Страны Азии и Африки в Организации Объединенных Наций: Анализ использования мягкой силы

Владимирова Алина Валерьевна ORCID: 0000-0003-4069-3166 Научный сотрудник, Институт востоковедения, Российская академия наук 107031, Россия, г. Москва, ул. Рождественка, 12 Vladimirova Alina V. Researcher, Institute of Oriental Studies, Russian Academy of Sciences 107031, Russia, g. Moscow, ul. Rozhdestvenka, 12 alina.v.vladimirova@gmail.com Другие публикации этого автора

История концепта «мягкая сила» насчитывает уже четверть века, хотя идеи о нематериальных ресурсах политической власти легко обнаруживаются и в более ранних работах. При рассмотрении данного вида ресурсов можно использовать разные термины, в частности, более позитивно воспринимаемые многими специалистами третье и четвертое лицо власти. Можно также говорить об имидже страны и публичной дипломатии. По сути, при этом все равно подразумеваются разные аспекты одного и того же явления. То, что указанный феномен имеет место быть, не вызывает никаких сомнений и, как наглядно показал анализ определений власти, проведенный К. Даудингом, существование плюрализма терминов – не является особой проблемой ^[10]. Основная проблема заключается в том, что именно «мягкая сила» на поверку оказалась не совсем ясным и при том достаточно сложным концептом для проведения эмпирических исследований. Идея правильная, термин звучит хорошо и логично, но как лицам, принимающим решения, оценить результат затраченных усилий и средств? Как проверить целесообразность статей бюджета, эффективность программ?

В ситуации, когда общепринятые и надёжные методы оценки эффективности мягкой силы отсутствуют, сложно упрекать в недальновидности тех политиков и ученых, которые настроены насчет нее скептически. Как отмечает один из ведущих российских ученых С. Караганов, в современном мире большинство стран не могут последовать примеру Германии делать ставку на экономическую и мягкую силу ^[2] и более того, текущая ситуация подталкивает Россию использовать именно жесткую силу^[1]. Того же мнения придерживаются и зарубежные специалисты. Б. Блехман находит ограничения в использовании мягкой силы настолько серьезными, что она не может рассматриваться как инструмент внешней политики и, по его мнению, жесткие формы силы будут продолжать доминировать в плане принятия политических решений ^{[6, c. 681]}. К сожалению, данные последних 5 лет подтверждают, что двадцатилетний тренд на понижение количества военных столкновений ^[21], начавшийся после развала биполярной системы, опять развернулся в сторону их возрастания. Согласно специализированному отчету «Глобальный индекс миролюбия» Института экономики и мира, в 2015 г. сразу несколько печальных показателей вроде количества жертв вооруженных конфликтов достигли своего максимума за четверть века ^[4].

К тому же, в поле исследования мягкой силы наметились явные перекосы. Это в целом логично, что американская наука фокусируется на США, опуская другие страны, но из-за этого часто происходит увязка дискурса оценки эффективности мягкой силы с успешным распространением демократических ценностей. Вплоть до того, что попытки аккумуляции мягкой силы иными режимами могут восприниматься крайне негативно и жестко критиковаться. Получается своеобразный замкнутый круг: политики объясняют, что пользоваться мягкой силой хорошо, но неправильно, потому что другие страны в ответ используют жесткую. Таким образом, политический дискурс плодит контрпродуктивные стереотипы.

В данной статье хотелось бы обратиться к одному из таких стереотипов, который в свете уже обозначенного тренда на нарастание конфликтности в мире кажется крайне опасным заблуждением. Понятно, что между различными типами силы существует связь, однако нельзя согласиться, что «мягкая сила не существует без жесткой» ^{[9, c. 179]}. Это широко распространенный постулат, но мы ясно видим, как, например, увлеченность жесткой силой правящего режима Северной Кореи привела к развитию национальной ядерной программы в ущерб конструктивному диалогу. Если допустить, что это утверждение истинно, то вывод печален: если у страны нет относительно сильной экономики и боеспособной армии, то у нее отсутствует реальная возможность влиять на международные процессы. Таким образом, «исключенными» из них оказываются многочисленные и густонаселенным страны Азии и Африки, то есть именно те регионы, где происходят удивительные истории подъема государств. Регионы, где появляются новые центры силы, способные изменить природу современных международных отношений.

