DOI: 10.7256/2409-7136.2016.1.17662
Дата направления статьи в редакцию:
20-01-2016
Дата публикации:
31-01-2016
Аннотация:
В настоящей статье исследуется такое важнейшее свойство деяния, позволяющее квалифицировать его как правонарушение, как общественная опасность. Анализируются действующие в России законодательные дефиниции правонарушения, вычленяются легальные признаки этого феномена. Автор обосновывает точку зрения, согласно которой общественная опасность как признак присуща любому правонарушению, а не только преступлению, а также приводит определенные аргументы в пользу тезиса о том, что именно "общественная опасность" - наиболее удачное наименование материального признака правонарушения. Содержание искомого признака автор определяет, используя разъяснения Пленума ВС РФ (с учетом их эволюции с 1999 по 2015 гг.), а также достижения науки уголовного права России При написании статьи автором использовался формально-юридический метод, метод толкования права, в том числе толкования постановлений Пленума ВС РФ, метод сравнения, метод обобщения, абстрагирования, историко-правовой метод. Прежде всего, автором проанализированы положения принятого Пленумом Верховного Суда РФ 22 декабря 2015 г. постановления № 58 "О практике назначения судами РФ уголовного наказания" в части, касающейся раскрытия характера общественной опасности деяния и степени общественной опасности деяния, проведено сравнение между трактовками Пленумом ВС РФ указанных показателей общественной опасности в ранее действовавших постановлениях и во вновь принятом. Также автором обосновывается точка зрения о двойственном объективно-субъективном характере общественной опасности деяния, а также о том, что наличие такого свойства позволяет считать правонарушение социально-правовым явлением. На суд читателя предлагается рабочая дефиниция правонарушения.
Ключевые слова:
правонарушение, преступление, общественная опасность, характер, степень, преступный вред, количество, качество, посягательство, противоправность
Abstract: The article is devoted to social danger as the most important attribute of a deed, which helps qualify it as a misdeed. The author analyzes legal definitions, existing in the current Russian legislation, and outlines the legal attributes of this phenomenon. The author substantiates the idea that social danger is an attribute of any misdeed, not only of a crime, and argues the thesis that “social danger” is the most appropriate formulation of a material attribute of a misdeed. The author defines the content of the required attribute, applying the interpretations of the Plenum of the Supreme Court of the Russian Federation (in their development from 1999 till 2015) and the achievements of the science of criminal law. The author applies the methods of formal logic, interpretation of law, comparison, generalization, abstraction and legal narration. First of all, the author analyzes the provisions of the Decree of the Plenum of the Supreme Court No. 58, adopted on December 22, 2015, “On the Practice of Awarding Criminal Punishment by the Courts of the Russian Federation”, related to the study of the character of social danger of a deed; compares the Plenum’s interpretations of the mentioned attributes of social danger in the previous and the new decrees. The author substantiates the opinion about the dual objective-subjective character of social danger of a deed and about the fact that the existence of such an attribute allows considering the misdeed as a socio-legal phenomenon. The author proposes the working definition of a misdeed.
Keywords: offense, a crime, public danger, character, power, criminal damage, quantity, quality, assault, wrongfulness
Подходы к определению правонарушения в российском законодательстве Правонарушение характеризуется особенной природой и содержанием как по отношению к видам правомерного поведения, так и по отношению к другим разновидностям противоправного поведения. На сегодняшний день существует несколько законодательных дефиниций правонарушения в зависимости от того или иного вида.
УК РФ в ч. 1 ст. 14 закрепляет положение, согласно которому «преступлением признается виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания»[1]. Ч. 1 ст. 2.1 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях указывает, что «административным правонарушением признается противоправное, виновное действие (бездействие) физического или юридического лица, за которое настоящим Кодексом или законами субъектов Российской Федерации об административных правонарушениях установлена административная ответственность»[2]. Ст. 106 Налогового кодекса РФ дает определение налогового правонарушения: «Налоговым правонарушением признается виновно совершенное противоправное (в нарушение законодательства о налогах и сборах) деяние (действие или бездействие) налогоплательщика, налогового агента и иных лиц, за которое настоящим Кодексом установлена ответственность»[3].
Бюджетный кодекс РФ в 2013-м году перешел от понятия «нарушение бюджетного законодательства» к термину «бюджетное нарушение», и в соответствии с п. 1 ст. 306.1 БК РФ, таковым признается «совершенное в нарушение бюджетного законодательства Российской Федерации, иных нормативных правовых актов, регулирующих бюджетные правоотношения, и договоров (соглашений), на основании которых предоставляются средства из бюджета бюджетной системы Российской Федерации, действие (бездействие) финансового органа, главного распорядителя бюджетных средств, распорядителя бюджетных средств, получателя бюджетных средств, главного администратора доходов бюджета, главного администратора источников финансирования дефицита бюджета, за совершение которого главой 30 настоящего кодекса предусмотрено применение бюджетных мер принуждения»[4]. В этом определении, помимо своеобразия подхода к субъектному составу, можно увидеть и другие особенности трактовки такого рода деяний в бюджетном законодательстве. Следует обратить внимание на второй и третий пункты указанной статьи, которые развивают положения её первого пункта. В соответствии с п. 2, «действие (бездействие), нарушающее бюджетное законодательство Российской Федерации, иные нормативные правовые акты, регулирующие бюджетные правоотношения, совершенные лицом, не являющимся участником бюджетного процесса, влечет ответственность в соответствии с законодательством Российской Федерации». Казалось бы, о чем здесь стоит говорить: специальная ответственность лиц, являющихся специальным субъектом. Однако, п. 3 данной статьи закрепляет правило, согласно которому «применение к участнику бюджетного процесса, указанному в пункте 1 настоящей статьи, бюджетной меры принуждения не освобождает его должностных лиц при наличии соответствующих оснований от ответственности, предусмотренной законодательством Российской Федерации». С одной стороны, речь идёт об ответственности коллективного субъекта (участника бюджетного процесса), с другой стороны то, что применяется к этому субъекту, ответственностью называется, и по содержанию только такая мера принуждения из предусмотренных в ст. 306.2 БК РФ, как пеня (по сути - штраф), может быть названа мерой ответственности, т.е. вступает дополнительной обязанностью субъекта, остальные же мерами ответственности не выступают.
