Кризис турецкой идентичности

За последние годы Турция столкнулась с целым рядом новых вызовов и угроз, идущих как извне государства, так и изнутри него. Партия справедливости и развития (ПСР) с момента прихода к власти провела существенные реформы внутренней и внешней политики, что не могло не сказаться на вступлении Турции в эпоху перестройки как государства, а следственно, турецкий народ вошел в затяжной кризис идентичности.

Современная турецкая идентичность начала формироваться после Первой мировой войны. Катализатором послужила национально-освободительная борьба под руководством Мустафы Кемаля Ататюрка. Гражданская война сплотила население современной Турецкой Республики вокруг борьбы с общим врагом, то есть с интервентами стран Антанты и с теми ее сторонниками, которые хотели разделения Турции на части. Именно скоординированная и самоотверженная борьба турецкого народа привела к тому, что образовалась Турция в тех границах, в которых она есть сейчас. При этом, бесспорно, нельзя отрицать роль внешнего фактора, которым являлась РСФСР, поддержавшая революцию Ататюрка.

Вскоре Турецкая Республика формирует свою первую собственную Конституцию, в которую с самого начала были заложены шесть принципов, так называемых «шесть стрел» Ататюрка. Одним из этих принципов был национализм, причем понимаемый не как сугубо любовь к своей нации, а как стремление построить новую турецкую нацию, которая объединила бы различные народы, проживающие на территории страны. В соответствии с этой концепцией, национализм воспринимался как объединение всех граждан Турции в единое унитарное государство. Именно завоевания революции и поддержание территориальной целостности Республики должны были стать своеобразным гарантом сохранения и будущности турецкой государственности.

Отдельные этносы, проживающие в Турции, неоднократно старались организовать восстания, направленные против действующей власти, однако все они успешно и достаточно жестко подавлялись благодаря пониманию необходимости единого будущего государства, основанного на завоеваниях революции. В первую очередь, здесь речь идет о сопротивлении курдов против своего рода ассимиляции в рамках создания единой Республики. Курды не хотели встраиваться в турецкую вертикаль и, получая поддержку извне, надеялись все-таки реализовать план по созданию собственного государства под названием Курдистан, которое объединило бы юго-восток Турции, север Ирака, север Сирии и север Ирана. Однако в планы турецкого руководства подобные процессы не входили, и постепенно созданная Рабочая партия Курдистана стала подвергаться гонениям на территории страны как партия, основанная на национальных признаках и ведущая борьбу неправомерными методами. Все это четко укладывалось в статью Конституции Турецкой Республики, гласящую, что все граждане Турции являются турками. Данная статья присутствует и в последней редакции турецкой Конституции, гарантируя, как считает руководство государства, единство народа Турции. При этом Турецкая Республика практически не проводит национальную политику внутри страны, во многом приравнивая нацию к национальности. Это вызывает сильное недовольство среди национальных меньшинств, а различные международные организации обвиняют Турцию в нарушении прав человека.

Результатом подобной политики является активное сопротивление отдельных групп населения, в частности курдов, действующей власти. Противостояние регулярно выливается в кровавые столкновения на юго-востоке страны с турецкой армией, которая, по меньшей мере, жестоко их подавляет, а по данным различных международных организаций и независимых репортеров, прибегает и к методам, совершенно далеким от права, в том числе к массовому сожжению людей.

Стоит отметить, что на протяжении XX в. курдов называли никак иначе, как горными турками. И лишь Партия справедливости и развития, придя к власти, стала активно использовать слово «курд», не стесняясь его в политической риторике. Тем самым Партия рассчитывала, что привлечет на свою сторону курдских избирателей и сможет способствовать установлению мира в стране. Сразу после прихода к власти ПСР стала проводить реформы, которые получили название «прорывов», одним из которых был так называемый «курдский прорыв». В рамках данной реформы стала осуществляться попытка по предоставлению определенных культурных прав курдскому меньшинству. Так, предполагалось разрешить теле- и радиовещание на национальных языках меньшинств Турции, обучение на курдских языках. Однако дальше делегирования таких прав частным школам и каналам и выделения весьма ограниченного времени на региональных каналах Турецкая Республика не пошла. Хотя на старте противникам Партии справедливости и развития это давало козырь в обвинении ее в стремлении способствовать реализации американского плана по изменению границ в регионе, который получил название «Большой Ближний восток», скорее всего турецкое руководство просто-напросто стремилось привлечь курдских избирателей и сократить число противников осуществляемых Партией реформ. Основной же задачей ПСР стало отстранение от рычагов управления страной военных как символа сохранения светскости режима. Иными словами, Партию объединяла именно эта цель, а все остальные субзадачи должны были лишь способствовать ее достижению.

