Этнос: философско-антропологический дискурс

О том, что этносы существенно отличаются друг от друга, знали давно. Когда историки античной поры (Геродот, Фукидид, Тацит, Плиний, Иосфи Флаий и другие) приступали к описанию жизни разных социальных сообществ, они замечали серьезные различия в бытии этносов. Другие народы казались при этом порой «странными», даже «эксцентричными». Данная тема привлекла внимание даже таких крупных философов, как Платон и Аристотель. Однако фиксирование необычных черт в образе жизни разных народов оставалось до конца не проясненным.

Стремление осветить эту проблему научно характерно для Нового времени, в частности, к XVIII в. Здесь можно назвать имена Ш.-Л. Монтескьё, Ж. Бюффона, Дж. Вико, И.Г. Гердера. Общий подход к проблеме в рамках социологии уже не устраивают исследователей. Рождается тенденция обсуждать проблему этнических различий в рамках философского постижения человека. В частности, Р. Арон, характеризуя взгляды Ш. Монтескьё, пишет: «Деспотизм, заявляет Монтескьё, противоречит природе человека. Но что такое человеческая природа? Природа – характерная для всех людей, всех широт и всех времён? Где начинаются и заканчиваются для человека характерные для человека черты именно как человека и как можно сочетать использование понятия «природа человека» с признанием наличия бесчисленного множество нравов, обычаев и институтов?» ^{[1, с. 52]}.

Монтескьё подчеркивает, что нравы регулируют внутреннее состояние человека, а обычаи его внешнее поведение. Следовательно, нравы обозначают внутренние потребности человека, а обычаи – чисто внешние манеры поведения, которые предписывает общество. Так, французский социолог пытается найти причины этнических различий. Он полагает, что сущность этносов определяется внешними факторами. Над дикарями, по его мнению, властвуют почти исключительно природа и климат, жизнь в Китае регулируется обычаями. В Японии тираническая власть принадлежит законам. Принципы и нравы старины господствовали в Риме. Из этих размышлений вытекает представление о том, что каждый этнос представляет собой нечто укорененное в социальной жизни. Его существование объективно, поскольку оно формируется многим и факторами. Следовательно, нельзя просто сравнивать разные этносы. Дух нации, к примеру, не определяется какой-то одной причиной. Это скорее всего воздействие физических, социальных и моральных факторов.

Монтескьё использует понятие «дух нации». Но это вовсе не иллюзорное образование. Напротив, этнос – это своеобразное восприятие или принцип. Но он не является творением личности или какой-нибудь группы. Этнос, стало быть, нельзя трактовать в рамках экзистенциализма. «Общий дух народа – это образ жизни, образ действия, образ мысли и чувства отдельно взятой, географически и исторически сложившейся общности людей» ^{[1, с. 61]}.

Другой мыслитель И.Г. Гердер также полагал, что именно местные условия порождали различный образ жизни. «Одни горы воспитывали охотников, укрепляли их дикий, неукротимый нрав, другие горы, нагорья, шире раскинувшиеся, с климатом более мягким, послужили пастбищами для пастушеских племен, а в спутники пастухам дали кротких домашних животных: одни горы побуждали заниматься земледелием и делали эти занятия незаменимым, другие учили плавать по рекам и ловить рыбу, что привело, наконец, и к торговле, ‑ всё это особые этапы человеческой истории, особые состояния, в которых находятся племена и народы…» ^{[2, с. 31]}. Гердер ввел концепцию «народного духа».

Мыслители Нового времени, в частности Дж. Вико, ввёл в историческую науку компаративный метод. В связи с этим он утверждал, что этносы испытывают преображение. Они рождаются и умирают. Все народы, по его мнению, развиваются параллельно. Они проходят последовательно божественную, героическую и человеческую стадию развития. Этносы могут сохранять свое название, но при этом радикально измениться. Древние греки и нынешние обитатели Греции имеют все основания считать себя эллинами. Но это отныне совершенно разные этносы. Народы, которые называли себя китайцами, на самом деле можно рассматривать как представителей разных народов, обитающих на данной территории.

