Причины возникновения и трансформации военной демократии у народов Северного Кавказа

Блейх Надежда Оскаровна кандидат педагогических наук, доктор исторических наук профессор, Северо-Осетинский государственный университет им. К.Л. Хетагурова 362025, Россия, Республика Северная Осетия-Алания, г. Владикавказ, ул. Ватутина, 46 Bleikh Nadezhda Oskarovna Professor, the department of Social Work, North Ossetian State University named after K. L. Khetagurov  362025, Russia, respublika Severnaya osetiya-Alaniya, g. Vladikavkaz, ul. Vatutina, 46 nadezhda-blejjkh@mail.ru Другие публикации этого автора

История на наглядных примерах показывает нам, что народы любой страны несут ответственность за своё будущее, пытаясь достигнуть наилучших условий существования. Как известно, комиссионерами между этносами и необходимыми благами являются государство и власть, от взаимоотношений которых зависит состояние социума. Сегодня мы с гордостью отмечаем, что Россия становится поистине демократическим государством. Развитие демократизма в нашей стране влечет за собой повышенный интерес к его истории, особенно к ранним этапам развития последней. Наиболее спорным и интересным был и остается вопрос о военной демократии, которая являлась последним рубежом догосударственного развития общества. Она была характерна практически для всех этносов, переживавших переход от первобытнообщинного строя к государству, и играла ключевую роль в их судьбе.

Однако в этнографической науке еще слабо освещены особенности переходного периода от родового общества к классовому. Не совсем уточнены такие сложные проблемы этого этапа в истории че­ловеческого общества, как характер институтов и норм, сменяющих родовое устройство. Даже сейчас остаётся немало вопросов о причинах появления и трансформации военной демократии на Северном Кавказе. Постараемся ответить на один из них - что же послужило причиной появления и дальнейшей мутации этого института у горских народностей.

Как свидетельствует история, на этапе разложения первобытнообщинного строя, при полном господстве патриархальных отношений, быстро стали накапливаться богатства, принадлежащие уже не одному роду, а отдельным имущественно обособлявшимся патриархальным семьям. Погребальный инвентарь середины 1 тысячелетия д.н.э. свидетельствует о росте имущественного неравенства. Умножение богатств происходит теперь уже внутри отдельных семей. Из большой патриархальной семьи выделяется нуклеарная семья, которая становится воплощением частной собственности. Устанавливается наследование имущества. Постепенно имущественное неравенство превращается в зачатки социального. Это является новым этапом в истории уже распадающихся первобытных обществ Северного Кавказа с существующим общественным строем, пора так называемой «военной демократии».

Впервые термин «военная демократия» был введен в научный оборот американским писателем Льюисом Морганом в монографии «Древнее общество». Этим автор обозначил переходный период от первобытного общества к государственному устройству. Заключался он в том, что все дееспособные и могущие держать оружие мужчины созывались на народное собрание для решения внутренних и внешних проблем своего общества. Без оружия воин не обладал правом голоса.

Характеризуя этот период, К.Маркс отмечал: «Непрекращающийся рост производства, а вместе с ним и производительность труда повышали ценность рабочей силы человека, рабство, на предыдущей ступени развития только возникавшее и носившее спорадический характер, становится теперь существенной составной частью общественной системы» ^{[13, с. 163]}.

Вскоре патриархальное рабство появляется и на Северном Кавказе, так как и здесь назревает потребность в чужой рабочей силе. Обычно эту силу доставляли военные набеги и грабительские походы, реже - закабаление одного рода другим из-за невыполнения договорных обязательств. Письменные документы свидетельствуют о наличии рабов и даже работорговли у кавказских племен. Однако рабовладение на Кавказе имело свою специфику.

Первоначально, в условиях родового строя, рабы (в основном, военнопленные) не подвергались жестокой эксплуатации. Они были на положении младших членов патриархальных семей. Затем их обязанности изменились. Они стали являться безраздельной собственностью хозяина. Их эксплуатировали в хозяйстве, а чаще продавали. Военнопленные выполняли самую тяжелую работу по дому, их можно было продать, подарить и убить. Только позднее им разрешалось отделиться, обзавестись земельным участком, семьей. Они получали уже некоторые права, как младшие сыновья большой семьи. Участвуя в производстве, такие рабы в период патриархального рабства увеличивали богатства своих хозяев, тем самым повышая их социально-экономическую значимость.

