Случаи Гетье как случаи «объяснительного провала»

Концепт знания предполагает, что субъект, приобретающий знание или уже обладающий им, применяет свои подходящие и надёжные когнитивные способности (или «достоинства», англ. virtues), а также выполняются некоторые внешние условия: приобретаемое мнение истинно и не случайно (в частности, его истинность не случайна). При этом естественно предположить, что между этими условиями имеется связь, синтезирующая их в целостное понятие знания.

В рамках своей анти-случайной эпистемологии когнитивных способностей/достоинств (anti-luck virtue epistemology) ^{[13, 17, 19, 20, 36]} Дункан Притчард (Duncan Pritchard) предлагает следующее определение знания:

Субъект S знает, что p, тогда и только тогда, когда его безопасный когнитивный успех (то есть его истинное безопасное мнение, что p) является проявлением его подходящих когнитивных способностей, при котором этот безопасный когнитивный успех в значительной мере объясняется их проявлением (в том смысле, что проявление субъектом его когнитивных способностей играет значительную, но не обязательно доминирующую, роль в причинном объяснении его (безопасного) когнитивного успеха). (См. ^[19], гл.4.)

Замечание. Эрнест Соза ^[25] видит слабость подхода Притчарда в его модальном условии безопасности. С его точки зрения наличие одного-единственного достаточно близкого возможного мира, в котором мнение ложно, вообще говоря, не позволяет говорить об отсутствии знания. // Джон Греко ^[8] считает, что у подхода Притчарда есть следующие два недостатка: Во-первых, подход является ad hoc в том смысле, что два условия (безопасность и употребление когнитивных способностей) независимы, и нет теоретической мотивации для их объединения (с чем мы не согласны). Во-вторых, подход является ревизионистским в отношении объяснения ценности знания.

Притчард употребляет здесь введённое Эрнестом Созой (см., например, ^[25]) понятие «проявления» (manifestation) когнитивных способностей в когнитивном успехе. В рамках эпистемологии эпистемических способностей/достоинств Созы проявление в когнитивном успехе когнитивных способностей есть условие подходящести (первого порядка) мнения. Подходящее мнение есть знание. Полное знание (оно является рефлексивным, но не всякое рефлексивное знание является полным) для Созы предполагает также выполнение условия мета-подходящести, то есть подходящести второго порядка, или подходящести подходящести. Это означает, что когнитивный успех достигается по причине проявления субъектом своих когнитивных способностей.

Такого рода жёсткая (англ. robust) эпистемология эпистемических способностей (достоинств), в рамках которой применение когнитивных способностей играет доминирующую роль, отвергается Притчардом по той причине, что с его точки зрения в одних случаях она является слишком слабой (например, в случаях Гетье, обусловленных особенностями окружающей среды. Соза это оспаривает. Для него в такого рода случаях отсутствует полное рефлексивное знание (условие подходящести второго порядка нарушается), с которым ассоциируется суждение, предполагающее модальную (алетическую) оценку), а в других слишком сильной (например, в случае приобретения знания от свидетеля. Соза считает, что и в этом случае его эпистемология пригодна. В этом случае Соза вводит в игру не чисто индивидуальную когнитивную способность, а смешанную индивидуально-групповую когнитивную способность. Речь идёт о группе, к которой принадлежит познающий индивидуум (см., например, ^[25], с. 117)).

Эпистемология знания как истинного безопасного мнения или истинного мнения, полученного в результате применения безопасного метода, также имеет ограниченную область применимости. Одного лишь условия безопасности оказывается недостаточно для наличия знания. (См. также ^[6].)

Отметим, что в (^[13], гл. 4, с. 74) Притчард предлагает следующее определение: Субъект S знает, что p, тогда и только тогда, когда (1) его истинное мнение, что p является продуктом его надёжных когнитивных черт (возможный вариант: эпистемических достоинств), которые составляют его когнитивный характер (так что его когнитивный успех в значительной мере объясняется его когнитивной активностью), и (2) мнение S, что p, безопасно.

При этом как в ^[13], так и в ^[19], в одном случае Притчард говорит об объяснении «безопасного когнитивного успеха», а в другом – «когнитивного успеха».