В середине XIX в. Х. Штейнталь и М. Лацарус стремятся создать особую науку, которая специализировалась бы на «психологии народов». По их мнению, особая «природа» каждого народа обусловливает его образ жизни и культуру. Включение философско-антропологического аспекта у этих авторов носит ограниченный характер. Авторам этой концепции не удается рассмотреть массово-психологические процессы. Дух народа они выводят из индивидуальной психологии. Разумеется, они старались все же указать на различие индивидуальной психологии и общих этнических процессов. Сложение в общий дух народа требует множества индивидов. И всё же эти исследователи рассматривали этнос как объективное образование. Они призывали изучать такие человеческие качества, как воображение, рассудок, нравственность. И только после фиксации этих объективных обнаружений психологии людей обращаться к рассмотрению больших национальных общностей.

В. Вундт, опираясь на идеи Х. Штейнталя и М. Лацаруса и критически осваивая их, стал разрабатывать методологию культурно-исторического познания. В первую очередь его интересовали те особенности «духа», которые присущи отдельным этнокультурным общностям. Он пытался определить так называемые «формы объективации», то есть те предметы, которые позволяют раскрыть обнаружение духа. К таким формам он отнёс язык, мифологию (религию) и традиции (обычаи). Он писал об этом так: «Язык содержит в себе общую форму живущих в духе народа представлений и законы их связи. Мифы таят в себе первоначальное содержание этих представлений и их обусловлённости чувствованиями и влечениями, Наконец, обычаи представляют собой возникшие из этих представлений и влечений общие направления воли» ^[3].

В тоже время В. Вундт постепенно отходил от программы, намеченной Х. Штейнталем и М. Лацарусом. Будучи одним из создателей физиологической психологии (как называл её Э. Шпрангер), В. Вундт не мог представить, что душа этноса, народа представляет собой нечто бестелесное, в качестве некоей сущности, которая реализует себя поверх индивидуальных психологических образований. Поэтому В. Вундт в качестве фундаментальной основы этносов видит совместную социальную жизнь их представителей. Этнос, таким образом, получает твердую объективную основу. Этносы характеризуются общими представлениями, чувствами и стремлениями многих индивидов.

Таким образом, В. Вундт далёк от мысли, что этносы представляют собой некие фиктивные образования. Напротив, он считает, что они выражают конкретно-исторические процессы духовной жизни. Стало быть, никакой отвлечённой духовной сущности в психологии народов нет. Язык, мифы и обычаи не являются отражением какой-то неведомой психологической эманации. Они сами по себе и являются искомым духом. Такая позиция была своего рода полемикой против романтических представлений о национальном духе. Психология народов не совпадает с прагматической философией религии. Вундт критикует работу У. Джеймса «Многообразие религиозного опыта». Он предлагает опираться на этнологию и сравнительное изучение религий.

Немецкий философ и психолог Э. Шпрангер продолжает традиции В. Дильтея. Он полагает, что психология призвана раскрыть целостный душевный мир личности. Но для изучения этнических процессов особую роль играет понятие «характера». Он пишет: «Сторонники чистого эмпиризма будут и здесь тоже утверждать, что нужно строго держаться фактических душевных процессов и их видоизменений, но что у нас нет ни малейшего права допускать некий постоянный или закономерно развивающийся носитель этих переживаний и реакций» ^{[4, с. 14]}.

Э. Шпрангер не допускает мысли о том, что в науках о духе можно обойтись без представления о субстанции. Хотя психология является наукой о единичном субъекте, ее совершенно невозможно выделить из его объективных отношений Задача психологии заключается в том, чтобы раскрыть целостность душевной жизни личности, но следует пользоваться для этого пониманием как основным методом наук о духе. Основные положения теории Шпрангера: психическое развивается из психического; оно сводится к интуитивному пониманию «модулей действительной жизни»; не следует искать каких-либо объективных причин развития личности, необходимо лишь соотнесение структуры отдельной личности с духовными ценностями и культурой общества.

Современные конструктивисты, следовательно, вынуждены объяснить, почему все же сложились характерные черты этничности. К их числу можно отнести следующие свойства этничности:

1. 1. Чувство значимости этноса.