Наконец, необходимо затронуть трактовку правонарушения в Трудовом кодексе РФ. В соответствии со ст. 192 ТрК РФ, дисциплинарным проступком выступает неисполнение или ненадлежащее исполнение работником по его вине трудовых обязанностей[5]. Вся же формулировка этой части указанной статьи звучит следующим образом: «За совершение дисциплинарного проступка, то есть неисполнение или ненадлежащее исполнение работником по его вине возложенных на него трудовых обязанностей, работодатель имеет право применить следующие дисциплинарные взыскания: 1) замечание; 2) выговор; 3) увольнение по соответствующим основаниям». Воспринимая конструкцию дисциплинарного проступка таким образом мы можем легко увидеть её типичность и близость по основным характеристикам другим отраслевым конструкциям правонарушений.
К сожалению, иное отраслевое законодательство – гражданское, природоохранное, конституционное, процессуальное и т.д., - не содержит легальной характеристики собственного вида правонарушения. Это может говорить о многом, даже о том, что соответствующие виды ответственности ещё не сформировались, либо традиционно в рамках отрасли не принято определять правонарушение на уровне закона. Так или иначе, думается, что названных отраслевых легальных подходов к определению правонарушения вполне достаточно для проведения теоретического обобщения и выведения конструкции признаков и универсального определения правонарушения.
Общими признаками правонарушения, содержащимися в приведенных выше формулировках из отечественного законодательства, выступают: 1) деяние; 2) противоправное или запрещенное законом; 3) под угрозой наказания, либо же за его совершение предусмотрена ответственность; 4) виновная совершенность. Что касается ещё одного, т.н. материального, признака правонарушения, то в УК РФ он именуется «общественная опасность», при этом иные законодательные акты, содержащие дефиниции правонарушения, вообще о таком признаке умалчивают. В настоящей статье мы обосновываем точку зрения, согласно которой общественная опасность присуща не только преступлению, но и иным правонарушениям, просто разного характера и степени, что общественная опасность выступает главным признаком правонарушения, а также раскрываем содержание общественной опасности с учетом правовых позиций ВС РФ и теории юриспруденции. Общественная опасность - свойство любого правонарушения Итак, общественная опасность традиционно именуется материальным признаком правонарушения, выступает детищем советской юридической доктрины; общественная опасность означает, что совершённое деяние либо причинило реальный вред личности, обществу или государству, либо в момент совершения создавало угрозу такого причинения[6, с. 22]. Следует сказать, что именно общественная опасность, а не общественная вредность или что-то иное, выступает признаком правонарушения. Если мы обратим внимание на выше названные легальные определения отраслевых видов правонарушений, то можем заметить, что материальный признак на сегодняшний день называется только в определении преступления по УК РФ – общественная опасность. Однако, тот факт, что остальные законы умалчивают о материальном признаке вообще, не говорит с необходимостью о том, что общественной опасностью обладает только преступление. Тому есть ряд причин, самая главная из которых – правонарушение, в отношении которого не установлена общественная опасность в качестве признака, например, гражданско-правовой деликт, может влечь более строгую меру юридической ответственности, чем преступление, которое этой общественной опасностью характеризуется (речь идёт о том, что максимальная сумма возмещения убытков может превышать даже максимальный размер уголовного штрафа; тот же административный арест намного строже, чем обязательные работы, или лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью, т.к. предполагает ограничение не только трудовых прав, но и свободы). Более подробно этот вопрос рассматривают Р.Л. Хачатуров и Д.А. Липинский в монографии "Общая теория юридической ответственности".[7, с. 249-250].
Более того, если осмыслить эту проблему на более высоком уровне абстракции, то на сегодняшний день отсутствует чёткая лестница между мерами юридической ответственности, предусмотренными разными отраслями права, и нигде не закреплено правило, согласно которому самое мягкое уголовное наказание, которое может быть назначено за общественно опасное преступление, должно превышать самое строгое наказание, предусмотренное за правонарушение другими отраслями права. На сегодняшний же день наблюдается пересечение, к примеру, систем уголовных и административных наказаний. Другие авторы, например, Н.С. Малеин, также разделяют универсальность признака «общественная опасность». По мнению ученого, правонарушение – это сознательный, волевой акт общественно опасного противоправного поведения[8, с. 11]. Об этом пишет и Л.М. Прозументов в своей недавней работе «Криминализация и декриминализация деяний»: «Отметим, что термин «общественная опасность» в законодательстве применяется только к преступлениям. Что касается других правонарушений, то законодатель применительно к ним не использует данный признак… Тем не менее, данное обстоятельство вовсе не означает, что правонарушениям не присущ признак общественной опасности, поскольку она определяется тем вредом, который причиняется или может быть причинен общественным отношениям. Административные, дисциплинарные, гражданско-правовые правонарушения также причиняют вред интересам государства, общества и отдельным гражданам и в силу этого представляют общественную опасность»[9, с. 21]. Далее ученый отмечает, что практически все исследователи по данному вопросу были единодушны в главном – в понимании материальной сущности правонарушений как антиобщественных, т.е. вредных в той или иной мере антисоциальных явлений, в силу чего дискуссия по существу носила терминологический характер: как называть вредность преступлений и иных правонарушений – одним термином «общественная опасность» либо различными терминами (так, можно говорить, что иные правонарушения не общественно опасны, а общественно вредны); а порождена эта дискуссия была тем, что некоторые авторы желали подчеркнуть их различие[9, с. 22-23].
