От статского советника до прокурора Прокуратуры СССР: грани судьбы следователя В. И. Громова (1868–1952)

Имя Владимира Иустиновича (Устиновича) Громова затруднительно отнести сегодня к числу omnis oblitus. В литературе оказались неоднократно затронуты как обстоятельства биографии Владимира Иустиновича, так и вопрос о его вкладе в развитие отечественной криминалистики [наиболее подробно см.: 3, с. 160–167; 14, с. 48–56]. Однако никакой работы, специально посвященной жизни и трудам Владимира Громова, до настоящего времени так и не появилось.

Между тем, неординарная судьба В. И. Громова (ряд аспектов и существенных деталей которой к тому же остались непроясненными) безусловно заслуживает систематического освещения, попытка которого и предпринята в настоящей статье. Источниковую основу статьи образовали преимущественно не вводившиеся в научный оборот документальные материалы о трудовой деятельности Владимира Иустиновича, выявленные в фондах Государственного архива Российской Федерации, Центрального архива Нижегородской области, а также Архива МГУ им. М. В. Ломоносова.

Прежде всего, следует отметить, что неточной является общепризнанная дата рождения В. И. Громова – 1869 г. Связано это с тем, что во всех анкетах и автобиографиях советского периода Владимир Громов указывал, что родился он 15 августа 1869 г. ^{[7, л. 16, 33; 1, л. 2, 13, 15]}. Эта же дата выбита и на благополучно сохранившемся скромном памятнике на могиле Владимира Иустиновича.

В действительности В. И. Громов появился на свет ровно годом раньше, 15 августа 1868 г. Реальная дата рождения Владимира Иустиновича зафиксирована как в копии его свидетельства о рождении и анкете 1894 г. (отложившихся в личном деле 1894–1905 г.), так и в служебном справочнике Министерства юстиции Российской империи 1916 г. ^{[29, л. 8, 13; 28, с. 124]}. Отчего после 1917 г. Владимир Громов «омолодил» себя ровно на один год, до конца неясно. Однако если учесть, что по реальному времени рождения Владимиру Иустиновичу исполнялось 50 лет в 1918 г., то наиболее вероятным представляется, что он обходил таким образом ведомственный возрастной ценз при поступлении на советскую государственную службу.

Что же касается места рождения и социального происхожения В. И. Громова, то эти данные ничем не разнятся в дореволюционных и советских документах. Родился Владимир Громов в уездном г. Семенове Нижегородской губернии в семье сельского учителя И. П. Громова. Поскольку отец рано умер, Владимир Иустинович оказался вынужден, по его словам, в годы учебы в Нижегородской гимназии проживать в «общежитии для беднейших учеников», а с 14 лет – подрабатывать репетиторством ^{[1, л. 15]}.

Сразу после выпуска из гимназии Владимир Громов поступил в 1889 г. на юридический факультет Императорского Московского университета, который и окончил (с дипломом 1-й степени) в июне 1894 г. Как явствует из диплома Владимира Иустиновича (подлинник которого остался в его личном деле 1894–1905 гг., по первому месту службы), наибольшие успехи он показал в освоении таких дисциплин как «римское право», «гражданское право», «гражданский процесс», «уголовное право», «уголовный процесс» и «полицейское право» ^{[29, л. 10]}.

В том же 1894 г. В. И. Громов возвратился в родные места и был зачислен кандидатом на должности по судебному ведомству в Нижегородский окружной суд. В период пребывания в статусе кандидата исполнял обязанности помощника секретаря, а затем секретаря 1-го уголовного отделения суда. Уже в июле 1894 г. Владимир Громов получил первый свой чин коллежского секретаря (X класс Табели о рангах; соответствовал поручику в армии). В 1896 г. был награжден памятной серебряной медалью по случаю кончины императора Александра III ^{[29, л. 1–2]}. Одновременно со службой Владимир Иустинович занимался и литературным трудом («в местных газетах “Волгарь” и “Нижегородский листок” помещал рассказы, стихи, критические статьи, рецензии, хронику»), а также в качестве актера участвовал в любительских театральных постановках ^{[7, л. 33]}.