Каждый этнос имеет собственную идеологию, в которой обоснована его значимость. Судя по всему, существуют некие объективные причины, побуждающие представителей этноса искать собственную самотождественность. Это далеко не всегда можно объяснить утилитарными, прагматическими факторами. Разумеется, в критические моменты истории возникает потребность в обосновании права этноса на существовании. Но ощущение значимости этнического не покидает представителей этноса даже в обычные, спокойные времена.

1. 2. Самотождественность.

Исследователи знают, что каждый человек с большим или меньшим усердием определяет себя как представителя этничности. Люди не могут помыслить себя вне этноса. Даже космополиты, к примеру, определяя себя как представителей мира, все равно сохраняют в себе черты того этноса, к которому они принадлежат. Люди, выпавшие из этнической матрицы в силу сложившейся маргинальности, не способны до конца устранить в себе черты породившего их этноса.

1. 3. Устойчивость.

Этническое представляет собой некое нерастворимое ядро, которое существует в недрах личностного сознания. Оно сохраняет себя и в тех случаях, когда не связано напрямую с социальными условиями. В качестве примера исследователи приводят обычно ссылки на исторические судьбы цыган и евреев. Эти этносы на протяжении столетий не имели собственной территории, не располагали возможностью внутриэтнического общения. Однако при этом сохранили некие общие признаки собственных этносов.

1. 4. Интенсивность этнических состояний

Этничность обладает сильнейшим эмоциональным зарядом. Речь идет не только об отчаянном сопротивлении распаду этнического ядра, о пассионарности этнического духа. Мощь этнической обособленности невозможно свести только к умышленным действиям отдельных личностей или заинтересованных лидерских групп. Она обычно проступает в глубинах общего сознания и обретает некие черты сакральности.

В отечественной этнографии обычно проблема этноса осмысливалась через перечень определенных признаков. Как правило, в число определителей этнического включалась территория, общность происхождения, государственная принадлежность, экономические связи, антропологические особенности, язык, культура, особенности психического склада, этническое самосознание ^{[5, с. 63]}.

В истории прослеживаются неоднократные попытки построить наднациональное общество, которое рассталось бы с национальными определителями. Однако можно утверждать, что ни одно из них не привело к триумфу ни в одной из частей света. Глобализация, как известно, неожиданно натолкнулась на мощное сопротивление унифицирующим тенденциям современного мира.

В связи с этим современная философия демонстрирует две различные исследовательские тенденции. В одном случае научная мысль движется от антропологии к социальной философии. В другом, напротив, от социологии к антропологии, которая позволяет, по мнению сторонников этой позиции, выявить уникальные свойства этнического сознания, которые не обусловлены целиком социальными факторами. «Наиболее продуктивно выделение двух базовых парадигм социогенеза: примордиализма, рассматривающего социальную общность как продукт длительной преемственной социокультурной эволюции, и конструктивизма, рассматривающего общность как продукт целенаправленного социального конструирования со стороны элит (конструктивизм, как таковой), либо со стороны самих общностей и их участников (инструментализм)» ^{[6, с. 1006-1007]}.

Сторонники первой позиции объединяются под общим течением, названном примордиализмом. Примордиали́зм или эссенциали́зм — в этнологии (этнографии), одно из направлений, которое рассматривает этнос в качестве изначальное и неизменного объединения людей «по крови» с постоянными признаками, как изначальное и неизменное объединение людей «по крови» с неизменными признаками. Примордиализм является наиболее ранним направлением в этнологических исследованиях, развивавшимся на основе установок философского эссенциализма. В рамках примордиализма складывались эволюционистские представления об этносе, учения об этносе С.М. Широкова и Вильгельма Мюльмана, дуалистическая концепция Ю.В. Бромлея, пассионарная теория этногенеза Л.Н. Гумилева.

Примордиалисты считают, что этнос и нация отнюдь не являются случайными образованиями в истории. Это реально и объективно возникшие общественные объекты. Именно они определяют фундамент социальности. Этнос и нация исторически сопровождают развертываемый динамичный процесс. Он протекает по отдельным стадиям развития общественной динамики. Индивид не может не относиться к конкретной социальной общности. Это его изначальный (primordial) признак.