На самом деле, как мы полагаем, эти условия эквивалентны. То есть истинность мнения объясняется тогда и только тогда, когда объясняется его безопасность. В самом деле, если безопасность мнения объясняется, то объясняется и его истинность. И, наоборот, мнение, истинность которого объясняется, в ближайших возможных мирах будет объясняться (как истинное мнение) и, следовательно, будет истинным. То есть если когнитивные способности играют существенную роль в объяснении истинного мнения, то они играют существенную роль и в объяснении безопасного когнитивного успеха (полнокровного когнитивного успеха). (Мы также полагаем, что если когнитивные способности играют существенную роль в формировании истинного мнения, то они играют существенную роль и в объяснении его истинности (когнитивного успеха).)

Очевидно, подход Притчарда предполагает, что истинное мнение может быть результатом манифестации когнитивных способностей субъекта (Соза говорит несколько по-другому, а именно, что в успехе проявляются когнитивные способности субъекта) и в то же время последние могут не вносить значительного вклада в объяснение его истинности (или безопасного когнитивного успеха).

Тогда как Соза требует для (полного) знания выполнение условия, что успех достигается благодаря (по причине) применению когнитивных способностей (соответственно, это применение объясняет когнитивный успех субъекта), Притчард требует лишь наличие значительного (но не определяющего) вклада в его причинное объяснение. Зато вдобавок Притчард требует выполнение условия безопасности мнения.

Рассмотрим вариацию предложенного Дунканом Притчардом (^[13], гл. 2, с. 49; ^[19], гл. 2) мысленного эксперимента Temp, который показывает, что обоснованное и безопасное истинное мнение не обязательно является знанием.

Вообразим, что в комнате искусственным образом поддерживается температура в соответствии со случайными показаниями находящегося внутри неё нефункционирующего термометра. Находящийся в комнате субъект S не знает, что термометр неисправен.

Основываясь на показаниях термометра, субъект формирует истинное мнение (что p) о температуре в комнате. Это мнение является с его точки зрения обоснованным. И, очевидно, оно не могло бы с лёгкостью оказаться ложным, то есть является безопасным.

Однако, сформированное таким образом в результате применения надёжных и подходящих (в данном случае зрительных) когнитивных способностей субъекта/наблюдателя истинное безопасное мнение не является знанием.

В рамках своей анти-случайной эпистемологии эпистемических способностей Притчард объясняет это тем, что хотя манифестация субъектом своих подходящих и надёжных когнитивных способностей (в ^[13] Притчард говорит о «когнитивном характере») играет (с его точки зрения) существенную роль в формировании истинного мнения, она не вносит существенного вклада в (причинное) объяснение безопасности сформированного мнения, или безопасного когнитивного успеха. Последний объясняется посторонним вмешательством, о котором находящийся в комнате субъект ничего не знает.

Притчард (^[19], гл 4) пишет:

„For what goes wrong in the Temp case is not that his cognitive abilities fail to play any significant role in him forming a true belief, but rather that they play no significant role in explaining why his true belief is safe, with this instead being explained by the intervention of the hidden helper” (в случае Temp проблема не в том, что его когнитивные способности не играют значительной роли в формировании его истинного мнения, а скорее в том, что они не играют значительной роль в объяснении того, почему его истинное мнение безопасно. Вместо этого последнее объясняется вмешательством скрытого помощника).

Что касается этого примера, то прежде всего заметим, что субъект не смог бы приобрести мнение (которое к тому же оказывается истинным), если бы он не применил свои зрительные способности. В этом (и только этом) смысле манифестация его когнитивного фактора играет роль в формировании его истинного мнения и его объяснении (объяснении когнитивного успеха). Но, с другой стороны, его мнение не было бы истинным, если бы температура в комнате не была искусственным образом приведена в соответствие с показанием термометра. В этом последнем смысле манифестация субъектом его когнитивного фактора не играет роли в формировании его истинного мнения и не объясняет его истинность. И то и другое объясняется вмешательством скрытого помощника, который регулирует температуру в комнате (температура в комнате может регулироваться автоматически. Наличие скрытого помощника необходимо лишь для первоначальной настройки регулирующего механизма), точно так же, как вмешательством скрытого помощника объясняется безопасность мнения. Мы имеем дело со случаем Гетье, обусловленным особенностями окружающей среды.

Таким образом, мы полагаем, что в примере Temp когнитивные способности не играют существенной роли в формировании (а, следовательно, и объяснении) истинного мнения.

Можно говорить о том, что когнитивные способности играют существенную роль в формировании истинности мнения лишь в том смысле, что субъект хорошо видит показания термометра, то есть с точки зрения первого лица.