Получается, что мы имеем, по большому счету, не более чем спор о словах, за которым, по сути, не скрывается объективного социального основания, поскольку даже с обыденной точки зрения различить «опасность» и «вредность» крайне сложно, тем более с точки зрения их способности негативно воздействовать на общественные отношения. Хотя нам термин «общественная опасность» кажется более удачным, чем даже «особая вредоносность», который предлагается В.И. Плоховой[10, с. 264-265], и далее мы укажем, почему, а пока же приведем ещё одну цитату из работы Л.М. Прозументова. «Представляется, что разграничение понятий «общественная опасность» и «общественная вредность» вряд ли правомерно, поскольку мы имеем дело с однопорядковыми явлениями. Если бы признак общественной опасности был присущ исключительно преступлениям, то не возникало бы никаких вопросов при установлении уголовно-правового запрета или при его отмене, а теории криминализации и декриминализации деяний не существовало бы вовсе. Поэтому признак общественной опасности присущ всем правонарушениям»[9, с. 23]. Конечно, даже отсылка к классикам науки не является безапелляционным аргументом в дискуссии, ведь это всего лишь ещё одно мнение (Этот вопрос весьма интересно с точки зрения постклассической методологии юриспруденции рассматривает И.Л. Честнов.)[11, с. 240-245]. Но ценность любого мнения заключается в его адекватности реально существующим социальным условиям, и думается, что Л.М. Прозументов вполне реально оценивает отсутствие каких бы то ни было различий между общественной опасностью и общественной (социальной) вредностью, оба эти термина в данном случае обозначают одно и то же понятие – свойство деяния причинять реальный вред социальным ценностям, или, по меньшей мере, создавать угрозу для причинения такого вреда. Характер и степень общественной опасности в разъяснениях Пленума Верховного Суда РФ Из сказанного выше может следовать с достаточным основанием вывод о том, что общественной опасностью характеризуются не только преступления, по и любые правонарушения, вследствие чего необходимо рассмотреть, что же собой представляет это свойство деяния, как оно трактуется в судебной практике, в разъяснениях Верховного Суда РФ, в частности, посвященных назначению уголовного наказания, а также в уголовно-правовой литературе, поскольку именно там анализируется названная категория. Необходимо отметить, что разница между преступлениями и иными правонарушениями традиционно проводится по показателям, характеризующим общественную опасность. Таковыми в современной российской юридической науке и практике принято считать, по меньшей мере, два:
а) характер общественной опасности – это показатель, который, согласно указанию Пленума Верховного Суда РФ от 29.10.2009 г. в постановлении «О некоторых вопросах судебной практики назначения и исполнения уголовного наказания» (ныне утратившем силу), определяется объектом посягательства, формой вины и категорией преступления (применительно к общей теории права последний критерий можно прочитать как: определяется самим законодателем), и именуется качественной характеристикой правонарушения; по характеру общественной опасности можно различать, во-первых, преступления и административные правонарушения с одной стороны, и все остальные виды правонарушений – с другой, а также, во-вторых – отдельные виды преступлений и административных правонарушений между собой. Это вытекает из того обстоятельства, что в уголовном и административно0деликтном праве под охрану взят примерно схожий круг объектов, одинаковым является и подход к определению форм вины;
б) степень общественной опасности – это показатель, который, согласно всё тому же указанию, который определяется в зависимости от конкретных обстоятельств содеянного, в частности от размера вреда и тяжести наступивших последствий, степени осуществления преступного намерения, способа совершения преступления, роли подсудимого в преступлении, совершенном в соучастии, наличия в содеянном обстоятельств, влекущих более строгое наказание в соответствии с санкциями статей Особенной части Уголовного кодекса Российской Федерации. То есть, степень общественной опасности правонарушения, если экстраполировать это суждение на общую теорию права, зависит от всех иных обстоятельств совершённого правонарушения и личности правонарушителя, которые не влияют на характер общественной опасности.
Необходимо проанализировать в настоящей работе изменение правовой позиции Верховного Суда РФ по данному вопросу, произошедшее в самом конце 2015-го года. 22 декабря 2015-го года Пленум Верховного Суда РФ принял Постановление «О практике назначения судами Российской Федерации уголовного наказания» № 58[12]. В этом постановлении Пленум определяет характер и степень общественной опасности деяния в связи с тем, что уголовный закон требует назначение справедливого наказания, а «согласно ст. 6 УК РФ справедливость наказания заключается в его соответствии характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного» (абз. 2 пп. 1 указанного Постановления). А справедливость наказания, в соответствии с предшествующим абзацем этого же Постановления, находится в тесной взаимосвязи со строго индивидуальным подходом к назначению наказания, а также способствует решению задач и достижению целей, стоящих перед УК РФ. Все это подчеркивает важность определения содержания понятий «характер общественной опасности» и «степень общественной опасности», а также необходимость в отслеживании того, как же именно изменилась в этом отношении правовая позиция ВС РФ, а также в предположении возможных причин такого изменения.
