Онтология Универсума (Экзистенциальные представления об античном Космосе в XVII веке, на основе анализа первой таблицы “Гармонии Космоса” А. Целлариуса)

Кузьмин Андрей Валентинович кандидат физико-математических наук научный сотрудник, Институт истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова Российская академия наук (ИИЕТ РАН) 103012, Россия, г. Москва, Старопанский переулок, 1/5 Kuzmin Andrei Valentinovich PhD in Physics and Mathematics Scientific Associate, Sergey Vavilov Institute for the History of Natural Science and Technology of the Russian Academy of Sciences 103012, Russia, g. Moscow, ul. Staropanskii Pereulok, 1/5, of. - akuzmin.acrux@yandex.ru Другие публикации этого автора

Вводные замечания

Энциклопедическое иллюстрированное издание “Гармония Макрокосма” (Harmonia Macrocosmica), Андреаса Целлариуса (Амстердам, 1660 г.) ^{[1, 2]}, – наиболее полное, чрезвычайно своеобразное произведение, отразившее согласно исторической хронологии все наиболее важные, ключевые этапы астрономической картины Космоса, от наивысших достижений античной мысли до середины XVII столетия. Иными словами выход в свет этого издания непосредственно предшествовал открытие И. Ньютоном закона всемирного тяготения.

Под своеобразностью этого издания мы подразумеваем прежде всего достаточно характерное эпохе создания этой книги, сочетание в единых таблицах информации, выражаемой как математическими (количественными), так и образными средствами. Именно это качество (сочетание идейной глубины и наглядности) сделало это издание одним из основных источником представлений по истории астрономических моделей мира для авторов, обращавшихся к этой теме в последующие времена.

Весьма важен тот факт, что таблицы Гармонии... А. Целлариуса, посвящённые античности, в определённой степени стали (в восприятии людей, относящих себя к представителям Новой Европейской культуры), тождественны самой сути античных идей, хотя на самом деле представляют собой, скорее рефлексивные представления об этих идеях, выработанные европейским научным сообществом, к середине XVII века. Это обстоятельство нисколько не уменьшает значение этих, пусть и во многом искажённых представлений, и, более того, может служить основой чрезвычайно плодотворной полемики, тем более что оно касается только более ранних разделов и мало затрагивает хронологически близкие к XVII столетию.

Выход в свет Гармонии..., был очередным значительным шагом самого масштабного картографического проекта своего времени, начатого амстердамским издателем Иоганном Янсониусом (Янсеном) (Johannes Janssonius) (1588–1664), около 1635 года. Географические тома издания были посвящены описанию поверхности Земли, причём особое внимание отводилось и “различным этапам творения” (попытке познания высшего сценария) и “стадиям” (то есть, говоря современным языком – истории) научных представлений о её строении. Отдельный том должен был представить картину Космоса и историю её создания.

Первым, кто попытался наметить решение такой задачи, был Герард Меркатор (1512–1594). Ещё в 1569 году, в предисловии к своей “Хронологии” (Chronologia), Меркатор высказал идею многотомной “Космографии”, которая должна была охватить все географические, космографические и хронологические идеи от древних до грядущих времён. Меркатор опубликовал четыре первых тома своего произведения между 1585 и 1589 годами. Ещё один том был уже после его кончины опубликован его сыном Ромуальдом (Romold) в 1595 году.

Каждая таблица Гармонии... Целлариуса – определённое образное рассуждение, “текст вне литературы”, комментарий (или иллюстрация рассуждения или комментария) по поводу наиболее авторитетных астрономических моделей Космоса, затрагивающие как наиболее общие, так и частные вопросы.

“Система мира Птолемея”

PLANISPHAERIVM  PTOLEMAICVM  SIVE MACHINA ORBIVM MVNDI EX HYPOTHESI PTOLEMAICA IN PLANO DISPOSITA (Планисфера  Птолемея, или движения небесных сфер, согласно гипотезе Птолемея, на [плоской] поверхности листа), так озаглавлена первая таблица “Гармонии Макрокосмоса” А. Целлариуса, посвящённая, по замыслу автора,  системе мира Птолемея.

Такое начало исторического представления последовательности астрономических моделей свидетельствует о том значении, какое придавалось истории создания астрономической картины мира и самоценности любого значимого шага на протяжении этого пути, а также о неиссякаемом авторитете К. Птолемея. Отметим, что со времени выхода в свет книги “О вращениях небесных сфер” Н. Коперника (1543), к моменту издания “Гармонии Макрокосма”, прошло уже более двухсот лет и гелиоцентрическая модель, к этому времени, была принята научным сообществом.