То есть, когда Притчард говорит, что когнитивные способности субъекта играют значительную роль в формировании истинного мнения, он смотрит на ситуацию с субъективной точки зрения первого лица (с точки зрения находящегося в комнате наблюдателя (см. пример Temp)), а когда он говорит о том, что они не играют значительной роли в объяснении безопасности мнения, он смотрит на ситуацию с объективной точки зрения третьего лица.

Как нам кажется, наша интерпретация позволяет сблизить подход Дункана Притчарда и подход Санди Голдберга (Sandy Goldberg ^[6]).

Согласно Голдбергу ^[6], истинное мнение, полученное в результате применения метода М в обстоятельствах С, является эпистемически случайным (следовательно, не является знанием) тогда и только тогда, когда адекватное объяснение того факта, что оно (приобретаемое посредством метода М в обстоятельствах С) истинно, нуждается в предложениях, которые не являются для употребляющего метод М в обстоятельствах С субъекта эпистемически допустимыми.

Голдберг отвергает «безопасную эпистемологию». В частности, истинное безопасное мнение, полученное в результате применения надёжного и безопасного метода М в контексте С, не всегда является знанием.

Он также отвергает жёсткую эпистемологию эпистемических способностей/достоинств, согласно которой истинное мнение, полученное по причине (имеется в виду прямая причинная связь) применения субъектом его эпистемических достоинств, является знанием.

Поясним вкратце употребляемую Голдбергом терминологию.

Голдберг употребляет понятие адекватного объяснения, которое, на наш взгляд, предполагает употребление понятия знания, поскольку мы либо знаем, либо нет, что некоторое объяснение когнитивного упеха (истинности мнения) является адекватным. В этом смысле определение/объяснение знания посредством употребления понятия адекватного объяснения успеха (см. ниже) является круговым.

Таким образом, в конечном итоге, подход Голдберга (так же как, на наш взгляд, и подход Притчарда, который тоже апеллирует к объяснению когнитивного успеха) предполагает сначала-знание-эпистемологию. Впрочем, сам Голдберг отмечает, что он симпатизирует сначала-знание-эпистемологии.

Для Голдберга истинное мнение безопасно, если оно не могло бы с лёгкостью быть ложным, то есть если имеющий это мнение субъект не мог бы с лёгкостью иметь его в условиях, когда оно ложно.

Заметим, что более общая формулировка условия безопасности аппелирует к любым мнениям в ближайших возможных мирах, а не только к тому же самому мнению, которое субъект формирует в действительном мире.

Замечание. Мы делаем различие между случайными истинными мнениями, то есть истинными мнениями, которые, по-крайней мере, в некоторых ближайших возможных мирах не являются истинными (при этом само мнение может варьироваться) и случайно истинными мнениями, то есть мнениями, которые в ближайших возможных мирах являются теми же самыми, но, по-крайней мере, в некоторых из них не являются истинными. Если мнение безопасно в первом смысле, оно безопасно и во втором, но, очевидно, не наоборот. Однако, если в ближайших возможных мирах мнение не варьируется, эти определения эквивалентны.

Веритический экспланандум (veritic explanandum - термин, введённый Притчардом ^[12]) – это требующий объяснения факт, что субъект S в результате применения метода М в обстоятельствах С приобретает истинное мнение, что p. (Заметим, что у Голдберга речь идёт об объяснении истинности мнения, а не его безопасности. Но, как мы уже объяснили в предыдущем параграфе, два условия эквивалентны.)

Эпистемически допустимое предложение, или эпистемическое интайтлмент (epistemic entitlement), - предложение, которое в процессе формирования субъектом мнения при помощи метода М в обстоятельствах С или соответствующего обдумывания в эпистемическом смысле не является недопустимым (то есть субъекту разрешается его предполагать).

При этом субъект не обязан ни верить, ни принимать предложение, что p. Он даже может не иметь к нему рефлексивного доступа (в последнем случае, если такое предложение истинно, мы рассматриваем его как имплицитное рациональное основание).

Голдберг различает между «предполагаемыми» и «заслуженными» допустимыми предложениями.

Предполагаемое допустимое предложение ассоциируются с некоторым базовым методом получения знания - «дорогой к знанию». Оно отменяемо; то есть при наличии дефитора оно может быть поставлено под сомнение. Если предложение отменено, оно не может быть использовано для объяснения веритического экспланандума. Но допустимое предложение может оказаться и ложным. В этом случае оно также не может быть использовано для объяснения веритического экспланандума.