«Характер общественной опасности преступления определяется уголовным законом и зависит от установленных судом признаков состава преступления. При учете характера общественной опасности преступления судам следует иметь в виду прежде всего направленность деяния на охраняемые уголовным законом ценности и причиненный им вред»[12]. Как видим, в отличие от предшествующего постановления, здесь Верховный Суд ставит характер общественной опасности в зависимость от того, на какие ценности посягает деяние и в какой мере. Другими словами, высший судебный орган РФ отказался от использования понятия «объект преступления», а конкретизировал, что имеются в этом случае ввиду охраняемые уголовным законом ценности, видимо, вследствие дискуссионности первого понятия в теории и отсутствия в уголовном законе. Отказался ВС РФ и от связи характера общественной опасности с категорией преступлений, по причине, как думается, расширения в 2011-м году судейского усмотрения, когда суды получили право в силу введенной в действие 16-го декабря 2011-го года ч. 6 ст. 15 УК РФ понижать категорию преступления в соответствии с реально назначенным подсудимому наказанием, что лишило категории преступлений былой жесткости и категоричности, сделало их более неопределенными и, следовательно, эта классификация запрещенных под угрозой уголовного наказания деяний стала не вполне подходящей для качественной характеристики их общественной опасности. Вместо этого Верховный Суд РФ указал, что характер общественной опасности определяется уголовным законом и зависит от установленных судом признаков состава преступления, т.е. произошел переход к более универсальной но, вместе с тем и более абстрактной формулировке. Отказался ВС РФ и от связи характера общественной опасности с формой вины, как это было в предыдущем постановлении. Таким образом, на сегодняшний день в соответствии с правовой позицией Верховного Суда РФ, характер общественной опасности деяния – это такой её показатель, который определяется уголовным законом и зависит от установленных судом признаков состава преступления, и в первую очередь – от объекта посягательства и причиненного ему вреда. Качественная характеристика общественной опасности приобрела в большей степени объективный характер и поставлена фактически в зависимость от того, на что посягает деяние, а также в каком объеме.
Однако, анализ понимания Верховным Судом РФ количественной характеристики общественной опасности заставляет несколько уточнить содержание её качественного показателя. «Степень общественной опасности преступления устанавливается судом в зависимости от конкретных обстоятельств содеянного, в частности от характера и размера наступивших последствий, способа совершения преступления, роли подсудимого в преступлении, совершенном в соучастии, от вида умысла (прямой или косвенный) либо неосторожности (легкомыслие или небрежность). Обстоятельства, смягчающие или отягчающие наказание (статьи 61 и 63 УК РФ) и относящиеся к совершенному преступлению (например, совершение преступления в силу стечения тяжелых жизненных обстоятельств либо по мотиву сострадания, особо активная роль в совершении преступления), также учитываются при определении степени общественной опасности преступления»[12]. Сопоставление перечня элементов, включаемых ВС РФ в состав характера общественной опасности и степени общественной опасности, позволяет говорить о том, что из элементов состава преступления на характер общественной опасности влияет лишь объект преступления, а также такой показатель, как причиненный объекту вред. При этом, возникает сложность в разграничении указанного показателя с включаемыми в состав степени общественной опасности характером и размером наступивших последствий.
Единственное объяснение, приемлемое при различении указанных характеристик – применительно к степени общественной опасности речь идет о последствиях как признаке состава преступления, касательно же характера общественной опасности говориться о вреде, причиненном объекту преступления, не ограниченном составом преступления, а включающем всё негативное, что несет совершенное деяние охраняемым законом ценностям. В юридической литературе указанные понятия (последствия, вред, результат) аргументированно разграничиваются [13, с. 24]. С.В. Землюков, например, пишет, характеризуя преступный вред, что данному феномену присущи два признака: 1) это конструктивный, системообразующий элемент преступного деяния, состоящий из вредного изменения объекта посягательства и являющийся основным объективным показателем его общественной опасности (социальной вредности); 2) обязательный признак состава преступления, влияющий на квалификацию преступления и индивидуализацию ответственности[13, с. 24-25]. Разумно предположить, что Пленум ВС РФ применительно к характеру общественной опасности имеет ввиду первый аспект преступного вреда, а применительно к степени – второй, именуя вред последствиями.
Помимо сказанного можно отметить, что Верховный Суд РФ перенес субъективный признак преступления в степень общественной опасности, причем, если ранее характер общественной опасности деяния зависел в т.ч. от формы вины, то ныне степень общественной опасности определяется видом вины. Следует отметить, что если соотношение между умыслом и неосторожностью с т.з. большей или меньшей их опасности более-менее ясно и определено в теории юриспруденции, то с соотношением видов форм вины не все настолько ясно и понятно, корме того, при формулировке категорий преступлений о видах вины речь не ведется, а указываются именно формы вины. Тем не менее, определенность позиции высшего судебного органа России в новом постановлении стала более ощутимой, нельзя отрицать, что совершенству нет предела, и далеко не все, что хорошо выглядит в теории, будет приемлемо работать при регулировании конкретных общественных отношений. В частности, положительно можно оценить включение ВС РФ смягчающих и отягчающих наказание обстоятельств, указанных в ст. 61 и 63 УК РФ, поскольку на характер общественной опасности они оказывают влияние только тогда, когда выступают конституирующими или квалифицирующими обстоятельствами, да и то не всегда, в иных же случаях, влияя на индивидуализацию наказания, вряд ли есть смысл говорить об определении характера общественной опасности деяния.
При исследовании вопроса о понимании Верховным Судом РФ характера и степени общественной опасности не стоит забывать и про достопамятное Постановление Пленума ВС РФ «О практике назначения судами уголовного наказания» от 11 июня 1999 г. № 40, утратившем силу в январе 2007 года в связи с принятием нового постановления с аналогичным названием. В постановлении от 11 июня 1999 года говорится, что «при учете характера и степени общественной опасности преступления надлежит исходить из того, что характер общественной опасности преступления зависит от установленных судом объекта посягательства, формы вины и отнесения Уголовным кодексом преступного деяния к соответствующей категории преступлений (статья 15 УК РФ), а степень общественной опасности преступления определяется обстоятельствами содеянного (например, степенью осуществления преступного намерения, способом совершения преступления, размером вреда или тяжестью наступивших последствий, ролью подсудимого при совершении преступления в соучастии)»[14]. Пожалуй, это наиболее простая трактовка качественного и количественного показателей общественной опасности, утерянная в постановлении от 11 января 2007 г. и вновь возвращенная практически в аналогичном виде в постановлении от 29 октября 2009 г. Но, скажем ещё раз, что простота формулировки, как и её теоретическая точность, сами по себе не говорят о её безусловной применимости в юридической практике и однозначном соответствии уголовному закону. Можно говорить об определенной эволюции понимания Верховным Судом РФ характера и степени общественной опасности, эволюции, с некоторыми оговорками, позитивной и ориентированной в большей степени на практические потребности, нежели на теоретические рекомендации.