Также в этот период прослеживается социальная дифференциация свободных дружинников, составляющих основу войска. Об этом говорят археологические памятники – огромные курганы высотой до 10 м, под которыми хоронили вождей племен и родов. При их раскопках выявлены просторные могильные ямы с остатками каменных или деревянных конструкций и дольменовидные гробницы из массивных туфовых плит, содержавшие богатый погребальный инвентарь (разнообразные глиняные и металлические сосуды, изделия из бронзы, золота и т.д.). Вместе с тем, на Северном Кавказе известны сотни относительно небольших курганов типа Дзуарикауских, в которых обнаруживаются обычные грунтовые могилы с очень бедным погребальным инвентарем, а то и вовсе без вещей. Можно предположить, что в них хоронили рядовых общинников ^{[9, с. 23]}.

Рост плотности населения на Северном Кавказе вынуждал к более тесному сплочению племен. Союз родственных племен становился необходимостью, вместе с тем делалось необходимым и слияние их земель в одну общую территорию для всех горских народов под единоначальным управлением. Вскрывая причины появления военного демократизма, Ф.Энгельс писал: «Военный вождь народа… становится необходимым, постоянным должностным лицом. Появляется народное собрание там, где еще не существовало. Военачальник, совет, народное собрание образуют органы родового общества, развивающегося в военную демократию. Военную потому, что война и организация для войны становятся теперь регулярными функциями народной жизни. Война, которую раньше вели только для того, чтобы отомстить за нападения, или для того, чтобы расширить территорию, ставшую недостаточной, ведется теперь только ради грабежа, становится постоянным промыслом» ^{[13, с. 164]}.

Всё это постепенно раскалывало родовую общину на две группы – богатых и бедных – и способствовало зарождению родовой аристократии. Так выделяются «старшие» - богатые и наиболее многочисленные роды и фамилии и «младшие» - малочисленные. Накопление же богатств (скот, металл и пр.) в условиях развивающейся частной семейной собственности, естественно, служило объектом вожделений соседних племен, стремившихся к насильственному их захвату. Все это приводило к активизации межплеменных сношений военного характера и как следствие этого – существование военных дружин с военачальником во главе.

На заре становления военной демократии должность вождя (как и жреца) была выборной. Ими становились, как правило, люди, отличающиеся личностными качествами как в военных, так и в мирных делах. Они должны были обладать незаурядными способностями для того, чтобы приводить своих одноземельцев к победе в результате которой у них появлялись новые земли, скот и дармовая рабочая сила. Они также должны были решать все сложные вопросы экономического, политического и социального характера своей общины или своего военного союза. В некоторых источниках их описывают даже как царей. Так, у гуннов-хайландур, по сообщению путешественника Егише, имеется свой «царский род». Правителей гуннов Болоха и Грода Феофан Исповедник и Гевонд называют «князьями, а вдову Болоха – Боарикс – «царицей», ее недругов Стирака и Глениса – «царями других гуннских племен» ^{[10, с. 20, 74]}. В наставлениях сыну византийский император Константин Багрянородный упоминает «властителя Алании, нападения которого боятся хазары» ^{[2, с. 11]}, а в «Церемониях византийского двора» он сообщает, что «аланскому царю посылались грамоты с золотой печатью и ему была оказана высокая честь называться «духовным сыном» императора; в византийском списке государств Алания занимает одно из первых мест вслед за Арменией и Иверией» ^{[2, c. 123]}. Сведения Константина Багрянородного подтверждают и хазарские источники: «…заключил царь (хазар) союз с нашим соседом, царем алан, так как царство алан сильнее и крепче всех народов, которые вокруг нас…» ^{[17, с. 116]}. О том же свидетельствует и путешественник Масуди: в Алании «царь могущественный, сильный и пользующийся большим влиянием, чем остальные цари» ^{[17, с. 33. 205]}. И далее (по Масуди), аланский царь носит титул к. кр. ндадж (вероятно, заимствованный от хазар), имеет свою столицу – город Магас и, кроме того, владеет замками (крепостями)». Также существенным представляется замечание Масуди о том, что абхазы имеют своего государя ^{[17, 34]}. Аланского царя упоминает и другой арабский автор X в. Ибн Руста, знающий иное его звание – «бгаир» ^{[17, с. 154, 155]}. Некоторые историки справедливо видят в нем иранский по происхождению титул «багатар». В грузинских средневековых хрониках неоднократны упоминания «осбагатаров» ^{[7, с. 155. 254, 267 и т.д.]} и их боевых подвигов. Возможно, что титул «багатар» носили высшие представители аланской дружинной знати, вассалы царя. Данные Ибн Руста относятся к IX веку и отражают ситуацию, когда единого царства еще не было.

