, не мог иначе относится к коллаборационистам римлян, и схожим образом Гиральд презирал предателя ирландского народа. Тем не менее, поскольку средневековый монах не имел возможности определиться со своей этничностью (из практических соображений — он находился на официальной службе у английского короля), его инвективы в адрес лейнстерского князя выглядят скомканными и оборванными. Типологическое же сходство ещё и в том, что портрет героя и его речь – разные отрывки сюжета, разнесённые по телу текста в обоих памятниках. Инвективой в адрес исторического деятеля также был фрагмент (Polyb. XXVI. 1, 1—11), с хулой в адрес Антиоха IV Эпифана, живописующей его многочисленные «беспутства». В данном случае тематической параллелью является включение в образ описываемого персонажа свершённых им деяний. Мотив же «незаконно взятой власти» присутствует и в Ab urbe condita (Liv. I, 49), в типологически схожем описании исторической фигуры и деяний Тарквиния Гордого. У древнего автора, кроме того, также присутствует и пересказ речи этого царя перед латинянами (Liv. I, 52).

Портретное описание Фиц-Стивена (E.H. I, XXVI) у Гиральда также является глубоко оценочным, восхваляющим исторического деятеля. Этот отрывок перекликается зеркально с фрагментом (Liv. I, 18—20)(описание Нумы Помпилия). Тит Ливий же изображает римского законодателя вне хронологической последовательности, как «вещь в себе», тогда как Роберт Фиц—Стивен — только элемент сюжета о вторжении в Ирландию. Гиральд включил его образ, как деталь в общей канве событий. Однако, принцип описания этих двух благородных особ общий — перечисление их моральных добродетелей и духовных достоинств. Т.е. средневековый клирик искал в античности подходящий для его целей метод биографического историоописания, и применял, в зависимости от свойств нужного героя современной ему эпохи, стиль изложения того или иного древнего автора, иногда почти дословно цитируя классиков. У средневекового монаха–цистерцианца целостным словесным изображением, сходным с античными образцами и стилистически, и методологически, является глава с описанием Ричарда, графа Стригуильского (E.H. I, XXVII). Как и в случае с эпизодом, иллюстрирующим образ Тарквиния Гордого, фрагмент имеет свойство обвинения и хулы.

Синтаксически большинство «биографий» валлийской и норманнской знати в «Expugnatio Hiberniae» построено по модели «...{nomen} erat vir...}», сходной с принципом построения панегирика (посмертного) у Тита Ливия. Так, чествование умершего от мора 365 г. до н.э. Марка Фурия Камилла (Liv. VII. 1, 9), хвала Луцию Папирию Курсору (Liv. IX. 16, 11—19), Публию Корнелию Сципиону (Liv. XXXVII. 34, 3­—8) схематически идентичны вычерченным секретарём принца Джона изображениям Реймунда Фиц-Джеральда (E.H. II, VIII), Мейлера Фиц-Генри (E.H. II, IX), Гарвея де Мон-Мориса (E.H. II, XI) а также Иоанна де Курци (E.H. II, XVIII). Квазицитаты Публия Корнелия Тацита, несмотря на то, что два его монументальных труда (умышленно) были проигнорированы, присутствуют в «Завоевании Ирдандии» Гиральда. Прежде всего это касается «Жизнеописания Юлия Агриколы» (Tac. Ag. 44), где имеется намёк на описание внешности (в некрологе) тестя древнеримского историка, Гнея Юлия Агриколы^{[2, с. 443]}. Это наиболее точное подобие созданной Гиральдом схемы историоописания при помощи комбинирования жанров хроники и биографии. При этом, например, в словесный портрет Уильяма Фиц—Одельна (E.H. II, XVI), как и во многие другие у этого средневекового монаха, включены сразу два подхода к изображению личности — Тацита и Тита Ливия, т.е. запечатление физической внешности и духовного облика (таковы же и описания Реймунда, Мейлера и Гарвея).