Кандидатом на судебные должности В. И. Громов пробыл до мая 1899 г., когда был определен секретарем 1-го уголовного отделения Нижегородского окружного суда. А приказом министра юстиции № 44 от 27 ноября 1899 г. Владимир Иустинович был назначен и. д. судебного следователя 2-го участка Сергачского уезда ^{[29, л. 3–3 об.]}. Так 31-летний Владимир Громов вступил в ряды следственного корпуса Российской империи.

В 1898 г. численность судебных следователей империи достигла 1482 человек [подсчитано по: 21, с. 3–13]. Основой для организации корпуса судебных следователей России с момента их учреждения в 1860 г. стал следственный участок, окончательно закрепленный законодателем в Судебных Уставах 1864 г. На протяжении 1860-х–1890-х гг. количество следственных участков постоянно увеличивалось – как по причине расширения географии проведения судебной реформы, так и особенно вследствие менявшейся криминогенной обстановки [подробнее см.: 22, с. 118–125]. К 1899 г. число следственных участков в нашей стране достигло 1410 ^{[21, с. 3–13]}.

Округ Нижегородского окружного суда делился в 1899 г. на 24 следственных участка. Четыре участка располагались в самом Нижнем Новгороде, остальные – в сельской местности (по два в каждом уезде) ^{[19, с. 21–22, 74, 79, 86, 90, 95, 100, 104, 110, 115, 120, 125]}. На один из таких участков, расположенный в уездной глуши, на юго-востоке губернии, в последний месяц уходящего XIX в. и прибыл Владимир Громов ^{[29, л. 30]}.

В Сергачском уезде, имея кабинет в с. Гагине (ныне административный центр Гагинского муниципального района Нижегородской области), Владимир Иустинович отработал четыре с половиной года, до перевода в июне 1904 г. на должность следователя 3-го участка Балахнинского уезда (с местоположением кабинета уже в Нижнем Новгороде). Примечательно, что еще в бытность в Гагине, в 1901 г. следователь Владимир Громов возглавил уездный комитет Попечительства о народной трезвости.

Владимир Иустинович состоял определенно на хорошем счету как у руководства Нижегородского окружного суда, так и в Министерстве юстиции. 1 июля 1903 г. В. И. Громов, которому не исполнилось тогда еще и 35 лет, был произведен в высокий чин надворного советника (VII класс Табели о рангах; соответствовал подполковнику в армии). А в мае 1905 г. последовало и повышение Владимира Громова в должности: он был назначен следователем по важнейшим делам Смоленского окружного суда ^{[29, л. 4–5, 47]}. Следователи по важнейшим делам (учрежденные в России в 1870 г.) получали в производство наиболее сложные уголовные дела, возбуждавшиеся на территории соответствующего судебного округа, и организационно не были привязаны ни к какому следственному участку ^{[22, с. 126–127]}.

Поскольку, по всей вероятности, В. И. Громов несколько затянул с передачей дел преемнику, председатель Смоленского окружного суда направил 25 июня 1905 г. особое отношение в Нижегородский окружной суд с просьбой о скорейшем откомандировании Владимира Громова к новому месту службы ^{[29, л. 91]}. Однако на новом месте работа у Владимира Иустиновича не заладилась. Уже в декабре 1905 г. он был отстранен от должности и зачислен в распоряжение Министерства юстиции.

Согласно автобиографии Владимира Громова, написанной в июне 1923 г., основанием для отстранения явилось то обстоятельство, что он был признан «политически неблагонадежным» после того, как избрал «мягкие меры пресечения» в отношении «политических демонстрантов» ^{[7, л. 33]}. Как возможно уяснить из автобиографии, новоназначенный следователь по важнейшим делам В. И. Громов оставил на свободе группу участников массовых беспорядков, совершивших в октябре 1905 г. нападение на тюрьму в г. Вязьме и выпустивших из нее заключенных.

Как бы то ни было, уже в феврале 1906 г. (после личных объяснений в Министерстве) Владимир Громов был возвращен на следственную работу – правда, с понижением, на должность участкового следователя в Рыбинский уезд Ярославской губернии. Однако ведомственная опала Владимира Иустиновича продолжалась недолго. Уже в 1907 г. он был повторно назначен следователем по важнейшим делам (теперь уже в Ярославский окружной суд).