Таким образом, на сегодняшний день характер общественной опасности деяния как её качественный показатель, зависит от объекта уголовно-правовой охраны и вреда, причиняемого (причиненного) этому объекту. Степень общественной опасности деяния как её количественный показатель, определяется всеми остальными обстоятельствами совершения этого деяния, в т.ч. теми, которые перечислены в законе как смягчающие и отягчающие наказание. По сути, такой подход позволяет вести речь о сходстве по характеру общественной опасности между преступлениями, административными и налоговыми правонарушениями, и о различии между ними – с одной стороны, и дисциплинарными проступками, гражданско-правовыми деликтами – с другой, ввиду принципиальной разницы в объектах охраны. Но общественной опасностью обладают они все, поскольку причиняют вред охраняемым законом ценностям, или создают угрозу причинения такого вреда. Необходимо, однако, для более полного представления о категории «общественная опасность», рассмотреть, как она определяется в юридической науке.
Общая характеристика общественной опасности в уголовно-правовой науке В юридической литературе по уголовному праву представлены различные варианты содержания концепта «общественная опасность». «Общественная опасность представляет собой объективную реальность, присущую некоторым деяниям в определенных условиях места, времени, обстановки, характера их совершения»[9, с. 22], - отмечает Л.М. Прозументов. Следующее высказывание ученого раскрывает очень важный аспект общественной опасности деяния – её объективность, и, одновременно, субъективность (но не как признак, относящийся к субъекту, а в силу того, что общественная опасность деяния определяется той эпохой, тем историческим временем, в которое оно совершается, и в этом представляется необходимым согласиться с профессором). «От законодательного запрета или его отсутствия не повышается и не понижается объективно причиненный ущерб, выраженный, как правило, в материальных показателях. Общественная опасность определяется с позиций социальных ценностей, принятых в обществе, и является таковой независимо от воли законодателя… Законодатель, выявив факт общественной опасности деяния, может этот факт только зафиксировать в уголовном законе, т.е. «признать» его в качестве преступления, но не «придумать» или «предположить». В то же время общественная опасность как результат социальной оценки деяния субъективна. Социальная оценка деяния в качестве преступления исходит от сознания его (деяния) как общественно опасного. Экономические, политические, социально-психологические, научно-технические, криминологические факторы предопределяют социальную оценку общественно опасного деяния»[9, с. 21-24]. Отсюда вытекает, что общественная опасность деяния объективна, поскольку её наличие либо отсутствие не зависит от воли законодателя и может всего лишь быть им замечено и учтено при установлении запрета такого деяния под угрозой наказания. Общественная опасность деяния (любой отраслевой принадлежности, направленного на любой объект охраны) субъективна постольку, поскольку, не являясь зависимой от субъективной воли законодателя, она зависит от субъективной оценки того или иного деяния обществом как для него опасного (или не опасного). Таким образом, общественная опасность – это объективно-субъективная категория, поскольку объединяет в себе объективное и субъективное начало в их единстве и борьбе. Из сказанного, кроме того, вытекает и тот факт, что в силу наличия общественной опасности в правонарушении (преступлении) первичным выступает социальный сегмент, а правовой является вторичным, но тесно связанным при этом с первым, ввиду чего можно предположить, что правонарушение есть социально-правовое явление, как и предусмотренная за его совершение юридическая ответственность, о чем будет далее сказано несколько подробнее. Пока же продолжим рассматривать теоретическое содержание концепта «общественная опасность».
Т.А. Плаксина проводит обобщение существующих в уголовно-правовой науке позиций в пять пунктов: 1) общественная опасность деяния – это его качественная характеристика, которая детерминируется взаимодействием элементов деяния и общественных отношений как объекта охраны; 2) общественная опасность, являясь качественной характеристикой деяния и придавая ему известное своеобразие, в то же время имеет и свое количественное выражение через категорию степени общественной опасности; 3) для уголовно-правового нормообразования важной представляется общественная опасность не каждого отдельно взятого деяния определенного вида, а так называемая типовая общественная опасность (а точнее, типовая степень общественной опасности) такого рода деяний, определяемая, наряду с объектом, их типичными признаками; 4) распространенность определенного вида деяний не влияет на типовую степень их общественной опасности, т.к. не входит ни в одну из подсистем, результатом взаимодействия которых становится общественная опасность, - ни в объект охраны, ни в элементы деяния как составляющей источника опасности; 5) общественная опасность деяния может рассматриваться: а) как результат взаимодействия объекта охраны (общественных отношений) и источника опасности (деяния); б) как возможность вредоносного воздействия источника опасности на объект охраны[15, с. 28-30]. Такая характеристика общественной опасности дается автором в свете предлагаемой ею конструкции социальных оснований уголовной ответственности.
Обстоятельно раскрывает составляющие общественной опасности и Н.Ф. Кузнецова. По её мнению, общественная опасность характеризуется следующими чертами: 1) Общественная опасность деяния по природе есть объективное свойство преступления, т.е. не зависящее от правовой их оценки законом. Однако становится она свойством именно преступления только после такой её оценки уголовным законом. 2) Общественная опасность – объективно-субъективная категория, определяемая совокупностью всех обязательных элементов состава преступления. 3) УК РФ употребляет понятие и термин «общественная опасность» в двух разновидностях: как объективной и как объективно-субъективной вредоносности. 4) Общественная опасность деяний служит основанием их криминализации законом. 5) Общественная опасность выступает основанием привлечения виновного лица к уголовной ответственности. 6) Характер и степень общественной опасности определяют категоризацию преступлений. 7) Общественная опасность преступления – первый критерий индивидуализации наказания. 8) Общественная опасность – такое специфическое свойство преступления, которое позволяет его отграничивать от иных правонарушений и малозначительных деяний[16, с. 68-69]. Соглашаясь со всеми характеристиками искомой категории, мы бы поправили последнюю: характер и степень общественной опасности позволяют отграничивать преступления от иных правонарушений, а её наличие – от малозначительных деяний.