Замечание. Согласно принятой Голдбергом терминологии (и в этом он следует Бурге ^[1]), наличие эпистемически допустимого предложения (интайтлмент), которое считается видом эпистемического обоснования мнения (воранта; англ. warrant), вообще говоря не влечёт истинности последнего (для некоторых авторов наличие эпистемического воранта автоматически превращает мнение в знание).

Мы имеем дело с заслуженным допустимым предложением, что p, в том случае, если либо (1) p пропозиционально обосновано для S, либо (2) субъект имеет дохастически обоснованное мнение, что p.

Замечание. В первом приближении пропозициональное обоснование есть рациональное обоснование истинности предложения, исходя из оснований, которые могут быть даны опытом. При этом субъект может не верить в истинность предложения на основании опыта. Дохастическое обоснование мнения основано на опыте, который приводит к этому мнению и позволяет удержать его. То есть пропозициональное обоснование является более интеллектуальным, а дохастическое более эмпирическим. Между ними имеется связь. (В ^[35] ортодоксальный взгляд на эту связь, утверждающий, что если p пропозиционально обосновано для S в силу имеющихся у S оснований R, и S верит, что p, основываясь на R, то мнение S, что p, дохастически обосновано, оспаривается. В ^[35], наоборот, пропозициональное обоснование объясняется в терминах дохастического обоснования.) // Например, можно верить, что Буш ужасный Президент, по причине (на основании) очевидности для этого мнения (война в Ираке, неуважение к Конституции и так далее), или потому что ненавидят техасцев (то есть потому что есть очевидность для этого мнения). В первом случае само мнение обосновано, тогда как во втором случае обосновано лишь его содержание. Говорят, что в первом случае имеется дохастическое обоснование, а во втором – только пропозициональное. (Этот пример заимствован из (^[11], c. 27-28).)

Если допустимое предложение не является заслуженным, оно называется незаслуженным, или предполагаемым (см. выше).

Как сказано выше, предполагаемое допустимое предложение ассоциируется с методами или процессами формирования знания, которые являются «дорогами к знанию», или «источниками знания», то есть базовыми методами или процессами формирования мнения, которые при нормальных условиях и при нормальном функционировании, как правило, дают знание.

Голдберг относит к таковым следующие методы: перцепция, память, свидетельствование, интуиция, интроспекция или рефлексия, понимание и вывод (дедуктивный, индуктивный, апдуктивный).

С этими методами ассоциируются эпистемически допустимые дорога-к-знанию-предложения. К таковым относятся, например, следующие предложения: при нормальных условиях метод надёжен; если условия употребления метода кажутся нормальными, то они нормальны; если сам метод кажется функционирующим подходящим образом, то он функционирует подходящим образом, и другие.

Для Голдберга метод М производит знание, если (1) он является дорогой-к-знанию, (2) полагание субъекта на метод М в обстоятельствах С приводит к приобретению им истинного мнения, (3) исходя из предложений, которые являются для субъекта эпистемически допустимыми, можно объяснить (2).

Эпистемически случайное истинное мнение - это мнение, для которого (3) нарушается. В частности, (3) нарушается для случаев Гетье.

Голдберг защищает следующий тезис (^[6], с. 285):

Истинное мнение, что p, субъекта S, приобретаемое при помощи метода М в обстоятельствах С, является эпистемическим везением и, следовательно, не является знанием, тогда и только тогда, когда не существует адекватного объяснения, каким образом употребление субъектом S метода М в обстоятельствах С привело к возникновению у субъекта истинного мнения, в терминах предложений, которые являются для субъекта S эпистемически заслуженными, а также ассоциированных с дорогой-к-знанию (соответствующей применению метода М в обстоятельствах С) предполагаемыми эпистемически допустимыми предложениями (то есть дорогой-к-знанию-предложениями).

Вкратце, истинное мнение является эпистемическим везением тогда и только тогда, когда отсутствует адекватное объяснение его истинности (веритического экспланандума) в терминах эпистемически допустимых предложений субъекта.

Очевидно, что наличие дефитора не влияет на наличие эпистемического везения, которое объективно. Если эпистемического везения нет, но то или иное предполагаемое эпистемически допустимое предложение (дорога-к-знанию-предложение) оказалось отменённым вследствие наличия неопровергнутого дефитора, знание теряется вследствие того, что мнение становится необоснованным.