Новый поворот карьеры ожидал следователя В. И. Громова в 1910 г. В означенном году Владимир Иустинович занял пост следователя по особо важным делам Московского окружного суда ^{[7, л. 33–33 об.; 28, с. 124]}. Владимир Громов переехал в Москву, где ему оказалось суждено прожить всю оставшуюся жизнь. Рабочий кабинет следователя В. И. Громова располагался теперь в самом Кремле, в старинном «здании Судебных установлений» ^{[6, стб. 173]}, которое с апреля 1866 г. занимали Московский окружной суд и Московская судебная палата (в марте 1918 г. в этом здании разместилось советское правительство, а ныне здание является резиденцией Президента РФ).

Должность следователя по особо важным делам являлась наиболее высокой в иерархии следственных должностей в пореформенной Российской империи. Учрежденные в 1867 г. следователи по особо важным делам были наделены полномочиями по расследованию уголовных дел без привязки к определенному следственному участку, причем не только на территории округа того окружного суда, в штате которого они состояли, но и на территории всей империи (в последнем случае они принимали в производство дела по указанию генерал-прокурора) [подробнее см.: 22, с. 125–126].

Окончательное законодательное оформление этой должности произошло 29 декабря 1905 г. в связи с утверждением новой редакции ст. 79 «Учреждения судебных установлений» от 20 ноября 1864 г. Согласно новой редакции статьи, должности судебных следователей по особо важным делам вводились в штатах всех окружных судов, которые дислоцировались в тех же городах, что и судебные палаты ^{[20, т. 25, отд. 1. № 27162]}. По состоянию на декабрь 1910 г. в судебном ведомстве империи состояло 24 следователя по особо важным делам [подсчитано по: 18, стб. 740–874]. Наибольшее число следователей по особо важным делам – пять человек – числилось в штате Московского окружного суда ^{[18, стб. 756]}. Так Владимир Громов оказался в высшем звене следственного корпуса России.

Наряду со службой, в начале ХХ в. Владимир Громов продолжил литературные занятия (выступая под псевдонимом в виде своей «перевернутой» фамилии – «Вл. Воморг») ^{[7, л. 30 об.]}. Самым значительным беллетристическим опытом Владимира Иустиновича стал сборник рассказов «Слезы ангела», вышедший в свет в Москве в 1904 г. ^[4]. В начале 1910-х гг. он обратился также к научной деятельности в области уголовного процесса. Насколько удалось установить, первой научной работой Влалимира Громова явилась пространная статья «Судебный следователь. Бытовые и юридические обоснования деятельности судебного следователя», опубликованная в 1912 г. в двух номерах «Журнала Министерства юстиции» ^[10].

К 1917 г. Владимир Иустинович занимал вполне заметное положение в ведомстве Министерства юстиции, являлся одним из пяти московских следователей по особо важным делам, имел «полугенеральский» чин статского советника (V класс Табели о рангах, находился между полковником и генерал-майором). Наиболее вероятной перспективой дальнейшего развития карьеры Владимира Иустиновича была или судейская должность в уголовном департаменте судебной палаты, или высокий пост в прокуратуре. Революционные события 1917 г. предопределили для Владимира Громова совсем иные должности в совсем иных ведомствах.

Февральская революция не привела к особым переменам ни в статусе, ни в служебной деятельности В. И. Громова. Разве что, как указал Владимир Иустинович в анкете от июня 1923 г., в послефевральские дни он был избран «коллективом московских следователей» на общественную должность – председателем окружной комиссии по подготовке созыва Всероссийского съезда судебных следователей ^{[7, л. 31 об.]} (на сегодня это единственное выявленное документальное упоминание о намерении провести таковое мероприятие). Никакого съезда, разумеется, созвано не было. По причине грянувшей Октябрьской революции и ликвидации института судебных следователей, согласно ст. 3 Декрета Временного рабочего и крестьянского правительства «О суде» № 1 от 24 ноября 1917 г. ^{[24, ст. 4]}. Все судебные следователи России оказались в одночасье безработными. Свой кремлевский кабинет вынужденно покинул и статский советник Владимир Громов.

