Дискурс и трансгрессия. Перспективы онтологического исследования

Фаритов Вячеслав Тависович доктор философских наук профессор, Ульяновский государственный технический университет 432027, Россия, г. Ульяновск, ул. Северный Венец, 32 Faritov Vyacheslav Tavisovich Doctor of Philosophy professor of the Department of Philosophy at Ulyanovsk State Technical University 432027, Russia, Ul'yanovskaya oblast', g. Ul'yanovsk, ul. Severnyi Venets, 32 vfar@mail.ru Другие публикации этого автора

Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ, в рамках проекта проведения научных исследований: «Комплексное исследование трансгрессии как сущностной характеристики современной социально-культурной реальности», проект № 15-33-01222.

В современной гуманитарной и философской мысли концепт дискурса занимает одно из наиболее значимых положений. Проводится большое количество исследований (как фундаментального, так и прикладного характера) различных аспектов дискурса ^{[4, 5, 6, 19]}. В философию концепт дискурса проникает посредством постструктуралистских исследований ^{[3, 14]}. Однако философское значение дискурса не ограничивается парадигмой постструктурализма. Дискурс может претендовать на статус фундаментального концепта современной онтологии, который заменит категории классической метафизики (такие как сущность и явление, бытие и мышление) ^[9]. Таким образом, можно говорить о формировании самостоятельного направления в современной философии – онтологии дискурса.

В отличие от лингвистических, социологических и психологических исследований философская теория дискурса сосредоточена на разработке онтологических аспектов дискурса: соотношения дискурса и языка, дискурса и внеязыковой реальности, дискурса и сознания. Например, у М. Фуко есть понятие дискурсивных практик и реальности недискурсивной ^[14]. В небольшой работе «Это не трубка» достаточно четко заявлена его позиция ^[15]. К дискурсу он относит только надпись на картине, словесную формулировку «Это не трубка». Само же изображение трубки для Фуко – это уже не дискурс, но реальность, которая выходит за пределы дискурса. Однако уже Ван Дейк, который в целом понимает дискурс как коммуникативное событие, письменную или устную коммуникацию, делает следующее замечание: «В более широком, «семиотическом» смысле к дискурсу могут относиться невербальные выражения, такие как рисунки, картины, жесты, мимика и т.д.» ^{[2, С. 131]}. Так же, как и семиотические системы, дискурс не ограничивается сферой языка и речи. С этой точки зрения то, что у Фуко находится вне дискурсов, имеет природу дискурса. Изображение – тоже дискурс. Здесь как с семиотикой: семиотических систем множество, лингвистическая (строящаяся на оппозициях языка-речи, означаемого-означающего) – только одна из них. Точно также дискурсы языковые – только один вид дискурсов, один тип дискурсивной реальности. Дискурс в целом не тождествен сфере языковых высказываний. Скажем, интерьер жилой комнаты, архитектура здания – это тоже способы существования дискурсов, хотя словесных высказываний в данном случае нет.

Однако здесь следует иметь в виду возможный упрек в дискурсивном эссенциализме. В качестве контраргумента достаточно сказать, что дискурсы мы не относим к ноуменальной реальности, они относятся к феноменальному миру (если вообще следует сохранять эту во многом устаревшую метафизическую оппозицию). Существует только «феноменальный» мир, ноумены – это эффекты самих дискурсов, «трансцендентальные означаемые» ^[3]. Но если нет ноуменов, то теряет смысл и феномен, поскольку он мыслим лишь как явление сущности.

В рамках онтологического подхода дискурс – это способ организации бытийно-смыслового пространства или бытийно-смысловых перспектив. Для философского исследования особо значимы ситуации, когда эта перспектива установлена быть не может. Или когда происходит нейтрализация уже установленной дискурсом перспективы: дискурс падает, опрокидывается, утрачивает свою власть, его границы становятся проницаемыми. В данном случае речь идет о феномене трансгрессии дискурса ^[12]. Под трансгрессией мы понимаем нарушение границ бытийно-смысловой определенности того или иного дискурса. Связано это с тем, что дискурсов множество, и они нередко конституируют взаимоисключающие бытийно-смысловые перспективы. На этой почве возникает борьба между различными дискурсами за право установления своей бытийно-смысловой перспективы. Борьба дискурсов может и не приводить к трансгрессии, а разрешаться «гегемонией» одного дискурса и подавлением другого (других) ^[18]. При трансгрессии, напротив, дискурс утрачивает свою власть (свои притязания на доминирование), он становится открытым и многомерным, включающим множество гетерогенных перспектив. Трансгрессия – это способ ускользания от дискурсов, при том, что мы не попадаем в какую-то потустороннюю, внедискурсивную область (такой области нет, либо она подобна кантовской вещи в себе и нам не доступна) ^[9]. Дискурсы в трансгрессии не исчезают, но нейтрализуются. Подобную нейтрализацию дискурсивной определенности осуществляет, например, философия – правда, как правило, она сама стремится установить взамен свой собственный дискурс, претендующий на статус абсолютного (учения Платона и Гегеля дают наиболее яркие примеры). Исключения здесь редки – например, философия Ф. Ницше, в которой не формируется определенная система, но апробируются разнонаправленные мыслительные ходы ^[17]. Поэзия, напротив, нейтрализуют дискурсы, не устанавливая взамен своих, не обнаруживая притязаний на тотальное господство ^[10]. Поэзия не является дискурсом, ее интеграция в пространство бытийно-смысловой определенности возможна только посредством процедур интерпретации и литературоведческих исследований. Сама же поэзия как таковая есть один из способов трансгрессии дискурсивной определенности – посредством конституирования многомерных, пересекающихся и накладывающихся друг на друга перспектив. Поэтически текст всегда выступает в качестве «потенциала смысловой бесконечности» ^{[1, С. 346]}, не приводимой к однозначной определенности.

