Градостроительный имидж советской Сибири: несколько страниц в ретроспективе насильственных форм освоения территории

Слабуха Александр Васильевич кандидат архитектуры профессор кафедры архитектурного проектирования Института архитектуры и дизайна, Сибирский федеральный университет 660049, Россия, Красноярский край, г. Красноярск, просп. Свободный, 79 Slabukha Aleksandr Vasil'evich PhD in Architecture Professor, the department of Architectural Engineering, Siberian Federal University 660049, Russia, Krasnoyarskii krai, g. Krasnoyarsk, prosp. Svobodnyi, 79 slabuha@mail.ru Другие публикации этого автора

Градостроительное освоение территории Сибири в XX веке имеет многообразные формы и предпосылки. Сибирь во все времена была в большей степени ресурсным регионом с экстремальными природными условиями для жизни и деятельности людей. Отдаленность этой территории от центральных административных и культурных центров государства уменьшала привлекательность для проживания большинства людей. Необходимость территориального освоения Сибири в советское время, как одна из геополитических и хозяйственных целей советского государства, предопределяла задачи поиска различных методов привлечения людей в эти малозаселенные территории. Изучение этих методов может представлять исследовательский интерес для понимания предпосылок современного градостроительства в Сибири ^[1].

Общие вопросы предпосылок к хозяйственному освоению сибирских территорий в первой половине XX века рассматривались в различных исследованиях российских авторов.

Вопросы факторов и форм градостроительного освоения территории Сибири были объектом исследования давно, в российской историографии в конце XIX - начале XX века. По заме­ча­нию известного историка Сибири Н. М. Яд­ринцева, «переселения в Си­бирь [...] делятся на два рода: правительст­вен­ные обязательные или по вызову и указанию и вольно-на­родные» ^{[2, с. 130]}. К правительствен­ному за­селению от­но­си­лось от­правление в Сибирь «служилых лю­дей» для не­сения государ­ственной службы, казаков, кре­ст­ьян для ведения сельского хозяйства и обеспечения продовольствием служи­лого и другого насе­ления Сибири, ям­щи­ков для обслужи­вания трактов, а также преступников. Исто­рик П. Н. Буцинский также счи­тал, что «заселение Сибири, как и других окраин русского государства, было двоякого вида — прави­тельствен­ное и вольно-народное» ^{[3, с. 185]}, хотя и не со­глашался с некото­рыми утвер­ждени­я­ми Н. М. Ядрин­цева. Исследователь Приенисейского края В. П. Косованов на на­чало 1920-х годов установил 4 главные формы заселения края. Это вольнонарод­ное пересе­ле­ние, колонизация по частной инициативе, правительствен­ная при­ну­дительная и правительственная доб­роволь­ная ^{[4, с. 9]}.

В современных исследованиях отсутствует прямой вопрос и изложение о преемственности идей, изложенных известными сибирскими исследователями Н. М. Ядринцевым, П. Н. Буцинским, В. П. Косовановым, для исторических форм колонизации Сибири русскими людьми в период первых трех столетий – в XVII-XIX веках, для понимании процессов градостроительного освоения Сибири в первой половине XX века ^{[5, 6, 7]}. В этих и других работах лишь косвенно показаны вопросы представлений, имиджа о сибирском градостроительстве в первой половине XX века ^{[8, 9]}. В работах последних лет в связи с деидеологизацией исторического знания рассматриваются новые уникальные возможности для исторической науки в свете привлечения новых подходов к научному осмыслению переселенческого движения ^{[10, 11, 44]}.

В статье рассмотрены и описаны некоторые методы переселения людей в Сибирь для обеспечения промышленного и градостроительного развития ее территории в первой половине XX века. Внимание сосредоточено на одном из таких методов, выявленных известными сибирскими исследователями Н. М. Ядринцевым, П. Н. Буцинским, В. П. Косовановым, - методе правительственной при­ну­дительной колонизации территории Сибири, как отражающем насильственный имидж о сибирском градостроительстве в первой половине XX века.

