Социокультурные образы «мягкой силы» Индии

Груздев Андрей Александрович ассистент, кафедра философии, Сибирский федеральный университет 660041, Россия, Красноярский край, г. Красноярск, ул. Проспект Свободный, 82а Gruzdev Andrey Aleksandrovich assistant professor of the Department of Philosophy at Siberian Federal University 660041, Russia, Krasnoyarsk Region, Krasnoyarsk, str. prospect Svobodny 82a voidoids@yandex.ru Конухова Анастасия Валерьевна ведущий библиотекарь, Государственная универсальная научная библиотека Красноярского края 660049, Россия, Красноярский край, г. К, ул. Карла Маркса, 114 Konukhova Anastasiya Valer'evna leading librarian at State Universal Scientific Library of Krasnoyarsk Krai 660049, Russia, Krasnoyarsk Region, Krasnoyarsk, Karl Marx str. 114 konukhova@mail.ru

Подъяпольский Сергей Александрович Директор, Юридическое агентство "Антикризисный центр" 660041, Россия, Красноярский край, г. Красноярск, ул. Маерчака, 8, строение 9, офис 410 Podyapolskiy Sergey Aleksandrovich Director at Law Agency "Anticrisis Center" 660041, Russia, Krasnoyarsk Region, Krasnoyarsk, str. Maerchaka, 8, bld. 9, of. 410 s_podyapolskiy@bk.ru

Введение

Понятие «soft power», введенное Дж. С. Наем-мл. в сферу академической и общественно-политической мысли в начале 1990-х годов, продолжает привлекать пристальное внимание современных исследователей. Многие страны применяют на практике концепт «мягкой силы», понимаемый названным авторами как способность добиваться политически значимых результатов не за счет силового давления или финансовой помощи, а благодаря имиджевой привлекательности и симпатии ^[41]. Речь идет о создании «государственного брэнда» с помощью распространения социокультурных образов, способных притягивать и заинтересовывать. Взаимодействие и сотрудничество культур сочетается в современном мире с их ожесточенной борьбой («культурными войнами») ^[26].

Современная Индия стремится нарастить «мягкую силу», опираясь на потенциал своей богатой и многогранной культуры. Своё влияние на этот процесс оказывает геополитический контекст: Индия стоит перед выбором между самостоятельной ролью в мировой политике и следованием в фарватере иных субъектов.

Наша гипотеза заключается в том, что многообразие проявлений «мягкой силы» Индии могут быть обобщены в трех основных образах.

Первый из них исторически восходит к империи Великих Моголов, связан с природными богатствами, специфической восточной культурой и величием Индии. В данном образе Индия предстает как роскошная женщина, привлекательная для европейских джентльменов. Очевидны феминные черты этого образа. Он ассоциируется с ориенталистской экзотикой – философско-религиозными учениями и практикой, музыкой, кино, танцами, кухней и др.

Второй образ связан с деятельностью М. Ганди, его политикой ненасильственного сопротивления и движением неприсоединения. Путь ненасилия – путь мягкой, но всё же борьбы. Его выбирают смелые, мужественные люди, решившие покончить с чужеземным владычеством. Черты этого имиджа – внутренняя сила, самостоятельность, решительность. Этот образ скорее маскулинный. Его узнаваемые элементы – ненасильственное сопротивление, полиэтничная демократия.

Можно говорить и о третьем образе, зарождающемся в современной Индии. Формирование этого образа связано с объективными трансформациями современной Индии, развитием информационных технологий, стремительным изменением окружающей среды и образа жизни большинства населения. Вместе с тем на этот процесс влияет ситуация геополитического выбора, о котором было сказано выше. Образ проявляется в развитии электронных технологий (Бангалор и др.), моды, масс-медиа и кинематографа (Болливуд).

Выделенные образы находятся в сложных взаимоотношениях, приобретающих черты то борьбы, то компромисса, то взаимного дополнения. Относительный вес каждого из этих имиджей в конкретных сферах индийской социокультурной жизни различен.

Методы

Путем интерпретации древних и современных текстов исследуются образы, отражающие «мягкую силу» Индии. Соответственно, можно говорить об использовании в статье герменевтического метода. Опираясь на исторический материал, авторы пытаются проследить взаимосвязь культурного наследия Индии и современных тенденций. В этом проявляется сравнительно-исторический метод. Используется ряд классических и современных концепций: теория ненасильственного сопротивления
М. Ганди, концепции «мягкой силы» (Дж.С. Най-мл.), «культурных войн» (П. Бьюкенен, И.Томсон), гуманитарных технологий (П. В. Клачков), и др.