Рассмотрим простейший пример предполагаемых (но вообще говоря отменяемых) допустимых дорога-к-знанию-предложений. Возьмём стандартный случай формирования субъектом перцептивного мнения, исходя из его перцептивного опыта. Если субъект формирует перцептивное мнение в условиях, когда окружающая среда и функционирование его зрительной системы ему кажутся нормальными (освещение нормальное, объект не слишком удалён, зрение нормальное и так далее), он полагается на перцептивный метод приобретения знания. Этому методу соответствуют следующие эпистемически допустимые предложения субъекта: (1) условия наблюдения (окружающая среда) нормальные, (2) у меня нормальное зрение (когнитивные способности функционируют подходящим образом), (3) если зрение и условия наблюдения нормальные, я, как правило, приобретаю знание (то есть используемый метод (перцептивные способности, функционирующие нормально в нормальных условиях) надёжен), (4) имеется причинная зрительная связь между фактом и моим мнением (предложение об эпистемической связи). Все эти эпистемически допустимые предложения являются «незаслуженными», то есть (имплицитно) «предполагаемыми». Если субъект не имеет оснований в них сомневаться, он употребляет их. Но поскольку они презумптивные, все они могут быть отменены при наличии неопровергнутого дефитора (основания сомневаться). Чтобы восстановить знание, ему понадобится опровергнуть дефитор. В том случае, если некоторое эпистемически допустимое предложение оказывается ложным (например, субъект может не знать, что условия наблюдения не являются нормальными), знание будет отсутствовать с самого начала.

Проанализируем теперь рассмотренный выше пример Temp с нефункционирующим термометром в рамках подхода, предложенного Голдбергом, и сравним подходы Притчарда и Голдберга.

Для Голдберга случай Гетье – это случай когда невозможно вывести истинность мнения, полученного в рамках метода М («дороги-к-знанию») и в контексте/обстоятельствах С, исходя из соответствующих допускаемых (предполагаемых) эпистемических предложений (дорога-к-знания эпистемически допустимых предложений).

Мы скажем, что в этом случае имеется «провал» в имплицитном обосновании истинного мнения (то есть либо имплицитное обоснование не является полным, либо оно содержит ложные предложения), но нет «провала» в его эксплицитном обосновании (если таковое имеется).

В данном случае к эпистемически допускаемым по умолчанию (предполагаемым) предложениям относятся следующие предложения: «у меня хорошее зрение», «условия для наблюдения хорошие», «термометр исправен» (для проверки этого предложения, субъект может провести несколько испытательных измерений температуры и сравнить их результаты с показаниями другого термометра (тем не менее, напомним, согласно условиям, термометр неисправен)), «окружающая среда нормальная», «имеется причинная связь между показанием термометра и моим мнением» и, возможно, другие предложения, например, такие как «мне кажется, что у меня хорошее зрение», «если мне кажется, что у меня хорошее зрение, то у меня хорошее зрение», «мне кажется, что окружающая среда нормальная», «если мне кажется, что окружающая среда нормальная, то она нормальная» и так далее.

На самом деле два из этих предложений ложны, так как термометр неисправен, и окружающая среда является специфической. Поэтому эти предложения не могут быть использованы для вывода истинности формируемого мнения. Эта истинность может быть выведена лишь в том случае, если в качестве предпосылки взять предложение, что температура в комнате регулируется искусственным образом находящимся вне комнаты «скрытым помощником» (экспериментатором или настроенным им механизмом).

Сравнивая оба подхода, отметим, что в отличие от Голдберга, Притчард ведёт речь об объяснении безопасности мнения. Но, как мы уже заметили выше, если безопасность мнения может быть объяснена, то может быть объяснена и его истинность и наоборот. По существу, как нам представляется, оба философа имеют дело с одним и тем же экспланандумом.

Отличие между их подходами в природе рассматриваемых объяснений. У Притчарда истинность (или безопасность) мнения объясняется, исходя из манифестации субъектом подходящих и надёжных эпистемических способностей. К таковым в рассмотренном примере относится зрительная способность. У Голдберга – исходя из эпистемически допустимых предполагаемых предложений.

Подразделим предполагаемые эпистемически допустимые предложения на два класса: предложения, относящиеся к эпистемическим способностям субъекта и предложения, относящиеся к окружающей среде.