Одним из внешних проявлений строя военной демократии было создание сильных военных организаций во главе с военными вождями и грабительские набеги на соседей. История алан до гунского нашествия пестрит подобными походами и набегами (например, походы алан в Закавказье и страны Передней Азии в 1 – 2 вв. и т.д.). Набеги – «балцы» воспеты в горском нартском эпосе, формирование которого ученые в основном относят именно к эпохе военной демократии. Характеристика отдельных черт, присущих этой эпохе, есть в описании алан Аммианом Марцеллином (IV в.). В частности, он сообщает, что «аланы с военными целями грабежа или охоты доезжают до Меотийского болота и Киммерийского Боспора (Азовское море), даже до Армении и Мидии… они не имеют никакого понятия о рабстве, будучи все одинаково благородного происхождения, и в судьи выбирают лиц, долгое время отличавшихся военными подвигами»^{[14, с. 305]}.

У племени вайнахов (ингушей) тоже существовали свои военные дружины, называемые «гаьр». Они состояли из хорошо вооруженных удальцов и организовывались периодически для набегов на соседние районы Осетии, Кабарды и Грузии. «Объектами добычи были скот, оружие, драгоценности и люди» ^{[18, с. 139]}, которых превращали в рабов или продавали. Преданиями о таких набегах дружин, во главе которых стояли вожди («бяччи»), полны вайнахские исторические песни.

В грузинских хрониках сохранились свидетельства о былых набегах в Грузию северокавказских горцев ^{[11, с. 34]}. Ингушский просветитель и этнограф Чах Ахриев свидетельствует, что «грузинский царь Ираклий принимал одного из потомков Таги (кистинского старшину) с большим уважением и почестями, подобающими владетельным лицам… Сыновья Джерахмата Лорсин и Бек пользовались между джераховскими жителями точно также большим уважением. Подобно кистинским предводителям, они неоднократно были принимаемы грузинскими царями к своему двору и получали от них при своем возвращении богатые подарки. Вероятно, грузинские цари обласкивали горских предводителей с целью приобретения их расположения и предупреждения с их стороны хищнических нападений на пограничные грузинские земли. А эти нападения в первые времена существования ингушских обществ были весьма часты; они производились большей частью предводителями небольших отрядов дружины, причем они весьма нередко забирались в самую глубь грузинского царства. Главной целью нападения было желание приобрести красного шелку и ситцу для праздничных бешметов своей фамилии…» ^{[1, с. 3]}.

Тактика сбора в походы у всех северокавказских горцев была примерно одинаковой. Большую часть войска составляла конница. Местом для сбора назначались глухие урочища, где проверялась подготовленность ополченцев, производился раздел войска на подразделения. Представители одной деревни числом от 10 до 100 человек составляли «отдельный огонь». Каждый «огонь» состоял из панцирщиков, простой конницы и пехоты. Князья и богатые люди со своими приближенными составляли отборную панцирную конницу. Более бедные общинники формировали простую конницу, а пехота состояла только из одних крестьян. Все вещи, нужные в походных условиях всегда находились при воине, а обмундирование было хорошо подогнано. Во время похода воины могли свободно определять направление движения по звездам. К боевой жизни был предназначен и конь, готовый с безукоризненностью повиноваться узде. Он обладал великолепной стойкостью и мог осуществлять в день стокилометровые пробеги.