Сторонники данной исследовательской традиции полагают, что прототипы наций можно проследить с самых истоков истории. Несомненно, полагают они, что если люди принадлежат к конкретной этнической общности, то можно представить некий перечень неизменных культурных черт, относящих к этому общественному образованию. Усилия примордиалистов направлены на определение этнической основы, которая сохраняет свою устойчивость и укоренённость в традициях. Наибольшей популярностью примордиализм пользуется у сторонников национализма.

Нет оснований утверждать, что проблема этноса не пользуется вниманием в общественном гуманитарном сознании. Исследователи утверждают, что этот феномен значим не только для политиков. Этнические проблемы активно обсуждаются в научном сообществе. Они возникают и обретают остроту в обыденном сознании. Однако нельзя сказать, что в этой области философского сознания есть хотя бы относительное единство взглядов. Демаркация позиций заставляет ответить на вопрос: можно ли считать этнос конкретным социальным феноменом или он представляет собой продукт коллективной фантазии, результат галлюцинаторной работы ума, своеобразным артефактом коллективного бессознательного?

В настоящее время примордиалистическим представлениям противостоят направления, отрицающие изначальность этнических свойств — конструктивизм и инструментализм. В современной теории познания особую популярность обретает тема конструктивизма. Суть проблемы заключается в том, что традиционная точка зрения в эпистемологии заключалась в том, что человеческое мышление отражает реальность. Получая чувственные знания, познающий человек затем способен к формированию логических конструкций. Суть новой модели познании состоит в том, что никакой реальности, которая подразумевается за деятельностью нашего сознания, на самом деле нет. Та действительность, которая возникает в результате познающей работы ума, на самом деле, как считают конструктивисты, есть на самом деле не что иное, как определенное интеллектуальное сооружение.

Вот что пишет, к примеру, о природе реальности известный культуролог В.П. Руднев: «Представим себе берег реки, на берегу пасутся дикие кабаны. Светит солнце, лес шумит от порывов ветра и так далее. По нашему мнению, это не является картиной реальности, пока в неё не введён наблюдатель – человек. Реальность – свойство человеческого мышления. Понятие реальности придумало человеком, причем высокоорганизованным человеком, различающим имена (берег, река, кабаны, ветер) и предикаты (пастись, течь, светить, шуметь)» ^{[7, с. 20]}.

Таким образом, конструктивисты полагают, что так называемая объективная реальность, есть конструкция, которая по сути не отличается от иллюзии. Отсюда следует вывод: мозг как орган непознаваем, а то, что мы принимаем за реальность можно считать итогом наших собственных конструкций, не более того. Если говорить об этносе, то конструктивисты, следовательно, приходят к мысли, что любое этническое образование есть не что иное, как произвольный конструкт. Однако возникает вопрос: кто же является творцом этих конструкций: возникают ли они сами по себе в результате коллективных грёз или создаются политиками, лидерами, идеологами, когда этого требует социально-политическая ситуация. Выходит, этнос как таковой вообще не существует. Его можно характеризовать как «воображаемое сообщество».

Модернизм как веха европейской истории пронизан идеями национализма. Нации и национализма рассматриваются в нём как исторически неизбежные феномены. Сущность нации при этом выражается в неотъемлемом праве на автономное государство, несмотря на наличие в нём пестрого этнического состава. Данный подход прослеживается в работах Э. Геллнера, Дж. Бройи, Б. Андерсона. Что касается перенниализма, то под ним подразумевается этносимволизм. Этносимволисты считают, что нацию надлежит рассматривать как исконное, естественное социальное образование. Они исследуют процесс трансляции исторических воспоминаний и мифов.

Вторая позиция может быть охарактеризована как исторический неомодернизм. В этом случае мы имеем дело с определенным компромиссом, который выражает стремление преодолеть крайности перенниализма и классического модернизма. В чем сущность конструктивистского неомодернистского подхода? Его сторонники отрицают изначальность этнических свойств. Представление о неких архетипах, которые сопровождают историю этносов и выражают конкретный исторический смысл, ими отвергается. В частности, утверждается, что нация является сконструированным сообществом. Причем основная роль принадлежит в данном случае не только элите, лидерам или идеологам. Подавляющая часть нации разделяет возникшие культурные знаки, символы и шифры.