Действительно ли мы хотим, чтобы научный и политический дискурс развивался таким образом, чтобы эти страны верили лишь в эффективность жесткой силы? Умели продвигать свои интересы и решать конфликты только давлением и насилием? Или мы способны показать, что они обладают потенциалом мягкой силы, которую могут использовать уже сейчас? Да, и не просто можем, но и обязаны. Именно через научные работы. Эти вопросы нельзя отдавать на откуп консалтинговым и аналитическим агентствам, хотя создаваемые ими индексы важны и интересны. Консалтинг – это бизнес, и он ориентируется на того потребителя, который обладает платежеспособностью. Сильные аналитические центры появляются там, где есть гранты, заказы на исследования. В итоге получается, что из 241 международных акторов баз данных Организации Объединенных Наций (ООН) лишь 41 страна присутствует в широко известных индексах мягкой силы («Мягкая сила 30» ^[27], «Индекс мягкой силы быстрорастущих рынков» ^[35], индекс мягкого присутствия из «Отчета по глобальному присутствию Элкано 2015» ^[34], «Новые мастера убеждения III: Глобальный рейтинг мягкой силы 2012» ^[26]).

Свойственная специалистам по власти приверженность к качественным исследованиям мало может помочь, когда поставлен вопрос об оценке и сравнении глобального использования мягкой силы. Нужны количественные методы, для которых принципиальны правильные операционализация и квантификация понятия. Обращение к первоисточнику мало помогает, хотя Дж. Най эту тему в своих работах не игнорировал. Он акцентировал внимание на том, что эффективность публичной дипломатии и мягкой силы должна мериться не вложенными в нее долларами, а количеством умов, до которых нам удалось донести свои идеи, которых удалось убедить разделить с нами наше видение мира ^[30]. Но, по его мнению, природа феномена политической власти обрекает на провал попытки создать вразумительный индекс ^{[29, c. 10]}.

Тем не менее, его теория стала настолько востребованной и популярной, что целый ряд консалтинговых агентств, фабрик мысли и аналитических центров свои индексы мягкой силы создал. Отчеты по мягкой силе писались и под конкретные запросы государственных органов. В настоящее время этот массив материалов можно разделить на несколько групп:

• непосредственно индексы мягкой силы (например, The Soft Power 30 ^[27]);
• опросы по мягкой силе (например, Monocle Soft Power Survey ^[37]);
• опросы, содержащие вопросы, касающиеся мягкой силы (например, BBC Country Rating Poll ^[17]);
• индексы брендов стран (например, Anholt-GFK Nation Brand Index ^[41]);
• базы данных, содержащие переменные, отражающие мягкую силу (например, UNWTO Compendium of Tourism Statistics ^[8]);
• отчеты по конкретным странам и ситуациям (например, Report by the House of Lords Select Committee on Soft Power and the UK’s Influence: Persuasion and Power in the Modern World, 2013-14 ^[36]).

Академические исследования мягкой силы опубликованы учеными из самых разных стран, но ответ на вопрос как же комплексно оценить мягкую силу, так и не был найден. Дискуссия по сути свелась к тому, что есть множество выражений мягкой силы и какие-то из них легче анализировать, чем другие, а какие-то из аспектов анализировать современным научным инструментарием невозможно. Из-за трудности эмпирических исследований ряд авторов настолько разочаровались в концепте, что стали отзываться о нем, как о «мягкой теории» ^{[15, c. 25]}. Те же, кто не разочаровался, признали, что ни один инструмент мягкой силы не может гарантировать достижения цели, поскольку они слишком зависят от контекста. То, что работает в одной стране, может не сработать в другой, а то, что оказалось эффективным в этой стране в одной ситуации, может дать обратный эффект в другой. Для специалистов из сферы маркетинга и пиара это своеобразная прописная истина о целевых аудиториях, но очевидность факта не уменьшает сложность задач измерения показателей и применения инструментария на практике ^[7].