Стоит отметить, что понятие малозначительности известно не только уголовному законодательству, что также служит подтверждением в пользу универсальности признака общественной опасности для любого вида правонарушения. Ст. 2.9 Кодекса РФ об административных правонарушениях гласит: «При малозначительности совершенного административного правонарушения судья, орган, должностное лицо, уполномоченные решить дело об административном правонарушении, могут освободить лицо, совершившее административное правонарушение, от административной ответственности, и ограничиться устным замечанием»[2]. В соответствии же с ч. 2 ст. 14 УК РФ, «не является преступлением действие (бездействие), хотя формально и содержащее признаки какого-либо деяния, предусмотренного настоящим Кодексом, но в силу малозначительности не представляющее общественной опасности»[1]. И хотя КоАП РФ не предполагает такой строгий подход при малозначительности, исключающий преступность деяния вообще, но сам факт наличия в нем такой юридической конструкции говорит об обладании административным правонарушением именно общественной опасностью.
Таким образом, общественная опасность представляет собой такую характеристику деяния, которая выражается в том, что это деяние причиняет вред социально значимым общественным ценностям, либо способно причинить такой вред, т.е. создает угрозу причинения вреда. Учитывая вторую составляющую признака необходимо говорить именно об общественной опасности, как собирательном понятии, охватывающем как сам вред, так и угрозу его наступления. В связи с этим представляется необходимым не согласиться с А.А. Гогиным, предлагающим заменить признак «общественная опасность» на эквивалент «социальная вредность деяния». «Термин «общественная опасность» - есть субъективное представление и оценочное предположение органов государственной власти, партий, движений, объединений или отдельного индивида о степени социальной вредности конкретного явления, основанное на идеологических, политических, личных и иных взглядах, воззрениях и пристрастиях. В свою очередь, вред – это неблагоприятные последствия психологического, морального, физического или материального характера»[17, с. 8]. Она носит, на наш взгляд, сугубо теоретико-правовой характер и весьма далека от отраслевых юридических реалий. Не вполне ясно, с чего автор приводит именно такую трактовку общественной опасности. Как мы выше убедились, общественная опасность – объективно-субъективная категория, причем, субъективность её может быть признана таковой лишь в самом широком абстрактном и весьма условном смысле, в масштабах же того или иного социума, находящегося на определенном историческом этапе своей жизнедеятельности (культурно-исторического типа) общественная опасность деяний вполне объективна, так как обусловлена бытующими в этом социуме общественными отношениями. А конструкция «социальная вредность деяния», предлагаемая названным, и некоторыми другими авторами, на наш взгляд, не охватывает угрозы причинения вреда. И потом, что мешает всем тем названным А.А. Гогиным субъектам точно также вольно трактовать социальную вредность, как они, по его мнению, толкуют общественную опасность.
Итак, материальный признак правонарушения стоит, с определенными оговорками, признать определяющим, в силу наличия в ряде отраслевых законов конструкции малозначительности, исключающей ответственность или дающей возможность для такого исключения даже при наличии формальной противоправности. Кроме того, этот признак носит преимущественно социальный характер, показывает социальную сущность правонарушения как деяния, причиняющего вред социально значимым благам, так и создающего угрозу причинения такого вреда.
В завершение статьи хотелось бы предложить на суд читателя рабочий вариант (на наш взгляд, наиболее удачный) определения правонарушения: это социально-правовое явление, представляющее собой виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное законом под угрозой применения мер юридической ответственности. Этот вариант рабочего определения правонарушения основан на определении преступления, даваемом УК РФ, не потому, что автор статьи имеет "особое отношение" к уголовному праву, а в силу того, что представленный в уголовном законе, во-первых, наиболее полный из ныне действующих в России легальных определений правонарушения, а во-вторых, признаки, содержащиеся в определении преступления сформулированы точно и однозначно, и в силу этого способны выступить основой для наименования признаков правонарушения в целом. И потом, исторически первым в области наказания за антиобщественные поступки было именно уголовное право, а уже от него стали отпочковываться в современную правовую эпоху иные деликтные отрасли (за исключением гражданского права, которое в части гражданско-правовой ответственности, однако, функционировало в совершенно иной сфере общественных отношений), исходя из чего общетеоретическая трактовка правонарушения вполне может быть похожа на "родительское понятие" преступления.
Библиография
1. Уголовный кодекс Российской Федерации: федеральный закон от 13 июня 1996 г. № 63-ФЗ // Собрание законодательства РФ. – 17 июня 1996 г.-№ 25. – Ст. 2954.
2. Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях: федеральный закон от 30 декабря 2001 № 195-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 7 января 2002. № 1 (ч. 1).-Ст. 1.
3. Налоговый кодекс Российской Федерации (часть первая): федеральный закон от 31 июля 1998 № 146-ФЗ // Собрание законодательства РФ, 3 августа 1998.-№ 31.-Ст. 3824.
4. Бюджетный кодекс Российской Федерации: федеральный закон от 31 июля 1998 № 145-ФЗ // Собрание законодательства РФ, 3 августа 1998.-№ 31.-Ст. 3823.
5. Трудовой кодекс Российской Федерации: федеральный закон от 30 декабря 2001 № 197-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 7 января 2002, № 1 (ч. 1).-Ст. 3.
6. Пудовочкин Ю.Е. Учение о преступлении: избранные лекции. 2-е изд., испр. и доп. – М.: Юрлитинформ, 2010. с. 22.
7. Хачатуров Р.Л. Общая теория юридической ответственности: Монография / Р.Л. Хачатуров, Д.А. Липинский. – СПб.: «Юридический центр «Пресс», 2007. с. 249-250.
8. Малеин Н.С. Правонарушение: Понятие, причины, ответственность. М.: Юрид. лит.,1985. с. 11.