Как нам кажется, первые можно отнести к предложениям, которые в рамках подхода Притчарда предполагаются (имплицитны) условием манифестации субъектом когнитивных способностей, а вторые – к предложениям, которые в рамках его подхода предполагаются условием безопасности мнения.

То есть условию манифестации эпистемических способностей соответствуют презумптивные эпистемически допустимые предложениях вида «у меня хорошее зрение», «имеется причинная связь между показанием термометра и моим мнением», «при хороших условиях наблюдения, наличии причинной связи между термометром и субъектом и хорошем зрительном аппарате, как правило, приобретается истинное мнение». Условию безопасности мнения соответствуют предполагаемые эпистемически допустимые предложения вида «окружающая среда нормальная», «термометр исправен» и так далее.

Другими словами, предполагаемые эпистемически допустимые предложения представляют собой имплицитную логическую структуру условий безопасности и применения когнитивных способностей в подходе Притчарда. Дополнительное объяснительное условие соответствует требованию отсутствия в этой структуре «провалов» (ложных или недостающих предложений).

Мы полагаем, что знание первично, и оно аналогично действию. Концепт знания не имеет редукционного анализа. Лишь вторично и в контексте знания он разлагается на две связанные между собой компоненты: манифестацию когнитивного фактора и безопасность мнения (подход Притчарда). И, наконец, знание анализируется в терминах (заслуженных и/или предполагаемых) эпистемически допустимых предложений. Подход Голдберга как раз и относится к такому рациональному обоснованию post factum когнитивного акта знания (или обнаружению логического/эпистемического «провала» в таком обосновании).

Таким образом, подходы Притчарда и Голдберга скорее дополняют друг друга, чем являются альтернативными, и, мы предполагаем, общим и более глубоким основанием для обоих подходов является сначала-знание эпистемология. Ниже мы приводим некоторые указания в пользу последнего утверждения.

Мы ограничимся напоминанием некоторых положений сначала-знание-эпистемологии Тимоти Уильямсона (Williamson ^{[26],[28],[29],[30-32]}). Она принимает в качестве исходного первичного понятия понятие знания (или различие между знанием и незнанием), которое не имеет некругового редукционного (семантического) анализа и объясняет мнение как отклонение от знания, возникающее в результе нарушений в функционировании когнитивной системы, предназначенной для приобретения знания.

Знание фактивно и в этом смысле «успешно». То есть если субъект S знает, что p, то с необходимостью p. Наличие знания также с необходимостью влечёт наличие мнения. Но истинное (успешное) мнение не обязательно является знанием. Наличие знания дополнительно предполагает наличие успешно функционирующего когнитивного процесса приобретения истинного мнения. Таким образом, в общем случае в отличие от мнения, знание является успешным в двойном смысле (и, таким образом, является наилучшим видом мнения).

Уильямсон предлагает следующий несемантический (нередукционный, но не концептуальный нередукционный) анализ природы знания: знание является наиболее общим фактивным ментальным состоянием (пропозициональной установкой).

То есть знание, что p, есть такая пропозициональная установка, которую имеют в отношении предложения p, если в отношении него вообще имеется какая-либо фактивная пропозициональная установка, являющаяся (ментальным) состоянием (англ. stative). (^[26], § 1.4, с. 34.) Фактивность установки означает, что для любого предложения p, если мы имеем по отношению к p эту установку, то с необходимостью p истинно.

В традиционной эпистемологии наряду с понятием мнения понятию знания предшествует понятие обоснования, причём предполагается, что обоснованное мнение может быть ложным. Напротив, в рамках сначала-знание-эпистемологии понятие обоснования вторично. Более того, (полностью, или собственно) обоснованное мнение является истинным и является знанием.

В рамках сначала-знание-эпистемологии устанавливается аналогия между знанием и интенциональным успешным (то есть дважды успешным, или собственно) действием. Мнение аналогично попытке действия (^[29], c. 208-218; ^[30-31]). Успешное (в смысле достигнутого результата) действие с нарушенной интенциональностью (неинтенциональное «действие») аналогично истинному мнению с нарушенным когнитивным процессом его приобретения.

В статье ^[33] Уильямсон уточняет аналогию: мнение в эпистемологии соответствует интенции в теории действия (знание относится к мнению, как действие к интенции), а блэнкин (blanking), которое занимает промежуточное место между мнением и знанием и является чем-то вроде «рационального мнения», соответствует попытке (trying).