Специалисты из маркетинга часто предпочитают рассматривать мягкую силу как своеобразный продукт или некий ресурс, что копит государство, проводя успешную политику ^[38]. Их понимание мягкой силы отличается от политологического, но эти разработки можно использовать, поскольку развитие традиции эмпирической оценки политической власти начиналось именно с ресурсного подхода. Сведение политической власти к ресурсам, характерное для большинства индексов мягкой силы, вызывает жесткую критику ученых и аналитиков международных отношений, но они признают полезность подхода, если он идет как часть комплексного исследования ^{[13, c. 10]}. Знать о ресурсах важно, но этого недостаточно – необходимо понимать каузальный механизм: как ресурсы связаны с результатами и какие условия необходимо принимать во внимание.

Вопрос о причинно-следственных связях при изучении мягкой силы часто оказывается в центре обсуждения аналитической слабости концепта. Главным образом, проблема заключается в том, что Дж. Най характеризует мягкую силу как «силу привлекательности» ^[33]. С одной стороны, это очень удобно. Настолько, что один из самых авторитетных в мире исследовательских центров «Корпорация РЭНД» считает лучшими индикаторами именно вопрос «где бы Вы еще хотели жить, если не в своей собственной стране?» и «где бы не хотели жить?» (для негативной мягкой силы) ^{[40, c. 17]}. С другой стороны, у практиков возникают серьезные сомнения на этот счет.

Во-первых, не ясно, что такое привлекательность с точки зрения влияния на международные процессы. Следует очень четко понимать, что делает идею привлекательной для целевой аудитории, чтобы этот инструмент можно было успешно использовать на практике ^{[25, c. 584]}. Но даже если страна, ее образ жизни или культура популярны, это совсем не значит, что будет легче достигать политических целей. В СМИ постоянно появляются истории о том, как сильно террористы и представители авторитарных элит любят западные фильмы и музыку. Однако представители Северной Кореи не пропагандируют демократические ценности среди широких слоев населения, хотя не только посещают концерты западных исполнителей, но и получают образование в Европе ^[39]. Даже если нет ограничения на трансляцию и у граждан другой страны есть доступ к различным каналам информации, очевидно, что само по себе культурное присутствие еще не является достаточным условием увеличения мягкой силы ^[23].

Во-вторых, нет понимания, как именно привлекательность работает на уровне международных отношений ^{[43, c.447]}. Здесь важен не только учет того, что разные социальные группы в одном обществе могут обладать разными ценностями, но и того, кто определяет политику государства и кто способен влиять на этот процесс. Можно спорить с учеными, которые утверждают, что «привлекательность» не важна, потому что при переходе с индивидуального уровня на уровень группы и государства роль чувств почти полностью нивелируется. В конечном счете, мнение по поводу аффективной политики зависит от теории и школы, к которой принадлежит автор. Есть исследования, которые показывают, что вопрос заключается даже не в том, руководствуются ли лидеры своими чувствами или насколько учитывают мнение своих граждан, а в том, что на их решения могут влиять настроения широких масс в других странах ^[18]. Нельзя не согласится, что крайне важными факторами являются многообразие акторов, власть как контроль и власть как доступ, различия в динамике и в уровнях в целом. Это делает анализ сложным, даже если мы ограничиваем концепт мягкой силы «привлекательностью».