В «Завоевании Ирландии», однако, отсутствует чёткое соответствие таких элементов сюжета, как описание героя и его речь. Если в античном историческом этосе эти два фрагмента соотносятся между собой весьма частотно, то у Гиральда нет последовательной парности глав подвида oratio/descriptio. Так, всем персонажам, имеющим в ходе повествования некий «облик», соответствуют их пространные устные выступления. Но не все речи тех или иных исторических и легендарных личностей обеспечены словесными портретами ораторов. Средневековый автор придерживается чёткой схемы «портрет/речь» исключительно в отношении безусловных союзников английского короля в Ирландии, а также норманнских и валлийских рыцарей. Враги короны оставлены клириком без описания каких-либо деталей внешности. Так, Доннел, князь Оссори последней четверти XII в., мятежник и повстанец, имеет только голос (E.H. II, XIII), но не лицо. Также отсутствует описание вождя другой группировки повстанцев — из Коннахта — Родерика О’Коннора. Он обладает, сходным образом, только речью (E.H. I, VII). Прежде всего, это связано с тем, что на границе зон влияния Англии и Ирландии в XII в. существовала весьма запутанная ситуация — в качестве маршеров выступали валлийские рыцари, нанятые английским королём для завоевания Ирландии. При этом за пару десятилетий вторжения завоеватели и завоёванные настолько перемешались(учитывая кельтскую языковую и этническую близость)^{[10, p. 222]}, что трудно было отличить по внешнему виду^{[8, p. 53]} одних от других. Этим сразу же воспользовались ирландцы, чтобы устраивать диверсии против захватчиков, т.к. те уже были к тому моменту на внешний вид уже «почти ирландцы»^{[14, p. 32]}. Т.е. клирик умышленно не приводит словесного портрета дабы не бросить тень на валлийские кланы, принимавшие участие во вторжении. Уже тогда, ещё в начале освоения ирландского фронтира, продолжавшегося до середины XV в., было очевидно, что воины противоборствующих сторон имели значительное внешнее сходство в экипировке и бытовых привычках.

В рукописи, содержащей в себе (NLI Giraldus MS 700) и «Топографию...», и «Завоевание...», и являющейся последней прижизненной авторской редакцией памятника, Гиральд изображает отдельных уэльских и ирландских воинов не только вербально, но и добавляет миниатюры в маргиналиях, иногда снабжая их подписями аксиологического характера. В краске запечатлены Дермот Мак—Мёрроу(NLI Giraldus MS 700, F. 56 r), Роберт Фиц—Стивен и Ричард Стригуильский(NLI Giraldus MS 700, F. 64 v), Морис Фиц–Джеральд (NLI Giraldus MS 700, F. 71 r) — с унциальной подписью минием: [MAVRICIVS], Генриха II (NLI Giraldus MS 700, F. 72 r), Реймунда и Мейлера (NLI Giraldus MS 700, F. 77 v), Гарвея (NLI Giraldus MS 700, F. 78 v), Фиц—Одельна (NLI Giraldus MS 700, F. 81 r), Гуго де Лация (NLI MS 700, F. 84 v). Из этого следует. что наибольшим весом в глазах книжника обладал его же родственник, в будущем лорд—юстициар Ирландии (Annals of four Masters. RIA MS 23 P 6, F. 32 v), Морис Фиц—Джеральд. В записи AFM от 1245 г., где он упомянут, мы видим: «...Замок Слиго был воздвигнут Морисом Фиц—Джеральдом, лордом—юстициаром Ирландии, и Сил—Мюрреем...». Этот сановник Плантагенетов, видный представитель камбро—норманнского рода Джеральдин, Морис сын Гиральда (Mauricius Giraldi filius, ср.—ирл. Muiris Mic Gearailt) — исключительный казус в указанной выше рукописи конца XII – начала XIII вв. Это единственный деятель валлийского маршиона, который был удостоен инициального заголовка под собственным изображением.

Крайне значительная область местной культуры Ирландии, для изучения которой автору пришлось обратиться к опыту античной науки — музыка и теория музыки. Валлийский клирик основывается на пифагорейском видении консонантизма, связывая его с библейскими персонажами и ирландскими святыми (он упоминает гармонику Св. Кевина, сравнивая её с лирой Св. Давида — см. T.H. III, XI). Тем не менее, этот средневековый хронист склоняется более к мнению Клавдия Птолемея в споре между приверженцами рациональных и социологических оснований музыки, эмпатия в восприятии слухом «звуковых объектов» (Ptol. Harm. 3, 31) и догмат «ощущения» над аналитическим разбором мелодии для Гиральда очевидны(T.H. III, XIV). Однако, клирик указывает, что мелодика ирландских музыкантов, владевших кифарой, основана на тональности Си—бемоль—минор, и использует построение аккордов в кварту и квинту(T.H. III, XI):

«…Seu diatesseron, seu diapente chordae concrepent, semper tamen a B molli incipiunt, et in idem redeunt, ut cuncta sub jocundae sonoritatis dulcedine compleantur…»

«…Или в кварту, или в квинту, ударяют по струнам, однако всегда начинают с Си-бемоль-минор, и в неё же возвращаются, так что преисполняются все удовольствием под властью приятной звучности...»