Когда же в 2010 г. было произведено большое количество арестов высокопоставленных военных и ректоров с обвинением в подготовке государственного переворота, риторика Партии стала радикально меняться. Внутри ПСР возникли конфликты относительно дальнейшей траектории развития страны, и эти разногласия привели к тому, что постепенно началась конфронтация между нынешним президентом Турции Реджепом Эрдоганом и Фетхуллахом Гюленом, богословом, публицистом, живущим в США и, по разным данным, активно способствовавшим формированию Партии. Данный конфликт послужил причиной установки системы прослушивания руководства страны, в результате чего был открыт целый ряд судебных процессов; по инициативе турецкого правительства были проведены чистки в полиции, ранее во многом подконтрольной силам, связанным с Гюленом.

Конфронтация совпала с конфликтным противостоянием между различными силами и внутри страны. В Турции традиционно сильна политическая борьба в открытом поле, и субъекты политики реально представляют интересы тех или иных социально-классовых групп. Исторически сложилось так, что эти субъекты постоянно вели между собой жесткую борьбу, которая с 2010 г. стала накладываться на проблемы внутри Партии справедливости и развития. То есть возник конфликт политических сил общегосударственного масштаба и конфликт внутри партий местного значения, что все больше и больше стало способствовать усилению раскола внутри турецкого общества.

Люди перестали в политическом плане делиться по классическим лекалам, которыми в отношении Турции последователи пользовались до 2010 г., когда условно всех можно было разбить на две крупные группы – сторонники исламских сил и их противники. Внутри каждой группы были свои различия, однако ключевым принципом, положенным в основу деления, стала именно приверженность политическому исламу ^[1].

Постепенно возникли и другие причины для деления. Уже нельзя однозначно сказать, что ПСР является умеренной исламской силой. Внутри Партии сформировались различные течения и движения, одни из которых являются сторонниками большей роли ислама в политике, другие – меньшей. ПСР есть постмодернисткий микс, постмодернистская партия, в которой найдется место всем; это широкая партия, которая относится к умеренно-консервативному центру.

Народно-республиканская партия, которая раньше была сугубо социалистической и прозападной, сегодня также претерпевает изменения. Основанная Ататюрком, она все меньше и меньше следует его идеям. Так, руководитель партии Кемаль Кылычдароглу не раз обвинялся оппозицией в продвижении консервативных и умеренно исламских взглядов внутри партии. Кроме того, недавно возникли скандалы, связанные с тем, что в региональном управлении партии сняли портрет Ататюрка, наличие которого в последнее время стало отличать сторонников Народно-республиканской партии от сторонников Партии справедливости и развития. Если ранее этот портрет можно было встретить повсеместно, то сегодня культ турецкого революционного лидера уходит в прошлое.

Возникла еще более постмодернистская партия, которая дала о себе знать на последних парламентских выборах лета и осени 2015 года, – это Демократическая партия народов (ДПН) во главе с Селахаттином Демирташем, на старте воспринимаемая многими сугубо как курдская партия. Однако на самом деле она также представляет собой постмодернистскую структуру, в которую входят различные социально-классовые субъекты. Во многом ДПН основана на стремлении поддержать различные меньшинства, будь то курдское меньшинство, кавказские диаспоры, сексуальные меньшинства. То есть, по сути, Демократическая партия народов является своеобразной либеральной альтернативой консервативной Партии справедливости и развития.