Проиллюстрируем несколько позиций появления (проявления) в первой половине XX века факторов, влияющих на формирование и развитие имиджа освоенного пространства сибирской провинции, на примере территории одного из крупнейших административных образований России - Красноярского края. (Территория Крас­ноярского края площадью более 2,3 млн. кв. км уступает в Российской Федерации только Республике Саха (Якутия), включает бóльшую часть водного бассейна р. Енисея, протяженностью около 3 тыс. км от Минусинской котловины на юге и до Ледовитого океана на севере.) Появление таких факторов в большей степени соответствует основным этапам градостроительного освоения новых территорий.

С установлением советской власти в изменившихся социальных, экономических условиях и согласно новой внутренней политике советского го­сударства в области освое­ния Сибири ориентация была сделана в боль­шей сте­пени на промышленный характер развития этих территорий. Мно­гоотраслевая индустриализа­ция, рост городов, ос­воение новых пространств в основном обеспе­чивались пере­мещением боль­шого количества трудо­спо­соб­но­го на­селения различными методами и в разнообразных пла­нировоч­ных формах обуст­ройства на местах ^{[12, 13, 14, 15]}.

Главнейшим фактором промышленного и градострои­тельного освоения территории являлось расширение сети транспортных ком­муникаций, железных дорог. В 1920-е годы среди приоритетных направлений градостроительного и транспортного освоения были южные территории Средней Сибири ^{[41, 42, 43]}. Так, в 1925 году бы­ло завершено строи­тельство железной дороги Ачинск—Ми­ну­синск (протяженностью 450 км.), строительство которой было начато еще в 1912 году. В конце 1920-х годов стали интенсивно осваивать енисейский Север, Северный морской путь ^[38]. В 1929 г. началось строи­тельство Игарского порта для производства ра­бот по погрузке-разгрузке с речных судов на морские и наоборот ^{[37, 39]}.

Индустриализация Красноярского края происходила высокими темпами. Про­дукция промышленности в 1932 г. превышала уро­вень 1928 г. в 3,4 раза. Численность рабочих в этот период возросла в 2,5 раза и составила в 1932 г. 53,4 тыс. чел. ^{[4, с. 188-190]}. В период 1933—1937 гг. (второй пятилетки) промыш­лен­ное строительство в крае резко возросло. Объем капитального строительства с 84 млн. рублей в 1933 г. увели­чился до 314 млн. рублей в 1937 г. ^{[16, с. 191]}.

Сооружение основного градоформирую­щего объекта на Се­вере — Норильского горно-металлургиче­с­ко­го комби­ната — было начато в 1935 г. Месторож­дение каменных углей и близкое с ним сосед­ство залежей кобальтосодержащих медно-никелевых руд со­ставили мине­рально-сырьевую и энер­гетическую базу для горно-ме­тал­лур­ги­че­с­ко­го производства. При комбинате был построен новый город — Норильск, в проектировании и строительстве которого участвовали ссыльные - десятки архитекторов, сотни строителей ^[17].

В 1930-е—1950-е гг. в крае происходило уве­личение населения, в основном за счет прибываю­щих ра­ботников на строительство промышленных и других крупных объектов.

Сталинская политика партии и государства все больше приоб­ретала командно-волевой характер и к концу 1929 года переросла в политику «ликвидации кулачества как класса на базе сплошной коллективизации» ^[18].

Проводя раскулачивание зажиточной части деревни, со­ветское руководство главным образом преследовало цель — стимулировать сплошную коллективизацию. Под угрозой рас­кулачивания и высылки крестьяне вынуждены были вступать в колхозы. Но помимо главной задачи, преследовались и дру­гие цели: во-первых, хозяйственного освоения отдаленных малонаселенных или необжитых районов страны и, во-вторых, получение дешевой, если не даровой, рабочей силы для лесо­разработок, сельскохозяйственного освоения целинных земель, раскорчевки тайги, строительства дорог ^{[19, 20, 21]}.