Для того, чтобы политики могли правильно оценивать ресурсы, необходимо раскрыть особенности связей с конкретными результатами. Но это опять же проблематично, потому что эффект мягкой силы зачастую существенно отсрочен во времени. Учитывая сложность международных отношений и постоянное появление новых вызовов, вопрос о том, наступит ли когда-нибудь время пожимать плоды вложений и кто это будет делать, остается открытым. Невозможно гарантировать отсутствие конфликтов даже между традиционными сторонниками, например, Россией и Украиной. Неудивительно, что Дж. Най неоднократно сетовал на то, что ему трудно убедить политиков в необходимости культивировать мягкую силу, ведь он пока не смог показать, что такие затраты более эффективны чем, затраты на силу жесткую ^{[16, c. 87]}. Учитывая текущие тренды и настроения, дальше это будет делать еще сложней.

Критика концепта «мягкой силы» очень серьезна и многогранна. Начиная с неясного определения и проблем с квантификацией, сомнению подвергаются источники мягкой силы, причинно-следственные связи между ресурсами и результатами, и в целом возможность использования мягкой силы как инструмента внешней политики. Может быть поэтому имеет смысл отказаться от этой теории? Ответ очевиден: исследования нужно продолжать.

Во-первых, никто из критиков мягкой силы не сомневается, что она существует. И с ней не все так просто. Определенно, это исследовательская тема еще не исчерпана. Интересные и важные с точки зрения практики вопросы продолжают появляться, например, о возможном «проклятии мягкой силы» в тех случаях, когда ее слишком много, и о новых принципах балансирования ^[24]. Власть часто сравнивают с обоюдоострым мечом, и раз уж он неизбежно оказывается в руках политиков, то они должны уметь им пользоваться. А ученые должны выявить механизмы действия и предоставить инструменты измерения.

Предлагаемый в этой статье подход изначально разрабатывался А.Владимировой вместе с В.Кусковой с тем, чтобы рассчитать эффективность использования мягкой силы с помощью оболочкового анализа ^[42]. К сожалению, даже этот весьма интересный статистический инструмент оказался не способен дать надежный результат на существующих индексах. Совместные усилия политолога, привнесшего в проект теорию и данные, и специалиста по менеджменту, предложившего непараметрические методы, позволили продвинуться вперед, но пока остается неясным целый ряд вопросов, связанных с оболочковым анализом. В частности, при добавлении ресурсов мягкой силы, эффективными становятся большие группы стран. Учитывая уже обозначенные в этой статье проблемы с соотношением ресурсов и результатов использования мягкой силы, требуется серьезная доработка и обстоятельная проверка валидности этого комплексного подхода. Пока же, используя теорию и данные, имеет смысл отвлечься от оболочкового анализа и обратиться к рассмотрению иных исследовательских вопросов. В частности, использование мягкой силы акторами, часто опускаемыми в индексах, т.е. странами Востока.

Сделать шаг назад – это не всегда плохо. Упрощение метода в том случае, когда он все равно способен дать ответ на поставленный вопрос, может даже рассматриваться как желаемое действие. Линейная регрессия – это действительно базовый статистический метод, но он может дать хорошие результаты. То, что он, как правило, изучается на курсах по введению в теорию вероятности и математическую статистику и потому может быть достаточно легко освоен – явный плюс статей, подготавливаемых на его основе. Это означает, что заинтересовавшиеся коллеги смогут применить предложенный подход к своим данным.

Собственно, уже в этой статье набор данных был модифицирован, так как обновление информации по странам и их ресурсам происходит постоянно. Поскольку обработка и анализ данных в этом конкретном случае проводится в статистическом пакете R, то получение результатов занимает секунды. Те же процедуры можно повторить и в MS Excel и только по субъективным причинам автор предпочитает хранить модель в виде нескольких строчек кода. Тем не менее, необходимо отметить, что в целом настоящая статья следует логике исследования мягкой силы, предложенной ранее А.Владимировой, и поэтому основной массив данных – это данные по резолюциям Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций (ООН), скаченные из электронного каталога информационно-библиографической системы ООН «ЮНБИСНЕТ» ^[3].