Первый образ

Прослеживая истоки формирования индийской «мягкой сил», важно обратиться к древней культуре Индии. Точнее, к образу индийского Востока, который формировался в течение долгих столетий и широко представлен по сей день. По мнению В.И. Жуковского и Н.П. Копцевой, индийская культура содержит представление об извечности этого субконтинента: «Другие народы, государства и культуры рождаются и умирают – над Индией же ход времени не властен. Пространственная и временная целостность Индии – это целостность ее духовной традиции, которая не прервалась ни разу и до сих пор существует в ее искусстве, религии и философии» ^[8].

Вместе с тем, как верно замечает Н. Блэрел, обладая большим капиталом «мягкой силы», Индия начинает осознанно развивать и применять его только в XX-м веке ^[33]. Разумеется, Индия и до этого не теряла культурной привлекательности. Однако распространение ее ценностей было ограничено Центральной, Юго-Восточной Азией и Средним Востоком. Жители этих регионов воспринимали обаяние индийской культуры благодаря наличию торговых связей.

Защищаясь от внешних сил, Индия пыталась влиять на них и приобщать их к своим традициям. «Ее способность к поглощению и ассимиляции была так велика, что она в какой-то мере осуществила культурное завоевание своих завоевателей» ^[8].

Формирование имиджа Индии в Европе ХVII века было связано с заметками Ф. Бернье и других путешественников, пораженных блеском царского двора Великих Моголов. Так, например, Томас Роу, посол Иакова I Английского, «был заворожен, увидев Джихангира в парадном облачении. Пояс падишаха был золотым, щит и меч усыпаны огромными алмазами и рубинами» ^{[10, c.424]}. Уже с ХVII в. впечатления об Индии передают литераторы и писатели, создающие в своих произведениях образ богатой страны, наполненной шелком, драгоценностями и восточной роскошью. Так, в 1675 году в Лондоне впервые поставили «Аурангзеб» — посвященную романтическую стихотворную трагедию крупного английского поэта и драматурга Джона Драйдена, во многом основанную на заметках Ф. Бернье ^{[10, c. 424]}.

В XIX в. характерной чертой имиджа Индии как «жемчужины короны Британской империи» стали женственность, инфантильность и дикость. Как справедливо указывает Жак Хименс, этот образ порождал не силу, а скорее уязвимость ^[45].

Второй образ

Индийская «мягкая сила» начинает осознанно применяться и развиваться во многом благодаря учению Махатмы Ганди. Профессор Жак Хименс полагает что «в руках Ганди особенности, которые когда-то казались элементом индийской уязвимости, внезапно оказались элементом индийской силы. Ганди совершил этот подвиг, используя нелинейную динамику отношений национального самосознания» ^{[45,с. 241]}.

Разработанная М. Ганди стратегия ненасильственного сопротивления – пример очень оригинального и самобытного применения «мягкой силы». Этот пример показал на практике, что «мягкие» методы способны привести к успешной революции, хотя и ненасильственной. «Индия следовала такой революционной стратегии под руководством Ганди и Неру, вплоть до того момента, когда Индира Ганди не начала от нее отворачиваться и затем, окончательно отказалась от нее при Атали Бихари Ваджпаи. Остается неясным, будет ли этот отказ означать правоту или недальновидность» ^{[45, с. 236-237]}Учитывая, что обаяние американской мечты, направленной на планетарное доминирование, существенно поблекло ^[12] (чему виной весьма агрессивная внешняя политика и экономическая рецессия), актуальность ненасильственных методов М. Ганди в современном мире все более возрастает.

Успех политики М. Ганди связан с глубоким укоренением принципа ненасилия в индийской культуре. Центральными понятиями в концепции М. Ганди являются «ахимса» и «сатьяграха». «Ахимса» (в переводе с санскрита -— «невреждение») – «это избежание убийства и причинения вреда действием, словом и мыслью всем живым существам; основополагающая, первая добродетель, согласно всем системам индийской «практической философии» ^{[31, с. 30]}.

«Ахимса» для Ганди – это идеал поведения, которому он учит других людей, применяя этот принцип не только в политической деятельности, но и в своей собственной жизни. Махатма говорит так: «Я решился дать Индии древний закон Самопожертвования, закон Страдания» – говорил Ганди (^[1] Роллан Р. Махатма Ганди. Пг., 1924. С. 47).