Механизм осуществления ликвидации в общем состоял из конфискации имущества и высылки людей. Репрессированных раз­деляли на 3 категории: «контрреволюционный актив», под­лежащий аресту, репрессиям, вплоть до расстрела, а члены се­мей высыла­лись в отдаленные районы страны (первая катего­рия); «крупные кулаки и бывшие полупомещики», которых высылали также в отда­ленные районы с семьями (вторая кате­гория); остальная часть, которую предполагалось после раску­лачивания расселять в пределах района проживания на специ­ально отводимых для них за пределами колхозных массивов землях (третья категория).

Формы расселения раскулаченных определялись установ­лен­ными 3 категориями «кулацких хозяйств». В директивных докумен­тах начала 1930-х гг. выделялись «вы­се­ля­е­мые» («высылаемые») для хозяйств так называемой вто­рой категории, направляемые в отдаленные районы, и «рас­се­ля­е­мые» для хозяйств третьей категории (вну­три­рай­он­ное рас­се­ление). Скоро термин «выселяемые» был заме­нен на «пе­ре­се­ля­е­мые», а термин «кулаки второй категории» — на «спец­пе­ре­се­лен­цы» ^{[22, с. 6-11]}.

Спецпереселенцы определенное сходство по статусу имели с административно-ссыльными или сосланными на поселение в досо­ветской России (принудительное выселение из мест прежнего про­живания, перемещение в отдаленные районы, ре­гулирование спосо­бов деятельности, запрещение сво­боды передвижения и т. д.). Как и дореволюционная категория высылаемых по приговорам сельских общин, раскулачен­ные нередко осуждались на заседаниях сель­ского актива. По своему функциональному назначению спец­пересе­ление походило на штрафную колонизацию, практико­вавшу­ю­ся в XIX веке. В эти годы переселение крестьян также имело добровольный характер и «обратническое» движение ^{[23, 24]}.

Таким образом, спецпереселенчество начала 1930-х годов имело некото­рые черты социальной политики России предыдущих столе­тий. Как ре­зультат сталинской государственной политики спец­­переселение яв­лялось ссылкой по существу и экономиче­ской колонизацией по це­лям ^{[25, 26, 27]}.

В конце 1920-х гг. при освоении отдаленных районов на земляных работах крупных строек, на заготовке леса (экс­порт ко­торого давал поступление валюты) решено ис­поль­зовать труд другой рабочей силы — «уголовно-арес­то­ван­ных». Весной 1930 г. в ведении ОГПУ в числе 6 территориальных управлений ИТЛ было и сибирское ^{[22, с. 12-16]}.

Для расселения кулаков второй и третьей категорий были отве­дены «необжитые, отдаленные северные районы (не входящие в состав переселенческих фондов), при этом в принципе отво­дов рай­онов расселения наряду с экономическими со­ображениями (пригодность их к сельскохозяйственному и промыш­ленному использованию) также учитывались моменты политиче­ского характера, в частности имели значение при­родные условия, гарантирующие невозможность бегства выселен­ных обратно (болота, реки, от­сутствие дорог)» ^{[22, с. 89-90]}.

Первыми в крае участками расселения кулаков в феврале — марте 1930 г. стали: в Ачинском округе Тутало-Чу­лым­с­кий район бассейна р. Чулым (вселено 1898 хозяйств, высе­ленных из Бийского, Кузнецкого и Ойротского округов), в Краснояр­ском округе Кеть-Чу­лым­с­кий район бассейна р. Кеть, Вороже­й­ка (вселено 873 хозяйства из Красноярского и Ачин­ского ок­ругов), в Канском ок­руге Карабульская группа ко­ло­ни­за­ци­он­ного фонда Приангарья (вселено 1033 хозяйства из Мину­син­ского и Хакасского округов) и бассейн Ангары в Кежем­ском районе (вселено 750 хозяйств Канского округа) ^{[22, с. 103]}.