С постоянной походной жизнью у горцев связано и появление «путевой пищи», в рационе которой были сухие лепешки, а также мука из обжаренного пшена, ячменя и мамалыги, которая разбавлялась простой водой и вполне могла заменить хлеб; также имелись копченый сыр и вяленое сухое мясо, которые долго хранились и мало весили ^{[4, с. 235]}.

Во время походов все должны были повиноваться военачальнику: его приказы выполнялись беспрекословно. Военачальник и раздавал награду в конце похода (в расцвете военной демократии – по заслугам, впоследствии – по знатности). Вождей для похода выбирали обычно в специально отведенном для этого месте, называемом общим кавказским словом – «ныхас» («нихаш» - осет, «хаса» - каб., «халхъны джыилыуу» - балк, «мехе кхел» - чеч.) общим собранием, состоящим из свободных совершеннолетних (т.е. могущих владеть оружием) горцев, которые должны были служить в ополчении, т.е. являлись дружинниками. Пришельцы и иноземцы, а тем более рабы не имели права голоса и освобождались от несения военной службы. Этот момент отображен и в горском фольклоре: «Когда мать нартского рода Сатаней (Сатана, Шатана), явившись на хасе, просит родовитых нартов ввести в круг хасе «низкорожденного» Сосруко, то один из нартов отвечает ей:

«Матерей мы уважаем,

Но богатырей на хасе

Не зовем по просьбе женщин» ^{[19, с. 59]}.

Поскольку ныхас являлся сословно-представительным собранием горцев, пользующимся беспрекословным авторитетом во времена средневековья, скажем несколько слов о нем. Собрание дружинников проводилось на ныхасе – большой площади в центре села (слово «ныхас» в горском лексиконе означало «речь», «слово»). На этот факт обратил внимание Ж.Дюмезиль, писавший, что «всякий порядочный кавказец столь же красноречив, сколь и чувствителен к красноречию»^{[12, с. 12]}.

Ныхас (хаса) являлся довольно значимым социальным институтом у горских этносов. Особенно большую роль он играл во времена средневековья. В памятниках народного фольклора перечисляются места, где заседали ныхасы. Например, часто упоминаются селения Бизинги в Кабарде, Лац в Осетии, Нохчи-Келой в Ингушетии, Эль-Тюбю в Балкарии, Кизилюрт в Дагестане и т.д. В некоторых из них даже сегодня можно увидеть большие камни-валуны, расположенные дугой. На них (по преданию) садились высокочтимые нарты Сослан, Урузмаг, Баратыр, Батраз и другие. Этот факт говорит по мнению проф. Б.А.Калоева о том, что «ныхасы различных горских народностей берут свое начало еще с далекой скифо-сарматской эпохи потому имеют много сходного в силу их исторической и этнографической общности" ^{[5, с. 162-167]}.

В нартском эпосе горцев мы видим, какое большое место мифология уделяет данному институту. Каждый год нарты собирают Ныхас. В кабардинском фольклоре (в сказании о Сосруко (Сослане)) это отражено так:

«…Собрали хасу, сильные мчались туда,

И малого мужа, молодого Сосруко,

Нарты пригласили на хасу.

Сел Сосруко на коня и прибыл на хасу… ^{[15, с. 14]}.

Ныхас старейшины и вожди созывали для решения множества жизненно важных вопросов, и народ всегда их поддерживал. С согласия народных собраний предпринимались меры безопасности народа и военные походы. О характере проведения таких собраний писали и осетинский просветитель И.Кануков в очерке «В осетинском ауле» ^{[6, с. 48-53]}, и кабардинский этнограф А.Кешев в рассказе «На холме» ^{[8, с. 123-132]}. Они показывали социальную значимость деятельности этих социальных институтов для выработки общественного мнения и воспитания молодежи.

Здесь разбирались обычно межродовые конфликты, дела об убийствах, оскорблениях, похищениях невест, споры из-за имущества. Решения этих дел происходили обычно по адату. В качестве судей здесь были вожди.
Ныхас также являлся культурным центром, где горцы своё красноречие, упражнялись в стрельбе и рубке, сказители рассказывали сказки, легенды, предания. Негласное правило всех кавказцев гласило (по подобию законов греческих Олимпийских игр), что в период проведения Ныхаса нельзя было воевать друг с другом, убивать людей, т.е. это время у них считалось священным. Что подтверждает и черкесский нартский эпос:

«…Поправив шапку, Сосруко садится на коня.