Наличие знания, что p, с необходимостью влечёт наличие блэнкин, что p, которое в свою очередь с необходимостью влечёт наличие мнения, что p. Но не наоборот. Например, иррациональное мнение не является блэнкин; оно соответствует лишь интенции, но не попытке. (Наличие интенции действовать ещё не (не всегда) означает наличие попытки.)

Знание является нормой для мнения и для утверждения: «Верь (утверждай), что p, тогда и только тогда, когда знаешь, что p».

Обоснование для мнения, или очевидность, – всё имеющееся (в данном контексте) знание: очевидность=знание.

Выше мы предположили, что существует связь между анти-случайной эпистемологией когнитивных способностей Дункана Притчарда и эпистемологией Санди Голдберга, которая апеллирует к эпистемически допустимым предложениям, несмотря на то, что первая предлагает анализ понятия знания, а вторая симпатизирует сначала-знание-эпистемологии. Общим у двух подходов является введение условия объясняемости веритического экспланандума – факта, что мнение истинно (когнитивного успеха или безопасного когнитивного успеха). Однако, природа объяснения, к которому прибегают оба философа, различна.

Как нам представляется, связь между подходами Притчарда и Голдберга может быть понята в рамках более фундаментальной сначала-знание-эпистемологии Тимоти Уильямсона, которая, в свою очередь, может быть выражена в витгенштейновских терминах следования правилу/норме знания.

В соответствии со своим методом анализа естественных употреблений обыденного языка, Витгенштейн анализирует понятие знания. То есть он анализирует, каким образом мы употребляем выражение «Я знаю...», что мы делаем с ним. (Витгенштейн 1991, § 230.)

«Wir fragen uns: Was machen wir mit einer Aussage »Ich weiß ...«? Denn uns handelt sich‘s nicht um Vorgänge oder Zustände des Geistes. // Und so muß man entscheiden, ob etwas ein Wissen ist oder keines» (спрашивается: что мы делаем с неким высказыванием «Я знаю...»? Ведь дело не в процессах или состояниях духа. // И так следует решать, является ли нечто знанием или нет).

Анализ обыденного употребления концепта знания приводит, как показал Тимоти Уильямсон ^[26], к определению знания как наиболее общего фактивного (пропозиционального) ментального состояния.

Вкратце, как нам представляется, это можно понять следующим образом. С одной стороны знание есть фактивное ментальное состояние (пропозициональная установка). С другой стороны, в парадигматических случаях фактивных пропозициональных ментальных состояний, что р (например, состояний перцепции или воспоминания при нормальных условиях), мы говорим, что мы знаем, что р (то есть употребляем концепт знания). То есть эти случаи являются также парадигматическими случаями знания, которые и определяют концепт знания. В общем (непарадигматическом) случае мы имеем дело с проекцией концепта знания в новые обстоятельства, то есть с удовлетворяющей условию фактивности проекцией в новые обстоятельства концепта парадигматического фактивного ментального состояния. Значит, в общем случае знание есть наиболее общее фактивное ментальное состояние.

Знание в новых (непарадигматических) обстоятельствах есть корректное применение в этих обстоятельствах обыденного правила/концепта знания (нормой для знания является, очевидно, знание). Новое применение правила/нормы знания может не быть корректным (в частности, оно может быть ложным). Поэтому в общем случае мы имеем дело с мнением, а не знанием. Мнение есть отклонение от знания. Но норма для мнения та же, что и для знания – знание.

Итак, в рамках сначала-знание-эпистемологии знание первично, и оно является нормой для мнения. Знание, таким образом, есть (полностью) успешное мнение. Можно сказать так: знание есть успешное в смысле витгенштейновской (в рамках его нормативного прагматизма/натурализма) проблемы следования правилу закрытие «провала» между правилом (нормой) для мнения и его применением, которое есть также прагматическое закрытие «провала» между мнением и очевидностью, обосновывающей это мнение, или эквивалентным ей в рамках сначала-знание-эпистемологии всем подходящим (имеющим в данном контексте отношение к истинности или ложности мнения) знанием. На самом деле такое прагматическое закрытие провала есть действие, в котором провал уже закрыт изначально. В случае, если имеет место лишь попытка действия (блэнкин), провал между рациональным (но не полностью обоснованным) мнением и знанием не закрыт.