Однако этнос или нация не мыслятся при этом как результат хаотического брожения умов, ничем не обусловленных. Нация стремится к территориальному, политическому, экономическому, юридическому, культурному, социальному единству. Распространяя конструктивистский анализ на исторические факты, конструктивисты вместе с тем опираются на солидные философские традиции. Они полагают, что истоки такого миропонимания можно отыскать в трудах скептиков Ксенофана, Протагора, Гераклита. Отдельные аргументы в пользу конструктивизма содержатся, по их мнению, также в работах Канта и Гегеля.

Конструктивисты считают, что многочисленные социальные сообщества, которые существовали в донациональный период, на самом деле оказываются историческими конструкциями. Хотя зачастую они и имеют некую социокультурную историческую основу, все же они являются продуктом человеческого воображения, нежели реальными историческими фактами. Так возникает культ фантазии, которая помогает консолидировать народы, но на крайне условном фундаменте. Ложно, полагают конструктивисты, утверждение примордиалистов, будто такие народы, как евреи, персы, арабы, македоняне, римляне, китайцы не могут представить некие древние архетипы, поскольку они не существовали вечно.

К примеру, в японских учебниках о мифологических героях рассказывают так, словно они были реальными историческими персонажами, а не являлись продуктом коллективной фантазии. Это позволяло возвеличить нацию, дополнить её историю патриотическими подробностями. Консолидации нации, ее метаморфозам нередко содействовали произведения искусства. «В знаково-символической парадигме культуры человек способен к совершенствованию через творчество иных идеальных миров, не существующих в действительности, ‑ отмечает А.В. Михайлюта. ‑ При анализе культурных феноменов мифа и музыки выявляется, что их знаково-символические системы как чувственно оформленная связь всеобщего с особенным выражает смысл человеческого существования, обеспечивающей единство людей на идеально-духовной основе» ^{[8, с. 11]}.

Стремление найти мифологическую подпитку для создания иллюзорных образований часто связано с музыкой. Когда французский композитор Д. Обер писал оперу «Немая из Портичи», он не мог и помыслить, что в ней присутствуют идеи, способные привести к образованию независимого государства. В либретто рассказывается о том, как сын неополитанского короля Альфонс женится на испанской принцессе Эльвире. Все готово к совершению церемонии. Ожидая невесту, Альфонс сообщает своему приближенному Лоренцо о том, что он испытывает угрызения совести. Он вспоминает прекрасную, но несчастную немую девушку, которую он любил, но скрыл при этом свое происхождение. Казалось бы, что в этой истории может содействовать этническим страстям. Однако постановка оперы привела к революции фламандцев и валлонов против нидерландского короля Вильгельма I. Этот антиголландский национализм привел к формированию объединенной Бельгии.

В истории искусства нередко случалось так, что освободительные идеи, звучавшие в том или ином произведении, вызывали вполне актуальные этнические страсти, хотя сюжет сочинения был далёк от события современности. Герои девятой оперы Верди — исторические лица. Аттила (дата рождения неизвестна) в 433 г. получил верховную власть над гуннами, которую 12 лет делил с братом. Убив его, он стал единоличным властителем громадного государства, отвоеванного у дряхлеющей Римской империи. Аттиле добровольно подчинились не только гунны, но и союз племен, в который входили, в частности, германцы и хазары. Внешне Аттила был далеко не привлекателен: приземистый, плотный, с темным цветом лица, приплюснутым носом, маленькими, глубоко посаженными глазами и редкой бородкой. Однако он был строг и внушителен на вид. Посватавшись к сестре императора Западной Римской империи Валентиниана III и получив отказ, Аттила прошел всю Германию, двинулся на Галлию и в 451 г. во главе 500-тысячного войска столкнулся с объединенным христианским воинством на Каталаунских полях, где был разбит. В следующем году Аттила вошел в Италию, разрушил Аквилею, захватил многие города и грозил гибелью Риму. Однако он остановил свое победное шествие, вступил в переговоры с Папой Львом I, и тот купил мир за огромные деньги. Это событие запечатлено на фресках Рафаэля в Ватикане.