Птолемей же упоминал о пифагорейских интервалах — квинтоктаве и квартоктаве, входящих в т.н. «совершенное пять», или пропорцию три к двум, из которой производными являлись все прочие интервалы (Ptol. Harm. 1.95, 15.25, 16.15—16, 12.98 и т.п.). Кварта и квинта у этого классического музыкального теоретика — основы консонанса как такового, составляющие принцип образования октавы в целом. У Гиральда имеет место быть перифраз пассажа 12.98:

«...Поскольку двойная квинта — не консонанс, постольку [интервал] АГ — не двукратный, так что и АВ — не кратный. Однако АВ — консонанс; стало быть, [интервал] квинты — сверхчастичный. Точно так же они показывают, что [интервал] кварты — сверхчастичный и меньший, чем квинты. Далее, говорят они, возьмем октаву АВ и вслед за ней другую октаву ВГ, так что АГ получается двойной октавой. Поскольку двойная октава — консонанс, постольку [интервал] АГ или сверхчастичный, или кратный. Однако он не сверхчастичный, иначе в него не попадало бы пропорционально среднее [число]; стало быть, [интервал] АГ — кратный, так что и АВ — кратный. Следовательно, [интервал] октавы — кратный. Отсюда им нетрудно показать, что интервал октавы — двукратный, из тех же [упомянутых вначале] интервалов квинта — полуторный, а кварта — сверхтретный...»(пер. Цыпин В.Г.)

Т.е. валлийский барон переосмыслил как минимум три труда Клавдия Птолемея — «Четверокнижие», «Руководство по географии» и «Гармонику», и время от времени привлекал отрывки из этих памятников в собственных рассуждениях.

Немаловажным элементом характеристики личности исторического персонажа у Гиральда Камбрийского также была публичная речь, обращение ко гражданам или войску представителя знати. Экспозиция героев с помощью речи у клирика разнесена по всему массиву текста Expugnatio Hiberniae. В общей сложности таких ораторских выступлений в памятнике девять. Но наиболее интересны три речи — Доннела Оссорийского (из Осрайге), Родерика О’Коннора, князя Коннахта, и Дермота Мак–Мёрроу, короля Лейнстера. Первые двое — автохтонные инсургенты в Ирландии, по случаю сотрудничавшие с норманнами, последний — ирландский коллаборационист непосредственно на службе Генриха II. Традиционно две из трёх указанных пятин-провинций конфликтовали, а именно Коннахт и Лейнстер^{[6, p. 228]}. Причина их весьма длительной(вплоть до конца XVI в.)^{[17, p. 177]} свары — борьба кланов-потомков Северных и Южных Уи Нейлов^{[5, p. 570]} за обладание территорией, где прежде находилась Тара — легендарная культовая столица острова^{[13, p. 88]}. Время от времени к этим стычкам присоединялся и Мунстер, на чей престол порой претендовали короли Осрайге (начиная с VIII в.)^{[5, p. 541]}. Один из этапов этого эпохального противостояния и застал валлийский монах. Он постарался изобразить вражду племенных вождей Эрина посредством известного ему метода — схоластической риторики. Давние враги у Гиральда вступают в почти философский диспут для обоснования собственных прав на власть над тем или иным участком границы. Т.к. большая часть обозреваемой средневековым автором земли — это пограничье, фронтир(клирик упоминает термин «marchia»^{[11, p. 101-102]} в коннотации с военным делом и Ирландией — E.H. II, XXIII; II, IV; II, XX; II, XXXVIII; I, XXXIX). В его понимании такая борьба основывалась на разделении сфер влияния, в т.ч. экономического. Это выражалось в спорах о праве на сбор налогов в указанных выше землях(E.H. I, XXXIV).