9. Прозументов Л.М. Криминализация и декриминализация деяний. – Томск: Изд-во Том. ун-та, 2012. с. 21; с. 22-23; с. 23; с. 22; с. 23.
10. Плохова В.И. Ненасильственные преступления против собственности: криминологическая и правовая обоснованность. – СПб.: Юридический центр «Пресс», 2003. с. 264-265.
11. История и методология юридической науки: учебник для вузов / под ред. Ю.А. Денисова, И.Л. Честнова. – СПб.: ИВЭСЭП, 2014. с. 240-245.
12. О практике назначения судами Российской Федерации уголовного наказания: постановление Пленума Верховного Суда РФ от 22 декабря 2015 г. № 58 // Российская газета. Федеральный выпуск № 6861 от 23 декабря 2015 г.
13. Землюков С.В. Уголовно-правовые проблемы преступного вреда. Новосибирск: Изд-во Новосиб. ун-та, 1991. С. 24; с. 24-25.
14. О практике назначения судами уголовного наказания: постановление Пленума Верховного Суда РФ от 11 июня 1999 № 40 // [Электронный ресурс] – электрон. дан. – «Консультант Плюс»-законодательство РФ: кодексы, законы, указы, постановления Правительства РФ, нормативные акты. – Режим доступа: URL: http://www.consultant.ru
15. Плаксина Т.А. Социальные основания квалифицирующих убийство обстоятельств и их юридическое выражение в признаках состава преступления: монография / Т.А. Плаксина; под научн. ред. В.Д. Филимонова. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2006. с. 28-30.
16. Энциклопедия уголовного права. В 35-ти томах. Т. 3. Понятие преступления. / отв. ред. В.Б. Малинин. – Издание профессора Малинина. СПб.: СПБ ГКА, 2005. с. 68-69.
17. Гогин А.А. Общая концепция правонарушений: проблемы методологии, теории и практики: автореф. дисс. д-ра юрид. наук: 12.00.01 / А.А. Гогин. – Казань, 2011. С. 8
18. Б. В. Сидоров, А. Г. Бабичев Хулиганский мотив в составе квалифицированного убийства // Союз криминалистов и криминологов. - 2014. - 1. - C. 53 - 60.
19. Липинский Д.А., Мусаткина А.А. Общественная опасность правонарушения в научных и законодательных определениях России и зарубежных стран // Вопросы безопасности. - 2015. - 3. - C. 24 - 44. DOI: 10.7256/2409-7543.2015.3.15941. URL: http://www.e-notabene.ru/nb/article_15941.html
20. Никитин А.С. К вопросу о внешних обстоятельствах административного правонарушения // Административное и муниципальное право. - 2010. - 3. - C. 90 - 94.
21. Ивочкин А.Б. О понятии «малозначительность» при квалификации действий по статье 305 УК РФ. // Право и политика. - 2015. - 9. - C. 1324 - 1328. DOI: 10.7256/1811-9018.2015.9.16013.
22. Кривоносов А.Н. К вопросу о понятии административного правонарушения // Административное и муниципальное право. - 2010. - 4. - C. 66 - 69.
23. Никитин А.С. Нарушенная «свобода» в противоправном последствии административного правонарушения // Административное и муниципальное право. - 2010. - 4. - C. 75 - 79.
24. Никитин А.С. К вопросу о признаке противоправности – в административном правонарушении // Административное и муниципальное право. - 2010. - 1. - C. 40 - 46.
25. Букалерова Л.А., Кузнецова О.А. К вопросу об общественной опасности коррупционной деятельности // Административное и муниципальное право. - 2015. - 4. - C. 412 - 417. DOI: 10.7256/1999-2807.2015.4.13115.
26. Акопджанова М.О. Теоретические и практические аспекты криминализации общественно опасных посягательств // Полицейская и следственная деятельность. - 2014. - 3. - C. 1 - 5. DOI: 10.7256/2409-7810.2014.3.13920. URL: http://www.e-notabene.ru/pm/article_13920.html
27. Л.В. Максимов Что такое мораль: проблема определения // Философия и культура. - 2012. - 10. - C. 115 - 126.
28. Токарчук Р.Е. Общественная опасность как общий принцип уголовного права и уголовной ответственности // Юридические исследования. - 2012. - 1. - C. 126 - 142. URL: http://www.e-notabene.ru/lr/article_51.html
References
1. Ugolovnyi kodeks Rossiiskoi Federatsii: federal'nyi zakon ot 13 iyunya 1996 g. № 63-FZ // Sobranie zakonodatel'stva RF. – 17 iyunya 1996 g.-№ 25. – St. 2954.
2. Kodeks Rossiiskoi Federatsii ob administrativnykh pravonarusheniyakh: federal'nyi zakon ot 30 dekabrya 2001 № 195-FZ // Sobranie zakonodatel'stva RF. 7 yanvarya 2002. № 1 (ch. 1).-St. 1.
3. Nalogovyi kodeks Rossiiskoi Federatsii (chast' pervaya): federal'nyi zakon ot 31 iyulya 1998 № 146-FZ // Sobranie zakonodatel'stva RF, 3 avgusta 1998.-№ 31.-St. 3824.
4. Byudzhetnyi kodeks Rossiiskoi Federatsii: federal'nyi zakon ot 31 iyulya 1998 № 145-FZ // Sobranie zakonodatel'stva RF, 3 avgusta 1998.-№ 31.-St. 3823.
5. Trudovoi kodeks Rossiiskoi Federatsii: federal'nyi zakon ot 30 dekabrya 2001 № 197-FZ // Sobranie zakonodatel'stva RF. 7 yanvarya 2002, № 1 (ch. 1).-St. 3.