Достойно упоминания, что в ряде случаев новые власти пытались на первых порах (отчасти вопреки букве Декрета от 24 ноября 1917 г.) сохранить прежний следственный аппарат. К примеру, по свидетельству наркома юстиции РСФСР Д. И. Курского, в Москве в январе 1918 г. большевистская Комиссия по организации судебного дела предложила всем бывшим следователям Московского окружного суда продолжить работу. В ходе начавшихся переговоров московские следователи поставили условием восстановление в силе Судебных Уставов 1864 г., а также возобновление деятельности «общих судебных мест». В ответ Комиссия заявила, что «теперь действуют не Уставы 1864 года, а первый декрет советской власти о суде, и организацией судебного дела будет руководить Московский совет». На этом переговоры завершились. Бывшие следователи поголовно отказались от сотрудничества с органами советской власти ^{[15, с. 4]}.

Прояснить в точности судьбы большинства представителей следственного корпуса Российской империи после 1917 г. вряд ли когда-то будет возможно. Уже не подсчитать, сколько бывших судебных следователей не пережило бедствий Гражданской войны, умерло от голода и эпидемий, сколько – угодило в жернова «красного» или «белого» террора, сколько – избрало горькую эмигрантскую долю. Те бывшие следователи, кто, уцелев в Гражданскую, остались в Советской России, оказались вынуждены во многом выстраивать жизнь заново. И выстраивать далеко не в самых благоприятных условиях.

Во-первых, из-за радикальной смены всей совокупности общественных отношений в значительной мере утратило ценность полученное бывшими следователями юридическое образование. Во-вторых, те из бывших следователей, кто являлись выходцами из семей дворян, священников, офицеров (а таковых было большинство), оказались в одночасье «классово чуждыми» по социальному происхождению. Со всеми вытекающими негативными последствиями. В-третьих, Министерство юстиции Российской империи, в ведомстве которого числились следователи, рассматривалось новой властью как часть «карательного аппарата царизма». Это обстоятельство также никак не украшало анкетные данные соответствующего гражданина РСФСР (а потом и СССР).

Особенно в незавидное положение попали в 1920-е гг. те бывшие следователи, кто успели до 1917 г. перейти в прокуратуру и в судейский состав судебных палат. Эти лица подверглись наиболее жесткой форме социальной дискриминации – лишению избирательных прав. Уже в ст. 17 «Инструкции о перевыборах городских и сельских советов», утвержденной Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом 11 августа 1924 г., специально предписывалось лишать избирательных прав (наряду с бывшими полицейскими, жандармами и должностными лицами Главного тюремного управления) бывших судей уголовных департаментов судебных палат, прокуроров и товарищей прокуроров судебных палат, а также судей и прокуроров военных судов ^{[26, ст. 695]}. При этом в примечание к ст. 17 была внесена зловещая расширительная оговорка о том, что если любые государственные служащие Российской империи «своей… деятельностью не доказали своей лояльности в отношении советской власти», то они могли лишаться избирательных прав в индивидуальном порядке – на основании решений территориальных избирательных комиссий.

Два с небольшим года спустя соответствующий раздел новой избирательной инструкции РСФСР оказался еще более расширен. Согласно п. «л» ст. 15 «Инструкции о выборах городских и сельских советов и о созыве Съезда советов» от 4 ноября 1926 г., к числу лиц, лишаемых избирательных прав, были дополнительно отнесены бывшие «следователи по важнейшим делам… и следователи военных судов всех наименований» ^{[27, ст. 577]}. Мотивацию советского законодателя понять в данном случае несложно: именно отмеченные должностные лица органов следствия и прокуратуры осуществляли до октября 1917 г. уголовное преследование представителей революционного подполья.

Впрочем, следователям, в производство к которым некогда поступали дела по обвинению будущих видных советских деятелей, грозило не одно только лишение избирательных прав. Показательна в этом отношении судьба столичного коллеги Владимира Громова статского советника П. А. Александрова, 1866 г. р. Потомственный дворянин, выпускник юридического факультета Императорского Санкт-Петербургского университета, Павел Александрович стал в 1909 г. следователем по важнейшим делам Санкт-Петербургского окружного суда, а в 1916 г. – следователем по особо важным делам того же суда (к тому времени именовавшегося Петроградским) ^{[28, с. 14]}. На беду следователя Павла Александрова именно к нему, по распоряжению генерал-прокурора П. Н. Переверзева, в июне 1917 г. попало дело по обвинению В. И. Ленина и группы большевиков в связях с разведслужбой Германии, возбужденное по материалам, собранным военной контрразведкой.