Ганди считает, что следование «ахимсе» как непреложному этическому закону принесет практическую пользу индийскому народу. Он добавляет к нему свое, оригинальное понятие – «сатьяграха» - «твердость в истине». Этот термин, как он считал, «передает активный характер ненасилия, подчеркивает… что оно представляет собой позитивную силу и выражает истину высшего порядка» ^{[2, с. 39]}

По сути, «сатьяграха» является оригинальной техникой политической борьбы, в основе которой – улучшение отношений с врагом, достижение гармонии в отношениях различных людей и групп. По мнению Ганди, «ахимса» и «сатьяграха» могут стать принципами международной политики и вести к мирному урегулированию конфликтов. С помощью чётко продуманных ненасильственных действий Ганди удалось провести несколько успешных политических кампаний сатьяграхи, способствовавших достижению независимости индийским народом. Широко известны такие массовые акции гражданского неповиновения, как отказ от сотрудничества с английскими властями – несогласие покупать английские товары, в том числе ткани (которые индийцы стали производить сами), «Соляной поход» 1930 года – протест против соляной монополии и т.д.

М. Ганди стремился организовать кампании сатьяграхи так, чтобы исключить физическую агрессию протестующих, не пролить ни единой капли крови. Разумеется, это не удалось в полной мере. Тем не менее, М. Ганди впервые применил на практике принцип ненасилия как эффективную политическую модель, что было событием как для Индии того времени, так и для всего мирового сообщества.

Путь ненасилия – путь мягкой, но всё же борьбы. Его выбирают смелые, мужественные люди, решившие покончить с чужеземным владычеством. Черты этого имиджа – внутренняя сила, самостоятельность, решительность. Этот образ скорее маскулинный. Ромен Роллан утверждает, что Ганди говорил ему: «Насилие в тысячу раз лучше, чем чтобы весь народ обабился» ^[7].

Джавахарлал Неру так вспоминал о М. Ганди: «он был подобен струе свежего воздуха, заставившей нас расправить плечи и глубоко вздохнуть; … подобно вихрю, он всё всколыхнул, и в первую очередь человеческое мышление» ^{[3, с.31]}. Последовав совету М. Ганди, Мотилал Неру, преуспевающий адвокат, на пороге своего шестидесятилетия не только отказался от юридической практики, но также выбросил костюмы с Сэвил-роу и надел одежды из домотканого хлопка. «Одним из самых ранних воспоминаний его внучки Индиры, родившейся в 1917 году, был огромный костер, в котором горели платья, галстуки, боа и шляпы, выброшенные Неру» ^{[10, с. 615]}.

Последовали и другие решительные перемены. Сваруп Рани, жена М. Неру, принадлежавшая к высшей касте брахманов, публично приняла пищу из рук «неприкасаемого». Этому примеру последовали миллионы. Впервые перед «неприкасаемыми» окрылись двери индуистских храмов ^{[1, с. 68]}. Само слово «неприкасаемые» было заменено словом «хариджан».

Сожжение английских костюмов и принятие пищи от неприкасаемых обозначили радикальные изменения. Практика «сатьяграхи» ознаменовала собой решительный разрыв с привычным образом колониальной жизни.

Сам Ганди пережил такой разрыв ещё в юности, вступив в конфликт со своей кастой: «Шет был разгневан и отругал меня. Я сидел неподвижно. Тогда шет произнес свой приговор: «С сегодняшнего дня юноша этот считается вне касты. Кто окажет ему помощь или пойдет провожать на пристань, будет оштрафован на одну рупию четыре ана». Приговор не произвел на меня никакого впечатления, и я спокойно простился с шетом. Меня интересовало лишь одно - как воспримет это брат. К счастью, он остался тверд и написал мне, что, несмотря на распоряжение шета, разрешает мне ехать» ^{[2, с. 68]}. Этот решительный разрыв был, конечно, подготовлен уже обозначившейся эрозией кастовой системы.

Деятельность Ганди внесла важнейший вклад в достижение Индией независимости в 1947 году и освобождение страны от английских колонизаторов. Сам личностный миф М. Ганди ассоциируется с духовно-нравственным авторитетом Индии.

О большом и многоаспектном потенциале идей М. Ганди свидетельствует, в частности, не вполне добросовестное их заимствование технологами «цветных революций», в которых истинное ненасилие подменяется «мнимым». Так, Дж. Шарп и его последователи пошли по пути универсализации и инструментализации учения о ненасильственной борьбе. Они решили довести эту доктрину до уровня технологии, обеспечивающей применение гуманитарного оружия Востока против него самого ^{[14, с. 130]}.