6. Pudovochkin Yu.E. Uchenie o prestuplenii: izbrannye lektsii. 2-e izd., ispr. i dop. – M.: Yurlitinform, 2010. s. 22.
7. Khachaturov R.L. Obshchaya teoriya yuridicheskoi otvetstvennosti: Monografiya / R.L. Khachaturov, D.A. Lipinskii. – SPb.: «Yuridicheskii tsentr «Press», 2007. s. 249-250.
8. Malein N.S. Pravonarushenie: Ponyatie, prichiny, otvetstvennost'. M.: Yurid. lit.,1985. s. 11.
9. Prozumentov L.M. Kriminalizatsiya i dekriminalizatsiya deyanii. – Tomsk: Izd-vo Tom. un-ta, 2012. s. 21; s. 22-23; s. 23; s. 22; s. 23.
10. Plokhova V.I. Nenasil'stvennye prestupleniya protiv sobstvennosti: kriminologicheskaya i pravovaya obosnovannost'. – SPb.: Yuridicheskii tsentr «Press», 2003. s. 264-265.
11. Istoriya i metodologiya yuridicheskoi nauki: uchebnik dlya vuzov / pod red. Yu.A. Denisova, I.L. Chestnova. – SPb.: IVESEP, 2014. s. 240-245.
12. O praktike naznacheniya sudami Rossiiskoi Federatsii ugolovnogo nakazaniya: postanovlenie Plenuma Verkhovnogo Suda RF ot 22 dekabrya 2015 g. № 58 // Rossiiskaya gazeta. Federal'nyi vypusk № 6861 ot 23 dekabrya 2015 g.
13. Zemlyukov S.V. Ugolovno-pravovye problemy prestupnogo vreda. Novosibirsk: Izd-vo Novosib. un-ta, 1991. S. 24; s. 24-25.
14. O praktike naznacheniya sudami ugolovnogo nakazaniya: postanovlenie Plenuma Verkhovnogo Suda RF ot 11 iyunya 1999 № 40 // [Elektronnyi resurs] – elektron. dan. – «Konsul'tant Plyus»-zakonodatel'stvo RF: kodeksy, zakony, ukazy, postanovleniya Pravitel'stva RF, normativnye akty. – Rezhim dostupa: URL: http://www.consultant.ru
15. Plaksina T.A. Sotsial'nye osnovaniya kvalifitsiruyushchikh ubiistvo obstoyatel'stv i ikh yuridicheskoe vyrazhenie v priznakakh sostava prestupleniya: monografiya / T.A. Plaksina; pod nauchn. red. V.D. Filimonova. Barnaul: Izd-vo Alt. un-ta, 2006. s. 28-30.
16. Entsiklopediya ugolovnogo prava. V 35-ti tomakh. T. 3. Ponyatie prestupleniya. / otv. red. V.B. Malinin. – Izdanie professora Malinina. SPb.: SPB GKA, 2005. s. 68-69.
17. Gogin A.A. Obshchaya kontseptsiya pravonarushenii: problemy metodologii, teorii i praktiki: avtoref. diss. d-ra yurid. nauk: 12.00.01 / A.A. Gogin. – Kazan', 2011. S. 8
18. B. V. Sidorov, A. G. Babichev Khuliganskii motiv v sostave kvalifitsirovannogo ubiistva // Soyuz kriminalistov i kriminologov. - 2014. - 1. - C. 53 - 60.
19. Lipinskii D.A., Musatkina A.A. Obshchestvennaya opasnost' pravonarusheniya v nauchnykh i zakonodatel'nykh opredeleniyakh Rossii i zarubezhnykh stran // Voprosy bezopasnosti. - 2015. - 3. - C. 24 - 44. DOI: 10.7256/2409-7543.2015.3.15941. URL: http://www.e-notabene.ru/nb/article_15941.html
20. Nikitin A.S. K voprosu o vneshnikh obstoyatel'stvakh administrativnogo pravonarusheniya // Administrativnoe i munitsipal'noe pravo. - 2010. - 3. - C. 90 - 94.
21. Ivochkin A.B. O ponyatii «maloznachitel'nost'» pri kvalifikatsii deistvii po stat'e 305 UK RF. // Pravo i politika. - 2015. - 9. - C. 1324 - 1328. DOI: 10.7256/1811-9018.2015.9.16013.
22. Krivonosov A.N. K voprosu o ponyatii administrativnogo pravonarusheniya // Administrativnoe i munitsipal'noe pravo. - 2010. - 4. - C. 66 - 69.
23. Nikitin A.S. Narushennaya «svoboda» v protivopravnom posledstvii administrativnogo pravonarusheniya // Administrativnoe i munitsipal'noe pravo. - 2010. - 4. - C. 75 - 79.
24. Nikitin A.S. K voprosu o priznake protivopravnosti – v administrativnom pravonarushenii // Administrativnoe i munitsipal'noe pravo. - 2010. - 1. - C. 40 - 46.
25. Bukalerova L.A., Kuznetsova O.A. K voprosu ob obshchestvennoi opasnosti korruptsionnoi deyatel'nosti // Administrativnoe i munitsipal'noe pravo. - 2015. - 4. - C. 412 - 417. DOI: 10.7256/1999-2807.2015.4.13115.
26. Akopdzhanova M.O. Teoreticheskie i prakticheskie aspekty kriminalizatsii obshchestvenno opasnykh posyagatel'stv // Politseiskaya i sledstvennaya deyatel'nost'. - 2014. - 3. - C. 1 - 5. DOI: 10.7256/2409-7810.2014.3.13920. URL: http://www.e-notabene.ru/pm/article_13920.html
27. L.V. Maksimov Chto takoe moral': problema opredeleniya // Filosofiya i kul'tura. - 2012. - 10. - C. 115 - 126.
28. Tokarchuk R.E. Obshchestvennaya opasnost' kak obshchii printsip ugolovnogo prava i ugolovnoi otvetstvennosti // Yuridicheskie issledovaniya. - 2012. - 1. - C. 126 - 142. URL: http://www.e-notabene.ru/lr/article_51.html
|