В поле внимания государственных органов оказались се­верные районы края. Для реализации правительственной программы ускоренного развития рыбной промышленности в июне 1942 г. по Енисею в Дудинку прибыли первые партии спец­поселенцев, которых расселили в 3 района округа. Общая численность спецпоселенцев составила более 8000 чело­век, среди них были немцы Поволжья, финны, эстонцы, ла­тыши, литовцы. В 1942 г. на Таймыре открыто 6 новых рыбзаводов, а также возобновил ра­боту в 1943 г. крупный рыбоконсервный завод Усть-Портовский ^[28].

Промышленные масштабы приобрела заготовка и обра­ботка древесины — в результате чего многие районы тайги были превра­щены в индустриальное про­странство. В упоми­наемой выше записке ^{[22, с. 112]} сообщалось: «ввозя в лесные районы переселяемых кулаков, мы прежде всего смотрим на них как на представляющих собой со­лидную силу, впоследствии мо­гущую быть использованной рацио­нально и с максимальной эффективностью на лесоразработках».

Высылку раскулаченных власти пыта­лись представить как способ хозяйственного освоения окраин, как «спецколонизацию» территорий. В действительно­сти же спе­циальной программы колонизации районов ку­лац­кой высылки разработано не было. Непродуманная, случай­ная организация расселе­ния крайне затрудняла или исключала хозяйственные связи «колонизуемых зе­мель». По­этому часто «ко­­ло­­ни­­зо­­ван­ные» земли оказывались брошенными, как только бывшие раскулаченные по­лу­ча­ли право выезда из района высылки ^{[22, с. 6; 29]}.

Индустриальное освоение в предвоенные годы проявилось в появлении в городах края крупных промышленных объектов.

В начале войны в край эвакуировано из прифрон­товых районов более 40 предприятий. Часть из них размес­тили в Крас­ноярске.

Изменение структуры расселения в крае во второй поло­вине 1930-х и 1940-х годах связано с результатами массовой ссылки в Сибирь различных категорий людей. Это нерусское пограничное население (с 1936 г.), население аннексирован­ных государств (1939—1941 гг.), ряд нерусских народов СССР (1941—1944 гг.), жители стран Европы и Дальнего Востока, освобожденных Красной Армией во время второй мировой войны (с 1943 по 1947 гг.).

В 1950-е гг. промышленное освоение территории при­об­рело особенно большой размах. Мощ­ное строительство развернуто на Севере края с прокладкой трансконтиненталь­ной запо­лярной же­лезной дороги — на ее приенисейском участке Сале­хард—Игарка протяженностью 1263 километра ^{[30, с. 83-97; 31; 32]}. Перво­начально до­рога проектировалась от европейской части страны через всю Си­бирь, с паромной переправой через Бе­рингов пролив на Аляску. Позднее проект был скорректиро­ван: трассу ограничили до Чу­котки с ответвлениями на Ко­лыму и Камчатку. Прокладка дороги обосновывалась необхо­димостью промышленного развития Сибирского Севера. За­полярная магистраль в будущем должна была иг­рать роль круглогодичного дублера Северного морского пути. Вы­ход железной дороги на стык морских и речных коммуникаций обещал возможность создания в районе Игарки—Ермаково круп­ного транспортного узла, пункта базирования Северного морского пути.

На приенисейском участке дороги строительные работы на­чаты весной 1949 г. и продол­жались около 4 лет. Для обеспече­ния работ на всей трассе была уст­роена сеть различной вели­чины поселков и ко­лонн-лагерей. Дорогу стро­и­ли одноколей­ной с 28 станциями через каж­дые 40... 60 километров и 106 разъездами через каж­дые 9... 14 ки­лометров. В июне — июле 1953 г. было принято решение об остановке и консервации строительства Полярной железной дороги. (Начиная с 1960-х гг. в связи с про­блемой транспортного обеспечения га­зодобы­вающего комплекса на Севере Сибири проект строи­тельства железнодо­рожной линии Са­лехард—Игарка вновь находится в поле внимания проекти­ровщи­ков.)