Эта опера Верди, как и его другое произведение «Набукко», вызвали в итальянском народе огромный всплеск патриотизма. Итальянцы так истосковались по свободе, что данный сюжет и особенно музыка позволили укорениться итальянскому национализму. «Самым ярким примером, ‑ отмечает К.С. Шаров, может быть творчество самого Вагнера: в нём, несомненно, присутствует определенный националистический момент, имевший целью создать сплоченную немецкую нацию, но идеологи нацизма проинтерпретировали его творчество в духе исключительного радикализма, расизма, шовинизма, что вызвало у самого Вагнера стойкое неприятие» ^{[9, с. 11]}.

Значимость конструктивизма состоит в том, что он позволяет сблизить культурологический процесс с философско-антропологическим. Сторонники этой традиции полагают, что именно ценности формируют этносы. Меняется аксиологический арсенал, преображается этнос. Такой подход позволяет понять, отчего в условиях социальной динамики так стремительно преображается и этническое содержание. Конструктивизм позволяет анализировать этнические процессы с помощью постмодернистского понятия «симулякр».

Однако нет оснований полностью переходить на позиции современного конструктивизма. Успешный в рассмотрении меняющихся ценностных ориентаций, конструктивизм не всегда доказателен в оценке устойчивых структур этносов. В предельном варианте конструктивизм вообще считает этнос социальным фантомом. Но это приводит к парадоксальным выводам, которые не позволяют понять природу таких социальных образований. В основе конструктивизма лежит представление о том, что этносы произвольно формируют свою идентичность. Во-первых, возникает вопрос: каким образом возникает изначальная этническая определённость. То, что преобразуется, судя по всему, имеет первоначальное содержание. Во-вторых, каким образом действует сильная, подчас исступленная жажда самотождественности? Можно считать, что она направлена на постижение исходной специфики. Но если этой специфики нет по определению, то поиск идентичности оказывается бесполезным и бессмысленным.

Видный представитель конструктивизма Б. Андерсон полагает, что суверенность и самобытность нации конструируется элитами ^{[10, с. 10]}. В этом случае возникает еще одна проблема. Отчего воображаемые конструкции так легко завладевают массово-психологическими процессами? Почему люди так единодушно приемлют версии о придуманном сообществе? Как можно в этом случае трактовать приведенные нами примеры из истории искусства, когда массы вычитывали в том или ином сочинении смысл, который авторы в это произведение не вкладывали? Очевидно, воображение масс работало в каком-то ином направлении, нежели это было связано с идеей композитора, писателя или художника.

Б. Андерсон полагает, что существование государства возможно, если предоставленный национальный идеал осознается и принимается народом. Но как обеспечить это единодушие? Возможно ли создание этнических симулякров без учета реальных запросов истории? На каком материале выстраивается исходный арсенал представлений? В каком смысле этнос берется как некая данность или конструктивисты имеют дело с промельками этничности, которые становятся объектом умышленного манипулирования? Другой конструктивист С.В. Лурье, осознавая неприемлемость общей трактовки этнического сознания в духе симулякров, признает, что уже в традиционном обществе рождаются некие архетипы «национализма», точнее сказать, национального сознания. Он указывает на мифы, утверждая, что именно в них идеологи конструктивизма черпают изначальный материал. Но с этого утверждения начинается вообще, как показано в нашей статье, «психология народов».

Невозможно также полностью принять тезис конструктивистов о том, что идеологические конструкции этносов носят чисто прагматический, ситуативный характер. Если бы это было так, то в современной социальной практике сложилось бы множество разных воззрений, которые утрачивались бы, едва они обслужат конъюнктурный запрос. Но историческая реальность мало согласуется с таким воззрением. Этнические стереотипы оказываются прочными, стабильными и трудно поддаются переплавке.

Итак, проблемы генеза этносов требуют привлечения философско-антропологического материала. Об этом писал еще в начале нашего столетия С.Е. Рыбаков: «Участие в осуществлении этнической идентичности всего комплекса структур личности и необходимость привлечения для вскрытия сущности этнического такого фундаментального понятия, как «ценность», позволяют считать «этническое» философским понятием, а точнее – категорией философской антропологии» ^{[5, с. 76]}.

Разумеется, этнос и этническое рассматриваются также в культурологии, в социальной философии. Однако есть основания выделить те проблемы, которые настоятельно требуют философско-антропологического дискурса.