Изображение PLANISPHAERIVM  PTOLEMAIC... (и его более поздние  модификации) из двадцати девяти гравюр А. Целлариуса относится к числу трёх – четырёх наиболее известных. Она часто приводится авторами в качестве иллюстрации, сопровождающей описание античной модели Космоса, причём подпись иллюстрации не всегда отражает её содержание. Например, К. Фламмарион, в “Истории неба” ^[3], называет это изображение “С и с т е м а  П т о л е м е я”, хотя последнее, имеет отношение скорее к его “Гипотезам планетных путей” или “Планетным гипотезам”, а не к “Системе”, которую Птолемей выстраивает в книгах “Альмагеста” ^[4]. Тем более, что, собственно системе Птолемея, посвящена вторая, значительно менее популярная, таблица Целлариуса, но по ряду причин в литературе сложилась традиция использования первой иллюстрации с подписью иллюстрации второй. Произошло это, вероятнее всего, по причине сплетение двух традиций: “традиции Целлариуса” и другой, более ранней, сформировавшейся ввиду большей простоты и наглядности ещё во времена поздней античности и средних веков. Последняя возникла благодаря тому, что в позднеантичное и средневековое время “Планетные гипотезы” ввиду их более описательной (образной), и, в меньшей степени, математической направленности, были особенно популярны, и описанный в них “механизм” Вселенной получил свою изобразительную традицию и, как в арабских, так и в латинских трудах, служил наглядной иллюстрацией Космоса, которую стало принято называть “Системой Птолемея”.

Когда же в середине XVII века, “Планетные гипотезы” и, собственно, “Система мира Птолемея”, были отделены одна от другой, что и нашло своё отражение в “Гармонии Макрокосма”, средневековая традиция продолжила своё существование, – образное воплощение “Планетных гипотез”, продолжали называть “Системой Птолемея” и впоследствии.

По-видимому, исследователи и ранее обращали внимание на это несоответствие. В частности, В.С. Кирсанов, в своей книге “Научная революция XVII века”, обходит это противоречие, сопровождая данную иллюстрацию более нейтральной подписью “Вселенная по Птолемею” ^{[5, с. 73]}.

Кроме того, что в первой таблице “Гармонии…” идеи Птолемея воплощены не вполне точно, в этом представлении прослеживаются значительно более ранние космографические и космологические воззрения к которым Птолемей имеет отношение весьма опосредованное. Таким образом, его имя использовано здесь, более всего, как интегральный символ всей античной астрономии, но рассматриваемая нами сейчас традиция представления античной модели Космоса, созданная около 1660 года, несмотря на свою эклектичность, продолжает существовать, как значимый, самоценный артефакт истории науки.

С одной стороны, данное представление достаточно далеко от того, что декларируют сопровождающие её тексты, с другой – она значительно более обширна и обладает особым семантическим полем, которое необходимо интерпретировать, как некое достаточно важное, самоценное явление, соответствующее общему контексту барокко.

“Прежде всего, – пишет Птолемей в первой главе IX книги “Альмагеста”, – нужно сказать о последовательности, в которой расположены их сферы. Мы видим согласие почти всех первостепенных математиков в том, что все эти сферы располагаются как бы вокруг полюсов наклонного круга или круга, проходящего через середины знаков зодиака; что все они ближе к Земле, чем сфера неподвижных звёзд, и дальше от неё, чем лунная сфера; что три сферы, а именно самая большая сфера Сатурна, затем более близкая к Земле и вторая по величине сфера Юпитера и, наконец, находящаяся под ней сфера Марса, являются более далёкими от Земли, чем остальные сферы, включая и [сферу] Солнца. Что же касается сфер Венеры и Меркурия, которые более древние математики помещали под солнечной, то некоторые из более поздних помещают их выше Солнца на том основании, что последнее никогда не затмевалось никакой из планет” ^{[4, с. 277]}.

Этот фрагмент обращает внимание на последовательность перечисления сфер от “более высоких” к “более низким”, то есть – “от небесного к земному”, тогда как теперь представляется более логичным перечислять небесные объекты в последовательности удаления их от Солнца. Фрагмент чрезвычайно важен тем, что представляет собой один из наиболее авторитетных первоисточников, на основе которого строились дальнейшие рассуждения как философского (в том числе религиозно-философского) так и математического планов, и, согласно которому, создавались иллюстрации подобные рассматриваемой нами.