По свидетельству бывшего начальника контрразведывательного отделения штаба Петроградского военного округа полковника Б. В. Никитина, несмотря на «общеизвестную осторожность в заключениях», П. А. Александров, ознакомившись с собранными материалами, в начале июля высказался за взятие Владимира Ленина и его соратников под стражу, выразив, однако, резонные сомнения в исполнимости этого решения ^{[17, с. 152–153]}. Впоследствии, так и не завершив расследование дела (объем которого к октябрю 1917 г. составил 20 томов), Павел Александров целенаправленно остался в Советской России, поскольку считал, что «интеллигенция не должна отрываться от своей земли» [цит. по: 12, с. 323]. Будучи первый раз арестован Петроградской ЧК в октябре 1918 г., Павел Александрович был приговорен к лишению свободы до окончания Гражданской войны. В заключении пробыл два года, добросовестным трудом добился досрочного освобождения.

Повторно Павел Александров был арестован 18 января 1939 г. (в то время он проживал в Москве и, несмотря на преклонный возраст, продолжал работать юрисконсультом в снабженческой организации «Главсахара»). 16 июля 1940 г. Военная коллегия Верховного Суда СССР, признав П. А. Александрова виновным в том, что он «искусственно создал провокационное дело по обвинению В. И. Ленина», приговорила его к расстрелу. В ноябре 1993 г. Павел Александрович был реабилитирован ^{[12, с. 315–323]}.

И все же, невзирая на столь неблагоприятные для «бывших людей» обстоятельства, некоторому числу «старорежимных» следователей удалось, в конце концов, адаптироваться к жизни в Советской России, освоить новое законодательство, найти свою профессиональную «нишу» и даже продолжить работу по юридической специальности. Одним из тех судебных следователей Российской империи, кому довелось вполне успешно «вписаться» в советскую действительность, стал Владимир Громов.

С какими именно настроениями В. И. Громов встретил приход к власти Российской социал-демократической рабочей партии (большевиков), установить никогда уже не представится возможным. Поначалу, очевидно, эти настроения были критическими. По всей вероятности, Владимир Иустинович присутствовал и на отмеченной выше встрече представителей большевистской Комиссии по организации судебного дела со следователями упраздненного Московского окружного суда, на которой бывшие следователи дружно отказались от сотрудничества с новой властью.

Однако при всем том Владимир Громов не избрал путь эмиграции (хотя владел на разговорном уровне французским, немецким и итальянским языками ^{[7, л. 30]}), а, подобно бывшему коллеге П. А. Александрову, предпочел остаться на Родине. И очень скоро начал пытаться найти свою «нишу» в формирующемся советском государственном аппарате. Уже в конце 1917 г. В. И. Громов поступил на должность инспектора Продовольственного комитета Московского совета, затем перешел в ревизионный отдел Народного комиссариата по военным делам, затем – в Наркомат государственного контроля РСФСР.

В Наркомате государственного контроля Владимиру Громову довелось изначально заняться почти что работой по специальности – организовывать отделение расследования должностных злоупотреблений. В августе 1919 г. заведующий справочно-юридической частью Наркомата так охарактеризовал Владимира Иустиновича: «Исключительный работник в своей специальности, умело организовавший и поставивший отделение по расследованию злоупотреблений» ^{[7, л. 30, 35]}.

Примечательно, что в лихую годину Гражданской войны В. И. Громов не оставил литературно-театральных занятий. Как указал Владимир Иустинович в автобиографии от июня 1923 г., он регулярно принимал участие в самодеятельных театральных постановках, а в 1919–1921 гг. написал два драматургических сочинения – «Черномор» и «Сказка кузнеца», последнее из которых было поставлено самодеятельными коллективами в нескольких московских домах культуры ^{[7, л. 33 об.]}.