Другой блок вопросов касается связи концепта дискурса с историей философии: в учениях выдающихся мыслителей прошлого, у которых отсутствует сам термин «дискурс», можно эксплицировать предвосхищение общей парадигмы онтологии дискурса. Например, перспективизм Ницше дает очень богатый в этом плане материал. У немецкого мыслителя перспективизм есть воля к организации хаоса в целях создания условий сохранения и роста власти (могущества – Macht) существ с относительной продолжительностью существования ^{[7, С. 34]}. Все живое создает перспективы, а любая перспектива – это иллюзия, искусство, то есть эффект дискурса. Дискурс в предлагаемом нами понимании и есть продуцирование перспектив бытия. Имплицитное предвосхищение трактовки дискурса как онтологического феномена можно обнаружить в учениях Б. Спинозы, Г.В. Лейбница, Г.В.Ф. Гегеля ^{[8, 11, 13]}. Немало связей с философской теорией дискурса можно выявить и в учении К. Маркса, (в целом, марксистские разработки весьма успешно интегрированы в теорию дискурса у Лакло и Муфф ^[18]).

Другой значимый вопрос онтологического исследования дискурса состоит в отношении дискурса к сознанию. Сознание в целом организовано как конфигурация множества дискурсов. Но речь идет не только о сознании. Хрестоматийный тезис современного психоанализа: бессознательное устроено как дискурс. Психическая реальность вся организована дискурсивно. В этой связи важная проблема – взаимосвязь субъекта и дискурс. Является ли субъект автором дискурсов? В большинстве случаев на этот вопрос следует отвечать отрицательно – как и в ситуации с языком – субъект застает уже готовыми большинство дискурсов. Скорее следует утверждать, что дискурсы ведут между собой борьбу за власть над субъектом и субъект – поле этой борьбы или конфигурация, образовавшаяся из множества дискурсов, вступивших в определенные отношения и связи. И вместе с тем дискурсы не априорны, если брать априорность строго в кантовском смысле. Следует учитывать, что дискурсы не представляют собой некие универсальные структуры смыслов. Они сами обусловлены, произведены, подвержены изменениям. В свою очередь, культура, так называемый социально-культурный контекст, представляет собой метадискурс – конфигурацию дискурсов, задающих общий горизонт существования и смыслообразования. Получается, что субъект детерминируется дискурсами, а культура – это дискурсивное пространство. Возникает вопрос, есть ли что-то вне дискурсов, помимо дискурсов, до дискурсов? На этот вопрос сложно дать однозначный ответ, так как все, что является для нас в той или иной степени осмысленной и определенной реальностью, детерминировано дискурсами. Даже бессознательное имеет структуру определенных конфигураций смыслов. Существование области бытия, полностью лишенной смысловой определенности, является крайне проблематичным. О такой области бытия мы бы не могли утверждать абсолютно ничего. Вместе с тем, существуют способы или стратегии бытия, позволяющие ускользать от бытийно-смысловых перспектив дискурса. Таким способом является трансгрессия, о которой мы говорили выше.

В целом можно отметить, что для разработки онтологии дискурса требуется принципиально новый подход, как на уровне категориально-понятийного аппарата, так на уровне проблематики. Первостепенная задача состоит в том, чтобы вывести концепт дискурса за пределы сугубо лингвистической, социологической и психологической областей. Здесь, конечно, много проблемных моментов, поскольку общепринятой является как раз обратная точка зрения: дискурс, например, у Т. ван Дейка и у многих других, относится исключительно к сфере коммуникативного события (действия) и как таковой рассматривается как существующий наряду с социумом, культурой. В онтологическом подходе дискурс – это универсальный способ бытия, причем не только человеческого. О. Шпенглера выдвигает тезис, что язык есть не только у человека, а человеческий словесный язык – лишь один из многих видов ^{[16, С. 836]}. Существуют языки животных. Если так, то и феномен дискурса выходит далеко за пределы исключительно человеческого бытия. Даже растительный мир и мир микроорганизмов имеет дискурсивную природу существования, поскольку все это связано с установкой перспектив, определенным образом организующих пространство существования. Нет дискурсов только там, где нет жизни вообще.

Можно пойти в этом направлении дальше и рассматривать не только ментальные перспективы, но и те, которые суть инстинкты у животных. Инстинкты – это и есть перспективы, стереотипы поведенческих реакций, жизненных стратегий, закрепленные на биологическом уроне. Тогда более обоснованным будет тезис о наличии дискурсов и за пределами человеческого мира. В конечном итоге и генетический уровень биологической материи есть система воспроизводства и трансформации определенной организации информации, т.е. – дискурс.

Таким образом, можно сделать вывод, что с философией дискурсов формируется совершенно новая парадигма: это и не материализм, и не идеализм, не метафизика и не диалектика. Постструктурализм (равным образом и социальный конструктивизм) – лишь подготовительный этап в формировании этой философии совершенно нового типа. Концепт дискурса представляет собой возможный ответ на те коренные преобразования в онтологии, которые происходят в философии в последнее время, начиная с учения Ницше и становления неклассической философии.