Птолемей никак не объясняет очерёдность расположения планетных (небесных) сфер (кроме сферы Луны, единственного небесного тела, параллакс которого Птолемей наблюдал), а лишь ссылается на “первостепенных математиков”. Кроме того, вскоре и вовсе уходит от обсуждения этого вопроса и начиная со второй главы: “Об изложении гипотез относительно планет”, переходит непосредственно к построению геометрических моделей отдельно для каждой из них.

Этим шагом Птолемей скорее всего провозглашает (по крайней мере в этом своём труде) отступление от глубоких рассуждений о, собственно, физическом строении Космоса и переходит к построению математических (геометрических) моделей движений небесных тел, для создания которых, вопрос о расстояниях формально не имеет никакого значения. Планетные сферы могут иметь любой произвольный радиус (исключая сферу Луны) и последовательность. По этой же причине, в заключительной части этого раздела (этой главы) “Альмагеста”, Птолемей вновь подчёркивается, что “так как ни одно из этих светил не даёт заметного параллакса, на основании которого только и можно определять расстояния, то наиболее вероятным нам кажется порядок, установленный более древними астрономами. В нём находящееся в середине Солнце более естественно разделяет планеты, могущие находится [по долготе] на любых от него расстояниях, и те, для которых это не имеет места, но которые всегда движутся около него; при этом, конечно, в перигеях не получается такого расстояния, которое могло бы произвести какой-нибудь заметный параллакс” ^{[4, с. 277]}.

При анализе этого фрагмента, можно усомниться, что представленное на первой таблице “Гармонии...” изображение Космоса, правомерно называть Птолемеевой системой, но скорее, неким образным предисторическим вступлением к его “Великому построению”, обсуждение которого он сознательно игнорирует, поскольку они скорее мешают созданию точного математического аппарата, для которого радиусы сфер и их последовательность не важны. То есть, эта иллюстрация может иметь отношение скорее к другой книге Птолемея – “Планетные гипотезы”, но тогда диаметры кругов и их строение, должны быть иными. В данном же случае, размеры Земли и диаметры планетных орбит с птолемеевским описанием вовсе никак не связаны: размеры самой Земли огромны, а диаметры орбит чрезмерно малы, и, кроме того, упорядочены.

В представлении Целлариуса нет ни больших, ни малых кругов, – главных атрибутов птолемеевой системы, а образные изображения триумфов планетных богов, скорее заимствованы из мифологических композиций итальянских росписей начала XVI века, и восходят к идеям отнюдь не Птолемея, а Платона, считавшего, что природа планет божественна и этим, в частности, объяснял особенности движений небесных тел, считая богов Солнца и Луны более разумными (упорядоченными) и именно поэтому, никогда не совершающих попятных движений.

Что же касается создания комбинаций круговых движений для моделирования движений планет, то один из учеников Архита (школа Пифагора) и Платона – Евдокс Книдский (ок. 408 – ок. 355), разработал теорию сфер (впоследствии называемой “теорией гомоцентрических сфер”), которая позволяла приблизительно определять сложное движение Солнца, Луны и планет при помощи составления композиции нескольких круговых движений ^{[6, с. 135]}.

Аристотель пересказал систему Евдокса в следующих словах: “Евдокс принимал для движения Солнца и Луны по три сферы; первая из них движется также как и сфера неподвижных звёзд, экватор второй движется по средней линии зодиака, экватор третьей движется под углом к плоскости зодиака; наклон сферы, в которой движется Луна, имеет больший угол, чем наклон солнечной сферы. Движения [пяти] планет совершается благодаря четырём сферам; при этом первые две сферы такие же как первые две для Солнца и Луны (ибо одна соответствует сфере неподвижных звёзд, увлекающей все прочие, а ниже расположенная, экватор которой проходит через среднюю линию зодиака, также является одинаковой у всех); полюсы третьей сферы каждой планеты расположены на средней линии зодиака; оборот четвёртой сферы происходит под углом к экватору третьей сферы; наконец, полюсы третьей сферы у каждой планеты разные, только у Венеры и Меркурия они одинаковые” ^{[6, с. 135-136]}.

По Евдоксу системы сфер у каждой из планет независимы и это не нравилось Аристотелю, считавшему что в природе не может быть пустоты и исходя из этого он пытался сконструировать (основываясь на построениях Евдокса) единый механизм, в котором все сферы всех планет так или иначе сопряжены воедино.