Обоснование решения выбора именно этих данных достаточно простое. То, что силу государств можно изучать на базе международных организаций – идея не уникальная и является своеобразным базовым знанием для людей, занимающихся глобальной политикой. Идет даже своеобразный спор между представителями различных теорий о том, насколько значимы сами по себе негосударственные акторы и можно ли говорить, что сила организации равна силе ее членов ^{[5, c. 139]}. По статусу, количеству членов, охвату и важности решаемых вопросов, у ООН аналогов нет. Однако, хотя Дж. Най и писал про мягкую силу ООН как организации ^[32], индекс мягкой силы стран на базе этих данных пока не был опубликован. Возможно это связано с тем, что раннее эти данные было не так легко собрать. Теперь же информация по резолюциям, их спонсорам, голосованию, полные тексты и многое другое можно легко найти в открытом доступе на целом ряде Интернет-ресурсов ООН.

Для этой статьи были скачаны данные с 2001 по 2015 гг., так как именно в этот период отмечаются серьезные сдвиги в системе международных отношений, которые привели к тому, что в уже в 2016 г. Всемирный банк решил отказаться от традиционных категорий развитых и развивающихся стран ^[12]. Международное сообщество восприняло эту новость положительно, ведь, действительно – как можно называть Сингапур развивающейся страной, когда ВВП на душу населения там уже выше, чем в США ^[14]. Среди резолюций были отобраны те, что подавались одним, двумя или тремя спонсорами, хотя есть методики, которые могут позволить включить в анализ и большее количество спонсоров. С проблемой множественности авторов постоянно сталкиваются специалисты, занимающиеся библиометрией, поэтому сейчас уже доступны разнообразные методики работы с такими случаями. На данном этапе, ввиду малого количества спонсоров предлагается считать их равными и не усложнять модель весами. Также, из числа спонсоров убраны акторы, которые не являются государствами. Таким образом, на первом этапе набор данных содержит 895 наблюдений для 584 резолюций и 124 стран, из них 381 наблюдение по странам Азии и 182 по странам Африки (43% и 21% всех наблюдений соответственно).

На следующем этапе требуется вычислить показатели силы каждого государства, что логично измерять количеством голосов, которые получила поданная им резолюция. Это будет сила государства в целом, без разделения на мягкую и жесткую. Генеральная Ассамблея ООН может принимать резолюции без голосования и в таком случае сила государства оценивается как 100% голосов «за», т.е. как принимается за 1. В случае, если проект резолюции выносится на голосование, то необходимо вычислить процентное соотношение голосов, отданных в поддержку, к общему числу. Государства-члены обладают одним голосом и могут выбрать один из четырех вариантов: поддержать проект, проголосовать против, воздержаться, их представители могут отсутствовать. В большие массивы данных по голосованию могут также быть включены государства, которые по разным причинам не являются членами ООН, но принимали участие в работе организации. Например, Тайвань был исключен в 1971 г. и заявки на вступление в организацию, регулярно подаваемые им, ООН не принимает, несмотря на широкую дискуссию о том, что это является нарушением фундаментальных прав многомилионного народа ^[19]. Следует помнить о таких прецедентах и отслеживать их на стадии предпроцессинга данных.

Естественно, при таком вычислении силы полученные показатели вряд ли могут быть нормально распределены. Необходимо проверить скос и коэффициент эксцесса. В данном случае в среде R были использованы функции «skewness» и «kurtosis» пакета e1071 ^[28]. На графике ясно видно, что это предположение верно (рис.1), показатель скоса составляет -1,77 и эксцесс равен 2,87. Решений этой проблемы может быть несколько. Самым распространенным из них является трансформация данных, для которых можно взять квадратный корень или логарифм. Например, используя формулу log(-x + max(x) + 1) можно получить скос 1,55 и эксцесс 1,42. Но в данном случае возникает вопрос, насколько это правильно для представленных данных по голосованию и нельзя ли обойтись разделением выборки. Если выделить только те резолюции, по которым есть голоса, то количество наблюдений сократится до 376, а количество стран до 66, но скос и без трансформации станет -0,67 и эксцесс 0,46. В таком наборе данных 50% наблюдений относится к странам Азии и 17% – к странам Африки. Таким образом, можно произвести вычисления для 17 азиатских и 18 африканских стран. В группу, где резолюции принимались без голосования, попадает 519 наблюдений для 112 стран, в том числе 26 представителей азиатского и 29 представителей африканского регионов.