В послевоенное десятилетие с целью восполнения недостающих трудовых ресурсов велось переселение в сельскохозяйственные отрасли, лесодобывающую и перерабатывающую промышленность ^[33]. Переселение в сибирские леспромхозы началось в 1950 году. В период с 1950 по 1957 гг. в леспромхозах края из 4116 прибывших семей всего закрепилось 2923.

Большая рек­ламная кампания по организации набора желаю­щих рабо­тать на освоении новых земель развернута правительст­вом к середине 1950-х гг. ^{[34, 40]}. Это было продикто­вано на­з­ре­в­шей необходимо­стью подъема сельского хозяйства страны, для чего требовались значительные трудовые ресурсы. (В пре­дыдущие десятилетия такая задача могла решаться с помощью насильственных мер.) Боль­шие надежды воз­лагались на воз­можность по­лу­че­ния в корот­кий срок мил­лионов пу­дов зерна за счет освое­ния целин­ных и залежных земель. В Красноярском крае про­исходило в основ­ном внут­реннее перераспределение ра­бо­чей силы. Од­нако во второй половине 1950-х годов прово­ди­лась организа­ци­он­ная работа по при­вле­чению пересе­лен­цев и из других об­ластей. Непо­сред­ст­вен­ные работы на це­лин­ных и залежных землях были начаты весной 1954 г. Среди краев и областей, освоив­ших наиболь­шее ко­личество новых земель, стоит и Крас­но­яр­ский край. Здесь распахано бо­лее 1,2 млн. га зе­мель (Ал­тайский край — 2,7 млн. га, Новосибирская область 1,6 млн. га, Омская — 1,5 млн. га) ^{[35, с. 254; 36, с. 137]}.

В последующее время в связи с изменением общественно-политической ситуации в стране обновились и формы градостроительного освоения отдаленных российских территорий.

В первой половине XX века для освоения Сибири чаще других использовались принудительные методы привлечения трудовых ресурсов (ссылка, лагеря заключения). Это свидетельствует о преемственности от предыдущих столетий сложившихся методов пра­вительствен­ной насильственной колонизации территории Сибири, сформулированных в начале XX века известными сибирскими исследователями Н. Ядринцевым, П. Буцинским, В. Косовановым, и подтверждает в известной степени исторически устоявшийся имидж о насильственных формах градостроительного освоения Сибирских территорий.

Темы о проявлении «насильственных» форм советского градостроительного освоения Сибири стали в перестроечные годы и последующие десятилетия востребованными для организованных тематических маршрутов в системе «въездного» туризма (т.е. для иностранцев) и «внутреннего» туризма (для приезжающих из других российских территорий). Это является ярким подтверждением сложившемуся в российском обществе и, в большей степени, за рубежом востребованному («узнаваемому» и «продаваемому») «бренду» Сибири как территории градостроительного «насильственного» развития.

При этом многообразие форм и методов советского градостроительства не замыкается на рассмотренном в статье опыте, - это дополняет общую картину изучения профессиональной организации полномасштабной градостроительной деятельности в Сибири в XX веке, которая внесла значительные новации в общемировую теорию и практику освоения отдаленных территорий с экстремальными природно-климатическими условиями.

К реконструкции более полной картины о процессах градостроительного освоения сибирских территорий в XX веке исследователи градостроительства и архитектуры подступаются лишь в последние годы. Важно, что дальнейшее изучение истории градостроительства России с расширением исследуемого пространства и введение в научный оборот новых сведений, фактов из истории Сибири и других российских провинций, может привести в большей или меньшей мере к корректировке общей картины о развитии отечественного градостроительства минувшего столетия.