Не менее зрелищно звучит описание мироздания Цицерона: “Всё связано девятью кругами или, скорее, шарами, один из которых – небесный внешний; он объемлет все остальные и сам является высшим богом, заключающим и содержащим [в себе] остальные [шары]. На нём укреплены те самые вечные вращающиеся пути светил; под ним расположены семь [шаров], которые вращаются вспять, в направлении, противоположном вращению неба. Одним из этих шаров владеет [светило], которое на земле называют Сатурновым. Затем следует светило благоприятное и спасительное для рода людей, говорят, что это блистание Юпитера. Потом [идёт] изжелта-красное, наводящее на Землю ужас, [светило] которое вы зовёте Марсом. Далее, почти среднюю область среди этих семи занимает Солнце — вождь, глава и правитель остальных светил, это ум и упорядочивающее начало мира. Оно столь велико, что своим светом освещает и заполняет всё. За Солнцем следуют как спутники: по одному пути Венера, по другому Меркурий, а по самому низкому кругу обращается Луна, зажжённая лучами Солнца. Но ниже уже ничего нет, кроме смертного и бренного, за исключением духа, милостью богов данного человеческому роду – выше Луны всё вечно. Девятое светило, расположенное посередине, Земля, недвижимо и находится ниже всех [прочих], и всякая масса несётся к ней в силу своего тяготения” ^{[7, с. 253, 255]} . Кроме того, есть различные варианты перевода оригинального текста, касающегося важной особенности устройства сфер Венеры и Меркурия: возможно построение двух различных геоцентрических систем. Согласно одной, вокруг Земли вращаются все семь планет; согласно другой — только пять планет, но Солнце имеет два спутника – Венеру и Меркурия ^{[7, с. 318]}.

В последовательности расположения сфер есть определённая логика, о которой Птолемей явным образом не говорит (хотя по-видимому имеет её ввиду ссылаясь на “первостепенных математиков” и заключается она в том, что расстояние сферы от Земли возрастает с убыванием возможно максимальной скорости движения принадлежащего ей (заключённого в ней) небесного тела относительно неподвижных звёзд.

Кстати, кто такие “первостепенные математики” Птолемей не сообщает. Впрочем, вопрос о сферах, действительно уходит в более раннее время. В качестве примера хочется процитировать показательное (в нашем контексте) суждение Витрувия из его сочинения “Об архитектуре” (I век до н.э.): “От своих учителей я слышал, что... звёзды Меркурий и Венера, описывая своими путями венцы около Солнца, как вокруг центра, совершают попятные движения и задерживаются... А Юпитер, двигаясь между круговых орбит Марса и Сатурна, совершает больший пробег, чем Марс и меньший, чем Сатурн. Так и все остальные звёзды: чем на большее расстояние отстоят они от края неба и чем ближе они к круговой орбите Земли, тем, по-видимому, они быстрее движутся, потому что каждая из них, совершая путь по меньшей окружности, чаще проходит под звездой движущейся над ней” ^{[8, с. 246]}. Последнее высказывание, вне всяких сомнений, основано, в том числе, на гелиоцентрической идее Аристарха Самосского.

Но в данном случае, Птолемея мало интересовали мнения теоретиков прошлого. Напротив он концентрирует наше внимание на скрупулёзном анализе наблюдательных данных и возможности их точного моделирования, оставляя за рамками своих рассуждений все теоретические построения, которые не поддаются инструментальной проверке.

Таким образом, здесь мы приходим к предварительному выводу, согласно которому изображения сфер в композиции этой таблицы отношения к птолемеевой системе мира практически не имеют. (Впрочем, возможно, что последние могли бы иллюстрировать мнение кого-то из его довольно ранних предшественников.) Тоже касается и “Планетных гипотез” Птолемея, где в описании планетные сферы соприкасаются одна с другой.

Что касается изображения самой Земли, то здесь также наблюдается несоответствие описанию Птолемея, который прямо доказывая в разделе третьем первой главы её сферичность (шарообразность), вскоре в шестом разделе, само определение которого “О том, что по сравнению с небесами Земля является точкой” утверждает названный факт и доказывает его:

“...Наконец, очевидным признаком того, что в действительности дело так и обстоит, будет то, что проходящие через глаз плоскости, которые мы называем горизонтальными, везде делят небесную сферу пополам, чего никак не могло произойти, если бы величина Земли была заметной по сравнению с расстоянием до небесных тел. В противном случае только одна плоскость, проведённая через центр Земли, могла бы делить пополам небесную сферу. Плоскости же, проводимые через любую точку на поверхности Земли, всегда отсекали бы часть [небесной сферы], находящуюся под Землёй, больше той, что над Землёй” ^{[4, с. 11-12]}.