Техника риторического искусства, которой Гиральд наделяет все речи, вложенные в уста современников и некогда живших людей в целом восходит трудам Цицерона и к интерпретациям «Риторики» Аристотеля из «De scientiis» Аль—Фараби^{[15, p. 91]}. Отдельное рассуждение об ars sermonialis, обильно сдобренное цитатами из (Sen. Ep. ad Luc. 88) замечено у него во фрагментах (Gemma Ecclesiastica. II, XXXVII). Клирик включает в своё произведение средневековый троп «предостережения от порицания бесплодных мудрствований»^{[4, p. 84-85]}, присутствующий также у авторов-современников: Петра Кантора(† 1197), Петра Блуаского († ок. 1211) и Иоанна Солсберийского(† 1180). Также средневековый монах прибегает косвенным образом и к ораторскому наследию оппонента Цицерона — Гая Юлия Цезаря. Архидьякон пересказывает отрывок из Гальфрида Монмутского [Hist. brit. IV. 8] с квазицитатой из (Caes. Gal. 5, 13). Весь этот интертекст Гиральд имплементировал в небольшой кусок речи Родерика О’Коннора, короля Коннахта(E.H. I, VII):

«...Julium Caesarem, qui bis terga Britannis ostenderat, in suam patriaeque subactionem offensus Androgeus, et doloris augmento dolorem vindicans, tertio revocavit. Idem Julius, occidentali demum orbe subacto, singularis imperii ambitione, bello plusquam civili, gentibus invisis Latium praebere cruorem non formidavit...»

«…Юлия Цезаря, который дважды достигал Британний с тыла, и во время своего завоевания будучи уязвлён по причине родины, точно Андрогей, и возмещая за скорбь увеличением скорби, в третий раз отозвала [отчизна]. Тот же Юлий, когда наконец-то был подчинён западный мир, по причине честолюбия в единоличной власти, на войне более чем гражданской, не устрашился допустить кровь в Лаций при помощи враждебных народов...»

По сюжету главы вождь коннахтцев в своей речи проводит сложный анализ военной обстановки на момент 1169 г. Она украшена цитатой из Овидия (Rem. Am. 91), насыщена примерами из античной и средневековой истории, и являет собой образец ars dictaminis клерикальной риторики. Валлийский монах в этом отрывке примеряет на себя маску предводителя Коннахта и от его лица приравнивает действия Дермота МакМёрроу ко взятию власти Цезарем в гражданской войне 45–49 гг. до н.э. и к призванию Гурмундом(в других хрониках и текстах — в т.ч. огамических, как, например, камень Ньютона — встречается транскрипция Гормонт (Gormont), Гормунд(Gormund), Гвормунд(Guormund) и Гудрун(Guþrun) Изембарда^{[16, p. 298]} в Ирландию ок. IX в. н.э.(Гальфрид Монмутский относит это событие к VI в., что вызывало сомнения у многих исследователей ещё в середине XIX в.). Если в главах «Завоевания Ирландии», начинавшихся со слова «descriptio» клирик только исследовал предмет изложения, то в «oratio» он придавал своим интенциям формулировки. Т.е. это элемент «elocutio» в наборе стилистических приёмов данного автора.

Ещё одна примечательная речь — (E.H. I, VIII), «Oratio Dermitii». Она интересна прежде всего тем, что является типологической моделью для большинства остальных в том же памятнике. Это обращение к войску Лейнстера, в котором оратор апеллирует к тому обстоятельству, что против «полчища» врагов выступает такая «малость» храбрых и доблестных воинов. В (Caes. Gal. I, 40) в речи Цезаря на военном совете под Весонтионом прослеживается тот же мотив, будущий диктатор республики называет 10-й легион своей «преторской когортой» для войны со всеми галлами. Кроме того, речью на «солдатской сходке» также был и фрагмент (Caes. Gal. II, 32) с выступлением Куриона (военачальника Цезаря) перед римскими воинами. Сходное явление — в отрывке (Caes. Alex. VIII) c «проповедью» Цезаря перед солдатами, осаждёнными на побережье Египта. У барона де Бэрри мы читаем:

«…Praeterea locum habemus arctum, tam arte quam natura munitissimum: in quo et ipsa sibi multitudo fiet onerosa, et ad victoriam sufficere poterit paucitas unanimis et animosa…»

«…Кроме того, мы в труднопроходимом месте, весьма укреплённом как природой, так и мастерством: в котором толпа окажется и сама для себя обременительной, и для победы может хватить малости [людей] храброй и единодушной...»