Рисунок 1. Распределение голосов, отданных в поддержку резолюций Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций

Очевидно, что выбор решения будет зависеть от задач, которые стоят перед исследователем. Если требуется создать индекс мягкой силы государств-членов ООН и таким образом показать важность этого вида политической власти, то, конечно, нужно сделать все возможное, чтобы сохранить как можно большее число стран. Но, если мы заинтересованы в какой-то определенной стране, допустим, Нигерии, или в сравнении Индонезии с Малайзией, то можно воспользоваться частью выборки. Процедура построения статистических моделей будет подчиняться одной и той же логике: необходимо удалить влияние всех включенных независимых переменных, пока у нас не останется некий относительно «чистый» показатель силы государства.

Начнем с независимой переменной, отражающей статус государства-автора резолюции, которая может принимать два значения: основной или дополнительный спонсор. В группе из 66 стран государства выступили 332 раза в качестве основных спонсоров и 44 – в качестве дополнительных (рис. 1). На Азию приходится 50% наблюдений: 170 раз страны этого региона выступали как основные спонсоры и 17 раз как дополнительные. Видимо, они предпочитают быть основным спонсорами, в отличие, например, от стран Латинской Америки и Океании (таб. 1). Государства Африки подавали проекты резолюций 59 раз как основные и 5 раз как дополнительные спонсоры, что составляет 16% и 1% от общего числа наблюдений. Затем исключим влияние года голосования (рис. 2). Поскольку, кроме пленарного заседания, проект может быть рассмотрен шестью комитетами, для набора этих фиктивных переменных вместо простой линейной регрессии нужно строить множественную.

Рисунок 2. Распределение спонсоров проектов резолюций Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций по регионам и статусам

Затем предлагается использовать независимую переменную, которая отразит жесткую силу государства. Наиболее известными являются показатели материальной силы государства, созданные в рамках проекта «Корреляты войны», но можно взять и данные, предоставляемые Стокгольмским институтом исследования проблем мира, например, процент от ВВП, затрачиваемый на военную силу. В этих данных тоже могут быть проблемы с распределением, поэтому опять может понадобиться трансформация. Также разные базы данных могут не совпадать по странам, для которых доступна информация, например, при работе с базой Стокгольмского института исследования проблем мира из 66 останется 62 страны. Если дизайн исследования допускает множественные источники информации, то данные можно и нужно дополнить.

Рисунок 3. Количество резолюций Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций по регионам и годам

Таким образом, на основе указанных независимых переменных пошагово строим линейную регрессию для силы государства, выраженной в относительном количестве голосов, поддержавших резолюцию. Используем для этого базовую функцию lm(Y ~ model) в среде R. В итоге получается высоко статистически-значимая модель (F(1, 342) = 17,89, p < 3,004e-05) с коэффициентом детерминации R-квадрат равным 0,05. Понятно, что последний показатель требует к себе серьезного внимания, поскольку несмотря на то, что на каждом шаге модель оказывалась статистически значимой, возникает вопрос, насколько она полезна для объяснения социальной реальности. Как уже неоднократно было продемонстрировано, принцип, что модель не имеет смысла интерпретировать если R-квадрат ниже 0,7, не оправдывает себя ^[20]. Все решает контекст. К тому же, этот коэффициент зависит от количества наблюдений. Если увеличить выборку, что сделать в данном случае легко, то он возрастет.