В Народном комиссариате государственного контроля (преобразованном в феврале 1920 г. в Наркомат рабоче-крестьянской инспекции) Владимир Громов проработал более пяти лет, до начала 1924 г., дослужившись до поста управляющего юридическим отделом (с максимальным ведомственным окладом в 225 руб.) ^{[1, л. 38 об.]}. Причины ухода Владимира Иустиновича из Наркомата на сегодня не вполне ясны. Вероятно, это произошло в связи с последовавшей в конце 1923 г. реорганизацией НК РКИ РСФСР и созданием Наркомата Рабоче-крестьянской инспекции Союза ССР [подробнее см.: 11].

Как бы то ни было, Владимир Иустинович отнюдь не оставил советскую службу. Более того: в 1924 г., сразу после увольнения из Наркомата РКИ он занял и вовсе почти прежнюю свою должность – старшего следователя Следственной части Наркомата юстиции РСФСР ^{[1, л. 2 об., 15]}. Следственная часть Наркомата юстиции РСФСР была создана, согласно ст. 10 «Положения о Народном комиссариате юстиции РСФСР» от 1 февраля 1923 г. Структурно Следственная часть вошла в состав 4-го подотдела IV Отдела (Прокуратура) Наркомата ^{[25, ст. 120]}.

Насколько глубоко в морально-психологическом и мировоззренческом отношениях бывший статский советник В. И. Громов адаптировался к советскому государственному и общественному строю, установить ныне вряд ли возможно. По крайней мере, не вызывает сомнений, что Владимир Иустинович оказался способен вполне чутко улавливать тенденции партийно-правительственной политики в отношении «бывших людей».

В этом смысле показательно, что если в автобиографии от июня 1923 г., представленной в Наркомат РКИ, Владимир Громов еще в точности указал все свои дореволюционные следственные должности ^{[7, л. 33–33 об.]}, то впоследствии он уже не упоминал про свою работу следователем по важнейшим и по особо важным делам. Даже в автобиографии от мая 1945 г. (!), представленной в отдел кадров МГУ, Владимир Иустинович лишь кратко отметил, что до 1917 г. служил «и. д. судебного следователя… в разных городах», а затем был «следователем при Московском окружном суде» ^{[1, л. 15]}. И ни в каких анкетах и автобиографиях советского времени В. И. Громов ни словом не обмолвился о своих высоких чинах царского времени.

Не игнорировал Владимир Иустинович и постулаты марксистско-ленинской теории. Так, весьма сообразовывалась с духом времени первая статья, опубликованная Владимиром Громовым в 1924 г. в ведомственном «Еженедельнике советской юстиции». В статье под характерным заглавием «Классовое начало в сфере применения мер пресечения» 56-летний бывший царский следователь подверг критике недостаточно четкие – в классовом отношении – формулировки ст. 147 УПК РСФСР 1923 г. ^[9].

Вместе с тем, мера следования Владимира Иустиновича догматам официальной идеологии представляется если и не минимальной, то отчетливо умеренной. Показательно, что во всем обширном научном и учебно-методическом наследии В. И. Громова нет ни одной работы, специально посвященной какому-то идеологически конъюнктурному сюжету. В этом отношении Владимир Громов существенно «отстал», скажем, от своего молодого коллеги, выпускника юридического факультета Казанского университета А. А. Пионтковского, одним из первых ученых трудов которого явилось составление фундаментального сборника «Вопросы уголовного права в сочинениях В. И. Ленина» ^[5].

По всей очевидности, так и не став убежденным марксистом-ленинцем, В. И. Громов избрал иную формулу адаптации к жизни в Советской России – ограниченный идеологический конформизм в сочетании с максимально добросовестной работой в рамках своей специальности. Благо уже в первый послереволюционный год Владимиру Громову удалось занять вполне приемлемую профессиональную «нишу».

Как бы то ни было, советскую государственную службу В. И. Громову пришлось покинуть в 1926 г. И причиной оказалось не тогдашнее ужесточение политики по отношению к «бывшим людям», не рассмотренные выше грозные нормы избирательных инструкций 1924–1926 гг. Сложилось так, что Владимир Иустинович тяжело заболел, был признан инвалидом труда и ушел на пенсию.