Другими словами упомянутый выше «провал» есть «провал» между (рациональным) обоснованием истинного мнения (чем больше объём знания/очевидности, тем лучше обосновано мнение) и истиной/фактом, закрытие которого предполагает логическую обосновываемость истинного мнения (его безопасности). Отсюда следует определение знания в терминах эпистемически допустимых предложений, которые, с нашей точки зрения, эксплицируют логическую структуру соответствующего когнитивного акта.

В терминах Голдберга знание, таким образом, можно «определить», следующим образом: субъект S знает, что p, тогда и только тогда, когда (в данном контексте) p (истинность мнения, что p (или, что эквивалентно, его безопасность)) может быть выведено/объяснено, исходя из эпистемически допустимых предложений (то есть эпистемических правил для знания). При этом объяснение принимает во внимание как эксплицитное (эмпирическое или априорное) обоснование, так и имплицитное обоснование. Эпистемической удаче соответствует «провал» в соответствующем объяснении. В частности, случаи Гетье – это случаи, в которых имеется «провал» в предполагаемых (имплицитных) эпистемически допустимых предложениях (то есть либо некоторые из них являются ложными, либо они недостаточны для вывода p). То есть в случаях Гетье мнение на самом деле не является обоснованным, причём не по причине того, что обоснование неполно в дохастическом или пропозициональном смысле, а по причине наличия «провала» в предположениях (имплицитных правилах обоснования) или их недостаточности. Знание есть истинное обоснованное мнение, или обоснованное мнение (обоснованность предполагает истинность).

В рамках анти-случайной эпистемологии Дункана Притчарда вводится условие, требующее наличие объяснения безопасности (когнитивного успеха), исходя из употребления когнитивных способностей. Выполнение обоих условий – безопасности и употребления когнитивных способностей – предполагает, однако, наличие истинных имплицитных («предполагаемых») эпистемически допустимых предложений.

То есть, на наш взгляд, эпистемологии Голдберга и Притчарда не противоречат друг другу, а дополняют друг друга. Анализ знания Притчарда может быть понят (как и всякий анализ знания) в контексте знания. То есть он не редукционный, а предполагает понятие знания. Понятие адекватного объяснения, которое использует Голдберг, также предполагает понятие знания. И, в конечном итоге, двух-компонентный анализ Притчарда может быть обоснован в терминах эпистемически допустимых предложений, то есть в рамках подхода Голдберга.

Таким образом, мы утверждаем, что существует связь между анти-случайной эпистемологией когнитивных способностей Дункана Притчарда и эпистемологией Санди Голдберга, апеллирующей к понятию эпистемически допустимых предложений, несмотря на то, что первая предлагает анализ понятия знания, а вторая симпатизирует сначала-знание-эпистемологии. В частности, общим у двух подходов является введение условия объясняемости веритического экспланандума, – факта, что мнение истинно (когнитивного успеха или безопасного когнитивного успеха. Поскольку, как мы полагаем, условие объясняемости безопасности мнения эквивалентно условию объясняемости его истинности, в обоих подходах экспланандум один и тот же), хотя природа объяснения, к которому прибегают философы, различна. В рамках подхода Притчарда объяснение даётся в терминах манифестации подходящих и надёжных эпистемических способностей (достоинств), тогда как у Голдберга – в терминах эпистемически допустимых предложений (для употребляемого при получении истинного мнения метода М в обстоятельствах С). Как мы предполагаем, сначала-знание-эпистемология Тимоти Уильямсона является общим фундаментом для обоих подходов. Знание первично; оно есть (полностью) успешное мнение. В витгенштейновских терминах мы говорим, что знание есть прагматико-натуралистическое закрытие «провала» между правилом/нормой для мнения (таким правилом/нормой является всё имеющееся предварительное знание (очевидность)) и его применением. Корректное применение правила/нормы знания для мнения даёт новое знание. Применение корректно, то есть мнение является знанием, тогда и только тогда, когда оно может быть обосновано post factum. Мы понимаем подход Голдберга именно как такого рода обоснование. Экспликация эпистемически допустимых предложений есть экспликация имплицитных правил (логической структуры). Случаям Гетье соответствует «провал» в совокупности имплицитных эпистемических правил (предполагаемых эпистемически допустимых предложений). Голдберг фактически предлагает не анализ концепта или природы знания, а анализ его возможного обоснования, или логическую реконструкцию. Двух-компонентный анализ Притчарда также является скорее теоретической реконструкцией знания, чем его фундаментальным определением, но реконструкцией более высокого уровня, которая сама реконструируется в рамках подхода Голдберга.