В вычисленном подобным образом индексе мягкой силы стран-членов ООН более 50% государств будет принадлежать к азиатскому и африканскому регионам. Из этих 34 стран в широко известных индексах и опросах встречаются лишь 7 государств: Индонезия, Египет, Малайзия, Южно-Африканская Республика, Китай, Япония и Саудовская Аравия (таб. 2). Но только Китай и Японию мы найдем в специализированных индексах мягкой силы последних лет. Учитывая, что была взята лишь часть доступных данных по голосованию ООН, представленный подход действительно обладает большим потенциалом. Ведь даже так мы получаем результаты для 2 стран из Восточной Азии, 7 стран из Западной, 4 стран из Юго-Восточной и 4 стран из Южной Азии. Второй регион представлен 5 странами Восточной, 5 странами Западной, 4 странами Северной, 2 странами Центральной и 1 страной Южной Африки. Но, конечно, один из самых интересных результатов созданного индекса – это показатели использования мягкой силы теми государствами, которые обладают относительно слабыми экономической или военной силами. Собственно, его демонстрация и является главной задачей данной статьи.

Эмпирический анализ политической власти, особенно в сфере международных отношений, труден и теоретически, и методологически. Сложности действительно начинаются уже с основных определений. Но следует согласится с М. Хаггардом, что этот плюрализм может быть и преимуществом, поскольку, изучая сложную социальную действительность, мы имеем возможность выбрать тот концепт, который наиболее подходит для решения стоящих перед нами задач ^{[22, c. 436]}. Теория «мягкой силы» не просто отражает реально существующие нематериальные ресурсы государства, она важна еще и тем, что указывает нам на возможность достигать желаемого результата без насилия. В ней также изначально заложено уважение к многообразию культур и то, что из-за перекосов развития научного поля мы упускаем это из виду, конечно же, поправимо. Нам просто нужно больше исследований, которые были бы сделаны учеными из разных стран, для разных контекстов и с использованием разных методов.

Данная статья поднимает вопрос о том, могут ли обладать мягкой силой государства с относительно слабой жесткой силой. И даже более того, хотелось бы поставить вопрос о том, есть ли в современных международных отношениях место для мягкой силы? Ответы на эти вопросы найдены и продемонстрированы со всей очевидностью. Да, страны Азии и Африки, которые достаточно недавно стали самостоятельными акторами, уже обладают потенциалом мягкой силы и могут ее использовать для реализации своих национальных интересов. Хорошо, если осваивая правила поведения на международной арене, развиваясь и становясь все более активными, эти государства будут стремиться применять ненасильственные методы и инструменты внешней политики. Площадка для этого у них есть. Это Организация Объединенных Наций. Можно долго обсуждать ее несовершенство и проблемы, но эта организация дает возможность достигать результатов, используя мягкую силу. Это показывает данная статья, это демонстрируют и другие работы. Самым ярким воплощением жесткой экономической силы являются международные санкции ^{[31, c.70]}. Исследования показывают, что при наличии международной площадки для дискуссий, которые и предоставляют международные организации, вероятность наложения санкций снижается ^[11]. ООН дает миру то, ради чего эта организация и создавалась.

Подход к оценке использования мягкой силы государствами-членами ООН, представленный в этой работе, обладает большим потенциалом. Уже сейчас он позволяет ответить на очень важные для нас вопросы. Данная статистическая модель может быть применена для оценки использования мягкой силы странами, которые не включены в другие индексы. То, что разработанный подход основан на построении линейной регрессии, иными словами, на простом методе, можно рассматривать как его явное преимущество. Ведь это означает его доступность для освоения и использования другими учеными, а необходимость развивать разные направления в исследованиях мягкой силы очевидна. Нет сомнений, что эту модель можно совершенствовать дальше и ради научных, и ради практических целей. Если использовать описанный подход как основу для комплексного, мульти-методного исследования, то становится возможным обосновать для политиков идею целесообразности накопления и применения мягкой силы.

Автор хотел бы выразить искреннюю благодарность коллегам по НИУ ВШЭ В.Кусковой и И.Захлебину, а также членам Исследовательского комитета по политической власти Международной ассоциации политических наук за поддержку и помощь в развитии проекта.