Еще одной партией на турецкой политической арене является Партия национального действия (ПНД), которой руководит уже пожилой политик Девлет Бахчели. ПНД известна своими националистическими высказываниями; с партией связывают и название молодежной радикальной ячейки «Серые волки». На сегодняшний день Партия национального действия также находится в кризисе идентичности и стремится ее найти, пытаясь определить свое новое место в сложившемся раскладе сил. Внутри ПНД есть как сторонники жесткой политики, так и приверженцы более мягких действий. Сторонники более жесткой политической риторики на последних выборах обвиняли Девлета Бахчелина в том, что он фактически передал бразды правления над националистами правящей Партии справедливости и развития ^[2].

Внутренняя идентичность народа во многом строится на столкновениях между различными субъектами в правящей партии и между отдельными партиями. Внутренняя идентичность гражданина Турции продолжает определяться принципом «все граждане Турции – турки», но эта идентичность вызывает сомнения у национальных меньшинств. Такой подход вызывает некоторое недоверие и у самих турков. При этом ПСР дала четко понять, что в рамках реформ Конституции, которые она пытается проводить, места федерализации и автономиям не предусмотрено. Это еще больше ожесточило борьбу отдельных слоев курдского общества внутри страны.

Кроме того, нельзя не отметить и особые проблемы в становлении турецкой идентичности с точки зрения понимания своего места в мировой региональной политике. Граждане Турции не только не могут определиться, как воспринимать себя в себе, они не могут понять, как воспринимать себя в мире: Турецкая Республика является евразийской страной, относится как к Европе, так и к Азии; она относится и к Балканам, и к Кавказу, и к Ближнему и Среднему Востоку; Турция входит в Черноморский и Средиземноморский регионы. Все это накладывает отпечаток двойственности на турецкую идентичность, как, впрочем, и на российскую ^[3]. При этом турки на протяжении своей истории делали разные выборы. Основной выбор конца XIX в. связан с вестернизацией общества; выбор после революции Мустафы Кемаля Ататюрка – с поиском собственного пути вместе с РСФСР – это этап наибольшего сближения России и Турции, которые в тот момент пытались найти свою собственную идентичность, не зависящую ни от Запада, ни от Востока.

Затем, после Второй мировой войны, турецкая идентичность развернулась в сторону Запада, турки искали свое место в Западном мире: стремились к вступлению в Европейский союз, вошли в состав в НАТО. Однако после распада СССР возникла новая перестройка, в результате которой в турецком обществе возобладали консервативные взгляды, способствовавшие в итоге приходу к власти ПСР. Взгляды эти связаны с тем, что общество стремилось преодолеть тот экстремум, тот пик, направленный на Запад, и попытаться найти свое место в более близких регионах. Изначально это было выражено в выстраивании Партией справедливости и развития более тесных отношений со странами Ближнего и Среднего востока. Затем у Партии возникла внешнеполитическая доктрина «Ноль проблем с соседями» ^[4]. Турция стала стремиться к тому, чтобы перейти из разряда средних держав в разряд региональных, а точнее надрегиональных ^[5]: Турецкая Республика входит в состав несколько регионов и пытается занять лидерские позиции, то есть внешнеполитической задачей страны становится сначала переход к региональному лидерству, а затем и к мировому.

Двойственность внешнеполитической идентичности Турции четко сказалась и на внешней политике, где возникла доктрина, изначально предполагавшая установление мирных и дружеских отношений с соседями путем разрешения имеющихся конфликтов. Доктрина «Ноль проблем с соседями» стала приносить свои плоды в том числе и в процессе переговоров по так называемому «армянскому прорыву», когда Турция вместе с Арменией пыталась найти решение исторически возникших вопросов с целью выстраивания нормальных отношений. На старте эта доктрина может быть охарактеризована как мирная инициатива по установлению некого идеала, к которому нужно стремиться, «нолю проблем», путем, в первую очередь, переговоров, посредничества в переговорах. В частности, Турция играла активную роль посредника в таком региональном конфликте, как арабо-израильский.