По-видимому, для создателей этой таблицы, имя Птолемея, в тонкости теории которого они могли быть и не посвящены, олицетворяло практически полностью античную астрономию и отдельные более ранние слои культуры возможно особым образом просто не выделялись. Но именно эти более ранние теоретические (интуитивные, философские) построения и отражает эта композиция. В вопросе о происхождении идей, получивших это оригинальное образное воплощение, автор разделяет точки зрения М.Н. Вольф, С.В. Житомирского, показавших чрезвычайно важное значение в их формировании, орфической философии ^{[9; 10]}.

Один из фрагментов “Рапсодической теогонии” повествует следующее: “...Оставшаяся внутри небосвода плодоносная материя... [оставалась нерасчленённой], пока... теплота не разделила субстанции всех [элементов]. Сначала её нижняя часть, словно осадок, под действием тяжести удалилась вниз; вследствие веса и плотности, а также большого количества содержащегося в ней вещества его назвали Плутоном [Обильным], объявив царём Аида и мёртвых... Воду, которая стеклась вслед за первым осадком и всплыла над первой субстанцией, назвали Посидоном. А оставшийся третий, самый чистый ввиду его прозрачности и самый горний [элемент] — огонь – назвали Зевсом... стремящаяся вверх огненная субстанция взлетела в воздух, который в силу своей чистоты в наибольшей степени наделён разумом. Зевс, т.е. кипящая субстанция, своим жаром втягивает наверх оставшуюся в лежащей снизу влаге тончайшую и божественную пневму, которую назвали Метис. Достигнув вершины эфира, будучи им проглочена (словно влага смешалась с теплом) и вызвав вечное дрожательное движение, она рождает ум, который также называют Палладой вследствие биения – наихудожественнейший разум, благодаря которому эфирный Мастер смастерил весь космос...” ^{[11, с. 63]}.

Цитируемый фрагмент – не что иное, как описание центральной части композиции, которая, кстати, содержит красноречивую надпись: MVNDVS SVBLVNARIS QVATVOR ELEMENTA COMPLECTENS. – Мир сублимации (смешения и преобразования) четырёх элементов. Земля здесь представлена материками и островами, вода – океанами, морями и реками, воздух – бесцветным пространством над поверхностью Земли и, выше, облаками, огонь – асимметричным ореолом, с языками пламени, что придаёт композиции в целом схожесть с изображением Солнца.

В главе третьей – “Астрономия”, в разделе “Картина мира” “Книги вразумления начаткам науки о звёздах”, Абу Райхан Беруни (973–1048) приводит следующие крайне важные в контексте нашего исследования описания, в которых в естественнонаучном контексте, излагаются идеи об устройстве мира, восходящие к воззрениям Платона:

“Что такое небесная сфера? Это круглое тело, движущееся в своём пространстве. Внутри её содержаться тела, движение которых отличается от свойственного ей движения. Мы находимся в центре этой сферы. Она называется сферой, так как её движение похоже на движение веретена прялки. Другое название её, применяемое философами, – эфир. Одна ли она или их много? Их восемь, вложенных одна в другую, подобно чешуйкам луковицы. Самая меньшая из них – ближайшая к центру, по ней движется одна Луна, поднимающаяся в её толще и опускающаяся в ней...” ^{[12, с. 50]}.

И далее: “Что находится внутри сферы Луны? В центре её находится Земля, это поистине самое низкое [в мире]. Земля круглая в целом, но зазубренная в своих частях благодаря выступающим горам и уходящим вглубь впадинам, но её форма близка к форме шара, так как величина гор мала по сравнению со всей Землёй... Если бы не было этой зазубренности, вода, поступающая со всех сторон, затопила бы всё, так что ничего не было бы видно. Вода, также как и земля, обладает тяжестью и в воздухе падает настолько низко, насколько это возможно, но между ними всё же имеется разница, так как вода легче земли, и земля тонет в воде, опускаясь на дно в виде осадка. Хотя вода не проникает в самою землю, она заполняет щели в смеси с воздухом. Если вода опирается на воздух, она опускается вниз, а воздух выходит наружу подобно воде, падающей каплями с облаков. Вследствие неровностей поверхности Земли вода собирается в более глубоких местах и образуются реки. Земля и вода вместе образуют шар, окружённый со всех сторон воздухом. Там, где воздух касается сферы Луны по причине движения и трения соприкасающихся [элементов], возникает огонь, окружающий воздух. Толщина его уменьшается к полюсам, так как движение уменьшается при приближении к ним...” ^{[12, с. 51-52]}. Именно это “горение” изображено в центральной части (вокруг Земли) анализируемого изображения.