Аргументы предводителя войска во всех случаях одинаковы, однако в средневековой хронике он, как правило, менее многословен. Этим же способом устроена речь Фиц—Стивена (E.H. I, IX). Те же особенности имеет и разобранное выше «выступление» Родерика О’Коннора, и речь Реймунда, воодушевлявшая валлийцев на бой, и речь Гарвея, приводившая в пример завоевателям Ирландии Цезаря и Александра Македонского, и третья, наиболее характерная для восприятия Гиральдом отличного от него Другого — короля Осрайге Доннела (E.H. II, XIII). Она самая короткая из всех, приведённых в хронике. «Пятина» (если можно её так назвать) Оссори к тому моменту была сильно ослаблена^{[18, p. 168]}, и наличие её в союзниках наряду с сильным Коннахтом и Лейнстером было только приятным дополнением. Стратегическая важность Доннела, как союзника, была ничтожной. Поэтому его высказывание имеет особую ценность, как свидетельство взаимоотношений норманнской администрации с местной элитой:

«…Separato itaque in tres turmas exercitu, et armato, cum jam prope fuissent, Duvenaldus Ossiriensium princeps, quoniam et ipse Tuhetmoniensibus inimicissimus extiterat, videns Anglorum cohortes, quanquam perpaucas, armis tamen decenter ornatas, eas in hunc modum affatur:

Viri, quorum victoriis cessit insula, hostes hodie viriliter aggrediamini: quoniam si solita strenuitate victores effecti fueritis, nostrae secures cum gladiis vestris hostes acriter a tergo persequentur. Sin autem victas, quod absit, acies vestras variata sorte viderimus, in vos cum hostibus proculdubio convertentur. Cavete, viri, cavete; procul hinc urbes, procul hinc castra; fuga longissima. Et nos, victoribus semper adhaerentes, solum persequimur fugientes. De nobis itaque confidite, sed victores…»

«…Итак, когда войско было разделено на три отряда, и вооружено, когда уже были поблизости, Доннел предводитель оссорийцев, т.к. и сам был весьма враждебен к томондцам, видя когорты англов, хотя бы и весьма немногочисленные, однако достойным образом оснащённые оружием, обратился к ним таким образом:

Мужи, победам которых подчинился остров, наступим же сегодня мужественно на врагов: т.к. если из-за привычной стойкости вы будете сделаны победителями, наши топоры вместе с вашими мечами будут свирепо преследовать врагов со спины. Если же будете побеждены, чего не дай бог, на клинки ваши в переменчивой удаче посмотрим, [которые] на вас вместе с врагами несомненно обратятся. Берегитесь, мужи, берегитесь; далеко отсюда города, далеко отсюда лагеря; возможность бежать весьма отдалённая. И мы, всегда следовавшие по пятам за победами, последуем всего лишь за убегающими. На нас же полагайтесь, но только будучи победителями...»

Т.о., можно заключить, что, в зависимости от ситуации, ирландские войска могли перенимать норманнский строй и выступить единым фронтом с общей логистикой, подчиняясь единому командованию.

Следующие две стадии риторического канона (memorio, actio hypocrisis) явно не отражены в тексте «Expugnatio…». Неизвестно, учил ли архидьякон Брекнока наизусть свой собственный труд о покорении Ирландии, и произносил ли его вслух. Из автобиографии Гиральда ясно, что он декламировал в учёном собрании Оксфорда только «Топографию Ирландии» (De rebus a se gestis. II, XVI). Поскольку «Топография...» была создана за несколько лет до «Завоевания...», логично будет считать её — окончательным результатом «этнографико—риторических» изысканий Гиральда с завершающими выводами, а «Expugnatio…» целиком — только диспозицией, исследовательской частью риторической «лаборатории» средневекового клирика. И действительно, по количеству риторически выстроенных рассуждений (часто вложенных в уста других людей) «Завоевание Ирландии» превосходит «Топографию...». Т.о., эти два памятника определённо нужно считать единым корпусом текстов. Они дополняют друг друга информативно и почти во всех списках следуют друг за другом.

При помощи амплификации^{[12, p. 309]} цитатами античных авторов средневековый клирик ограничивал возможные коннотации и трактовки описываемых им событий. В инструментарии ars praedicandi средневековой риторики это не являлось обязательным элементом. Текст мог быть нагружен многословием выдержек не столько из древних классиков, сколько из авторитетных предшественников разных эпох. Цитируемые произведения не имели чёткой хронологической привязки. В «Топографии Ирландии» тенденция использования разновременных источников превалирует. «Завоевание Ирландии» же демонстрирует строгую последовательность происходящего как в запечатлённых этапах вторжения норманнов на остров, так и единство периодизации большинства задействованных отрывков — из античных памятников. Т.о., «Топография...» — вербализованный результат внутренних «размышлений» клирика, а «Завоевание...» — записанный срез его рефлексии в процессе создания первого текста.