Однако пребывание на пенсии никак не помешало (а скорее способствовало) научной деятельности Владимира Громова. На протяжении середины 1920-х – конца 1930-х гг. он подготовил 26 (!) монографий, учебных пособий (включая расширенные переиздания) и разделов в коллективных монографиях. Основная их часть была посвящена вопросам организации и методики расследования преступлений, а также проблемам доказательств в уголовном процессе [наиболее подробно см.: 3, с. 49–56]. Благодаря этим трудам, Владимир Иустинович вошел в число зачинателей советской криминалистики.

Самая известная монография В. И. Громова – «Дознание и предварительное следствие (Теория и техника расследования преступлений)» – вышла в свет в 1925–1935 гг. шестью (!) изданиями. В 2003 г. эта работа была переиздана еще раз в составе серии «Антология криминалистики» ^{[8, с. 3–338]}. Кроме того, в период нахождения на пенсии Владимир Громов работал (в качестве внештатного сотрудника) в Государственном институте по изучению преступника и преступности НКВД РСФСР (с 1931 г. – Институт уголовной и исправительно-трудовой политики НКЮ РСФСР, а с декабря 1936 г. – Всесоюзный институт юридических наук НКЮ СССР).

В 1936 г. Владимир Иустинович вновь вернулся на государственную службу. Первоначально он стал консультантом Центрального методического бюро Прокуратуры РСФСР, а в декабре 1937 г. был назначен прокурором Следственного отдела Прокуратуры СССР. С последней должности Владимир Громов ушел в сентябре 1938 г.: сказался немолодой возраст и ухудшение состояния здоровья. Как отметил впоследствии сам Владимир Иустинович, «оперативная работа в Прокуратуре стала для меня тяжелой, как требовавшая кроме работы в рабочее время и работы по вечерам на дому» ^{[1, л. 39 об.]}.

После окончательного ухода со службы В. И. Громов всецело сосредоточился на преподавательской деятельности. С 1938 г. он работал на кафедре судебного права Юридического института Прокуратуры СССР, вел занятия по дисциплине «Уголовный процесс», руководил производственной практикой студентов в органах прокуратуры, а также преподавал латинский язык. В мае 1945 г. член-корреспондент АН СССР М. С. Строгович, работавший с Владимиром Иустиновичем в этом институте, характеризовал его как «крупнейшего специалиста в области следственной работы, прекрасного знатока криминалистики и методов расследования» ^{[1, л. 36]}.

По представлению Юридического института, 5 июня 1940 г. ВАК при Всесоюзном комитете по делам высшей школы присвоил Владимиру Громову ученое звание доцента по кафедре уголовного процесса ^{[1, л. 17]}. В августе 1941 г. после реорганизации Юридического института Прокуратуры и слияния его с Московским юридическим институтом НКЮ СССР Владимир Громов продолжил преподавание уже в этом Институте – до момента эвакуации Института из Москвы в октябре 1941 г. Наряду с этим, в 1938–1941 гг. он вел занятия по латинскому языку с аспирантами Института права АН СССР и с адъюнктами Военно-юридической академии РККА.

Между тем, в биографии Владимира Иустиновича предвоенного периода явственно проступает одна загадка. Учитывая объем и значение научных и учебно-методических трудов Владимира Громова (причем подготовленных уже в советское время), он мог быть удостоен не только ученого звания доцента, но и звания профессора, а то и степени доктора юридических наук – без защиты диссертации. Для 1930-х гг. подобная практика была широко распространена. Достаточно сказать, что на протяжении 1934–1936 гг. в СССР докторская степень была присуждена 345 лицам, из которых лишь 67 (19,4 %) представили диссертационные исследования ^{[23, с. 88]}.

Например, в январе 1936 г. ученая степень доктора юридических наук была присвоена (без защиты диссертации) старшему научному сотруднику Института советского строительства и права Коммунистической академии И. П. Трайнину. Этому присвоению никак не помешало ни то обстоятельство, что соискатель имел работы исключительно реферативного и партийно-публицистического характера [см.: 13, с. 15–20], но и то, что он не имел не только высшего, но и даже среднего образования. Как отмечал Илья Трайнин в автобиографии от января 1940 г., в юности он «учился в низшей школе, которую не кончил. …Больше учился самостоятельно, много читал». Профессиональная же подготовка Ильи Павловича ограничилась освоением профессии маляра ^{[2, л. 1, 14]}. Впрочем, отсутствие систематического образования и работ, имеющих научное значение, не повлияло и на дальнейшую академическую карьеру И. П. Трайнина: в январе 1939 г. он был избран академиком АН СССР по отделению экономики и права, а в 1942 г. стал директором Института права АН СССР.