Таким образом сфера Луны делит Вселенную на “подлунный” и “надлунный миры”, первый из которых изменчивый, бурлящий, второй – незыблемый, вечный. Асимметрия толщи огненного ореола в этом изображении символизирует “поднимающуюся и опускающуюся Луну”, вызывающую этим “изменением движения” “изменение его (огненного ореола) толщины”: центральная часть композиции вновь приводит нас к учению Платона о четырёх элементах.

Кроме Азии, Европы и Африки, известных Птолемею, на шаре Земли представлен Новый Свет – Америка, что переносит зрителя из древности в середину XVII века, что добавляет к списку несоответствий с заглавной подписью ещё один пункт. Причём последний, в отличие от уже рассмотренных нами отдаляет содержание композиции от Птолемея не в прошлое, а в будущее, причём непосредственно в эпоху создания этого изображения.

Следующие подписи: Ecliptica seu Zodiacus (эклиптика с зодиаком) Tropicus Cancr (тропик Рака) Aequator seu Linea AEquinoctialis (экватор и линия равноденствий), устанавливают связь земных (географических) и небесных координат: здесь минимумом деталей представлены экваториальная и эклиптическая системы небесных координат; совпадение проекций небесного и земного экватора, который также назван “линией равноденствий” (или “равноденственной линией”); тропик Рака, представляющий одну из ключевых параллелей северного полушария. (В современных учебниках географии эта параллель обычно называется северным тропиком, что на наш взгляд является серьёзной методической ошибкой, поскольку уводит ученика от некоего важного первоистока, разрывая земные координаты и их небесные прототипы).  То есть, даны все основные ключи, позволяющие при помощи небесных объектов ориентироваться на поверхности земного шара.

Выводы

Данное изображение Космоса не является изображением, иллюстрирующим систему мира Птолемея, но представляет собой некое синтетическое представление, созданное в середине XVII века, основанное на достаточно вольной образной интерпретации базовых принципов античных моделей Космоса и эстетике барокко.

Не стоит спешить давать этому изображению определение “поздней фальшивки”, причиной возникновения которой вероятнее всего были необоснованные фантазии, результатом смешения которых стал этот символический античный коллаж, который отнюдь не тождествен имени К. Птолемея, астронома, обобщившего в своих трудах все достижения античности и ставшего одним из главных символов древней науки. (Подобно тому, как, к примеру, великий Бернини творил мир псевдо-христианский, автор данной реконструкции творил мир псевдо-античный.)

Мы не склонны видеть в этом какой-либо рациональный умысел, поскольку намеренное искажение, в середине XVII века, скорее свойственно географическим картам, имевшим стратегической значение. (В качестве примера можно привести историю Магелланова пролива, который по причине своего стратегического значения, в некоторые периоды истории “исчезал” с географических карт). Здесь, скорее, имеет место демонстрация состоявшегося эпистемологического поворота ^{[13; 14]}, результатом совершения которого стал переход от открытия Космоса к конструированию его моделей, причём данное обстоятельство касается не только нового, но и древнего Космоса, то есть вектор развития эпистемологического поворота направлен не только в будущее, но и в прошлое европейской цивилизации.

Прочтение этого символического образа “исторической перспективы”, этого “текста вне литературы”, – возможно, через преодоление властвующей здесь эстетики хаоса, свойственная эпохе барокко с её мистификациями, метаморфозами, шутками, нежеланием ничего доводить до конца, но процесс познание его открывает нам ещё одно возможное направление познания истоков (генезиса) античного знания.

Перед нами возникает некий “фильм”, то есть – хронологическая (возможно, периодизационная) последовательность нескольких изображений наложенных одно на другое. Возможно перед нами попытка (вероятно строго выстроенная, но скорее – интуитивная), анимации тех самых “этапов творения”, “этапов познания”, – результат реализация одной из тех задач, которые ставили перед собой создатели картографических проектов XVI‑XVII веков.