Однако с течением времени эта политика претерпела существенные изменения: Турция стала пытаться воздействовать на соседей путем применения мягкой силы для формирования подконтрольного ей лобби на их территориях. В первую очередь, через инструменты образования и выращивание нового, лояльного Турции человека в этих странах ^[6].

Постепенно доктрина «Ноль проблем с соседями», которая стала уже основываться на мягкой силе и на стремлении к долгосрочному воздействию, в связи с существенным отсутствием терпения в турецком руководстве, а также с драматическими событиями в рамках «арабской весны», привела к тому, что турецкому истеблишменту захотелось всего и сразу. Стратегическое мышление ушло, и на его место пришло новое мышление, основанное на стремлении реализовать тактические цели. После событий «арабской весны» Турция поняла, что она несколько запаздывает с реакцией: в регионе стремительно меняются режимы, многие из которых становятся более лояльными Турции, чем раньше (в частности, в Египте, где к власти пришли «Братья-мусульмане» во главе с Мурси), однако Турция не играет в данных изменениях значительной роли. В этой связи, когда в Сирии начались известные события, Турецкая Республика решила занять более активную позицию, надеясь, что режим президента Сирийской Арабской Республики Башара Асада падет так же быстро, как пали режимы в Египте, Ливии, Тунисе. Тем самым Турция на самом деле опять встраивается в американскую внешнеполитическую линию и выполняет выгодные Соединенным Штатам функции. Делает она это вместе с Саудовской Аравией в противовес Ирану, усилившемуся в том числе после американской операции в Ираке.

Поддерживая исламистские силы в Сирии, Турция совершила существенную ошибку, добившись лишь сиюминутной выгоды, в частности, прибыли от торговли энергоресурсами. Турция надеялась, что удастся получать газ из Катара через территорию Сирии и противопоставить себя во многом России, отношения с которой были одним из последних успехов в турецкой политике «Ноль проблем с соседями». Однако в связи с активной позицией Ирана и России, в связи со стойкостью режима Башара Асада, Турецкая Республика, пожертвовав своими только-только устанавливавшимися нормальными отношениями с Сирией, оказалась в собственной ловушке – ловушке собственных амбиций ^[7].

Турецкая политика в Сирии потерпела фиаско, и Турция вновь обратилась к своей исторической мечте по интеграции в европейские структуры. На фоне миграционного кризиса, разворачивающегося в Европе ^[8], Турция перешла к политике моста между Ближним и Средним востоком и Европой, моста, на котором взимается плата за проезд и который могут перейти только те, кто выгоден Турецкой Республике. Европа оказалась в западне благодаря своей политике по интеграции новоприбывших беженцев в свое общество, в связи с политикой толерантности и мультикультурализма, которую она проводила на протяжении последнего времени. Кризис беженцев породил раздвоение идентичности уже в самой Европе, которая оказалась между национализмом и мультикультурализмом ^[9]. Турция, где кризис внутренней идентичности длится на протяжении уже десяти лет, если не сказать на протяжении всей истории, перебросила свой кризис внутренний и кризис, связанный с ситуацией в регионе, на Европу. Иными словами, та нестабильность, которая возникла в регионе Ближнего и Среднего востока, стала распространяться на Европу во многом при участии Турции, четко способствовавшей достижению американских целей по превращению Европы в «плавильный котел», которым более удобно управлять ^[10].

Таким образом, сегодня в Турции на лицо кризис идентичности внутренней, основанный на противостоянии субъектов в национальном вопросе, например курдском ^[11], и кризис идентичности внешней: к чему Турции стремиться с точки зрения внешнеполитических приоритетов, как рассматривать тех или иных акторов ^[12]. Все начатые Партией справедливости и развития реформы, связанные с поиском и становлением идентичностей, пока, несмотря на имеющиеся положительные изменения, закончились лишь усугублением проблем. Очевидно, что в результате кризиса турецкой идентичности страна либо перейдет на новый уровень этой идентичности, сумев сохранить территориальную целостность, отстояв свою государственность и найдя свой собственный путь развития, как во времена Ататюрка, либо окажется в еще большем кризисе идентичности, который приведет к различным болезням государства, к дисфункции государственного аппарата и усилению центробежных сил.