Как представляется, обретению В. И. Громовым более высокого академического статуса помешало два обстоятельства. Во-первых, в условиях 1930-х гг. не могла не сказаться вышеотмеченная умеренность Владимира Иустиновича в следовании текущей политической конъюнктуре. Выступи он в те годы с погромно-разоблачительной статьей по поводу каких-нибудь «троцкистско-зиновьевских двурушников» в системе юридического образования или со статьей о вкладе И. В. Сталина в развитие юридической науки, очень вероятно, что звание профессора было бы ему обеспечено.

Во-вторых, Владимиру Громову не удалось оказаться под личным патронажем какого-либо влиятельного государственного или академического деятеля. Судя по выявленным документам, некоторое покровительство Владимиру Иустиновичу оказывал могущественный А. Я. Вышинский. Так, в 1949 г. Андрей Вышинский выступил в поддержку ходатайства юридического факультета МГУ о назначении В. И. Громову персональной пенсии ^{[1, л. 28 об.]}. Под редакцией Андрея Януарьевича вышли две книги Владимира Громова – «Уголовно-судебные доказательства» (1929 г.) и «Расследование дел об убийствах» (1938 г.).

Вероятно, именно по инициативе А. Я. Вышинского Владимир Иустинович возвращался на государственную службу в 1936–1938 гг. Вместе с тем, не вызывает сомнений, что В. И. Громов не входил в окружение Андрея Вышинского, в его «научную команду». Интерес А. Я. Вышинского к личности и деятельности Владимира Громова был достаточно поверхностным. Неслучайно, став в 1937 г. директором Института государственного права (преобразованного в 1938 г. в Институт права АН СССР), Андрей Вышинский не пригласил туда Владимира Иустиновича.

С 1942 г. работа В. И. Громова проходила исключительно в стенах его alma mater – Московского университета. Владимир Иустинович трудился на кафедре уголовного процесса юридического факультета Университета, а с октября 1943 г. – также на кафедре классической филологии филологического факультета (где преподавал латинский язык студентам-юристам). В 1947 г. бывший статский советник был награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».

В августе 1949 г. во Всесоюзном институте юридических наук состоялось совместное с юридическим факультетом МГУ чествование Владимира Иустиновича по случаю его 80-летия ^{[1, л. 26]} (в действительности 80 лет юбиляру исполнилось в 1948 г.). В послевоенные годы В. И. Громов, несмотря на весьма преклонный возраст, принял участие в написании фундаментального коллективного труда «Настольная книга следователя». Для этого издания Владимир Иустинович подготовил главу о методике расследования убийств (совместно с Н. Е. Краснопевцевым) ^{[16, c. 801–821]}. Это была последняя прижизненно опубликованная работа Владимира Громова.

В сентябре 1950 г. Владимир Иустинович уволился из МГУ в связи с переходом (уже повторным) на инвалидность ^{[1, л. 12]}. Скончался он в Москве 11 марта 1952 г. Погребен на Новодевичьем кладбище.

Что остается сказать в заключение? Миновавший жернова послереволюционных репрессий, доживший до 84 лет В. И. Громов вполне успешно реализовал себя как в практической, так и в научно-педагогической работе, сумел добросовестно послужить России и в царское, и в советское время. Нечастый пример благополучной судьбы ученого-гуманитария (да к тому же бывшего статского советника) в ту исполненную потрясениями эпоху.

И еще одна грань судьбы Владимира Громова. По всей вероятности, он стал последним ушедшим из жизни бывшим следователем по особо важным делам Российской империи. В этом смысле судьба Владимира Иустиновича стала одной из тех совсем немногих незримых нитей, которые преемственно связали корпус имперских судебных следователей с корпусом народных следователей Советской России и СССР.