На хасу нартов он едет.

И тут доблестный воин увидел Тотреша

И хотел снести голову своему обидчику,

Но один старец произнес:

«Сегодня у нартов винопитие,

Не замути им напиток.

Сегодня из нашего рода людей не убивают,

Кто убьет, того ждет возмездие…» ^{[19, с. 123]}.

Как нами было упомянуто выше, выборы вождей производились на ныхасе. В разные периоды феодальной эпохи это голосование проходило по-разному. В начале становления и в период расцвета военной демократии избрание военачальника производились по личностным качествам претендента. Впоследствии мужество, силу и ловкость стали заменять знатность и родовитость. Такая деградация демократии военного времени вызвана тем, что племенная знать и главным образом военные предводители кочевых объединений сосредотачивали в своих руках богатства, скот и всевозможные драгоценности, награбленные во время походов или полученные в дар от союзников. Хорошо этот процесс прослежен на примере ингушского народа.

Так, по сведениям Плано Карпини «в древний период времени галгаевцы не знали потомственной передачи власти…, они выбирали из своей среды только самых достойных и передавали им право судить и производить расправу над своими единоземельцами» ^{[16, с. 57]}. Однако ныхас со временем претерпевает некие изменения и уже С.Броневский на основании ряда официальных документов в 1823 году имел основание о тех же ингушах-галгаях писать, что живут они уже «под правлением старшин из богатых родов, которые присваивают себе права управления наследственно ^{[3, с. 29]}. Это наблюдение полковника русской службы подтверждает вывод философа Ф.Энгельса о том, что «…установленное обычаем избранием их (вождей) преемников из одних и тех же семейств мало-помалу переходит в наследственную власть, которую сначала терпят, затем требуют и, наконец, узурпируют…» ^{[20, с. 164]}.

Хотя конечно, бывали случаи, когда и в период расцвета военной демократии вождями избирались достойнейшие. Так, народная память дагестанцев сохранила нам одно интересное предание об Ивизде Газде, в котором рассказывается о безуспешных попытках отдельных властителей стать вождями. На одно такое собрание и явился Ивезда Газда на превосходном коне, в роскошном шелковом одеянии, однако подпоясанном грязным ремнем из ослиной кожи. Это, естественно, вызвало недоумение у присутствующих, и тогда Ивезда сказал: «Как ослиный ремень к шелковым одеждам, так князья не идут к дагестанцам» ^{[12, с.96]}. Это и решило исход голосования. Вождя горцы не избрали. Но таковые случаи встречались крайне редко. Впрочем, и такие эпизоды с течением времени встречаются все реже… Это свидетельствует о том, что со временем органы родового уклада незаметно отрываются от своих народных корней, а весь родовой строй превращается в свою противоположность.

Как видим, военная демократия характеризуется такой формой организации власти, при которой последняя сосредотачивалась в руках у вождей племен. Военная демократия являла собой переход человеческого общества от первобытного этапа своего существования к более зрелому периоду, т.е. цивилизации, поэтому на определенной стадии развития играла позитивную роль в судьбе всех народов, в том числе и северокавказских. Причиной появления военного демократизма в крае явилась насущная потребность народов защищать себя от внешних и внутренних нападений. Для этого образовались и органы родового общества, состоящие из военачальника, совета и народного собрания.

Со временем война, которую раньше вели только для того, чтобы отомстить за нападения, или для того, чтобы расширить территорию, ставшую недостаточной, ведется теперь только ради грабежа, становится постоянным промыслом. Всё это со временем раскалывает родовую общину на две группы – богатых и бедных и способствует зарождению родовой аристократии. Если на заре становления военной демократии должность вождя была выборной, то затем она на протяжении нескольких веков трансформировалась в наследственную. Постепенно военный предводитель наделялся функциями правителя (феодала), а его приближенные становились советниками и наместниками, что и наложило отпечаток на последующую социальную структуру горского общества.