Если целью ненасильственной революции в Индии являлось установление социальной справедливости, то целью нынешних «цветных революций» является передел власти, поиск выгоды определённых, заинтересованных в этом сторон. Таким образом, практика показала, что ненасильственные методы можно применять как во благо (освобождение народа), так и для завоевания и даже для создания открытой или скрытой колониальной зависимости. Вместе с тем, не вызывает сомнений огромное влияние концепции ненасилия М. Ганди как на философию политики, так и на политические практики.

Третий образ

Можно говорить и о третьем образе, зарождающемся в современной Индии. Представление о ней как о стране джунглей и старинных дворцов активно эксплуатируется туристическими фирмами (организующими туры «по следам Маугли»), однако давно не соответствует действительности. Как было справедливо замечено на одном Интернет-форуме, «Там, где еще 20-30 лет назад были милые деревушки и уютные городки, сейчас шумят заполненные людьми и транспортом улицы, полнятся базары, кипят стройки, простираются до горизонта бетонные коробки домов, магазинов и офисов» (http://www.indostan.ru/indiya/97_2573_0.html). С другой стороны, гламурные имиджи звёзд Болливуда и стремительное развитие бизнес-индустрий указывают на определенный разрыв, отделяющий реалии современной Индии как от легендарной древности, так и от учения Махатмы Ганди.

Третий образ проявляется как во внешней и внутренней политике, так и в динамике культурного пространства. Его формирование связано с объективными трансформациями современной Индии, развитием информационных технологий, стремительным изменением окружающей среды и образа жизни большинства населения. Вместе с тем, на этот процесс влияет ситуация геополитического выбора, о котором было сказано выше. Компоненты индийской soft power, связанные с третьим образом, включают, прежде всего, электронные технологии («Бангалор» и др.), развитие моды, масс-медиа и кинематографа («Болливуд»).

Заманчива мысль соотнести выделенные нами три образа с премодерном, модерном и постмодерном соответственно. Действительно, хотя «сатьяграха» возрождала традиционные промыслы, деятельность М. Ганди, направленная на интеграцию страны и стирание кастовых различий, объективно способствовала преобразованию пестрой конфигурации традиционных этнокультурных групп в современное государство, развитию промышленности и укреплению общеиндийского самосознания. Тогда как «третий образ», возникновение которого связано с переходом еще не в полной мере индустриализованной страны к информационному обществу. Тем не менее, это предположение требует дополнительной проверки.

Компоненты

«Мягкая сила» Индии развивается путем синтеза культурно-философских традиций и современных технологий. В числе основных компонентов индийской мягкой силы можно назвать, в частности, Болливуд (индийская «фабрика грез»), философско-религиозные учения и практики, музыку и танец, Бангалор (территория развития инновационных технологий), индийско-американское сотрудничество по развитию бизнеса, высоких технологий, а также индийскую демократию, обеспечивающую плюрализм и диалог этнических меньшинств ^[45].

Попробуем сопоставить выделенные нами три образа с отдельными компонентами индийской социокультурной реальности.

Болливуд

Индийский кинематограф – прекрасный пример сочетания различных элементов индийской культуры в одном продукте. В кинопродукции Болливуда происходит сплав самобытных культурных элементов с популярным способом их представления. Голливудские спецэффекты и «экшн» соединяются с сюжетами древнеиндийского эпоса и особенностями древней драматургии (стилизация действий, соединение музыки и танца для достижения максимальной зрелищности). Музыкально-танцевальная составляющая, без которой невозможно представить популярное индийское кино, является не столько заимствованием из голливудских мюзиклов, сколько данью старым канонам. Заметим, что само слово «драма» (санскр. натья) происходит от слова «танец» (санскр. нрит) ^{[39, с. 98-99]}.

Индийский зритель болливудского кино видит целостную картину, где в мелодраматическом сюжете соединяются различные смыслы из танца и музыки. Ведь каждое движение и мимика традиционного индийского танца имеет свое содержание, которое передает дополнительный смысл фильму. А у зарубежного зрителя, который, как правило, не понимает символики танца и музыки, содержательного смысла танца и музыки остается общий синкретичный образ. При этом, у некоторых возникает желание и тяга разобраться в происходящем на экране танцевально-музыкальным действе, изучить подробнее важные элементы индийской культуры.

Советский зритель познакомился с индийским кинематографом в начале 1950-х гг. Уставшему от эстетики соцреализма зрителю хотелось окунуться в сказочную и экзотическую атмосферу индийского кино, что вызвало небывалый успех индийских фильмов в советском прокате. Огромную популярность приобрел фильм «Танцор диско», вышедший на советские экраны в 1984 г.

Киноиндустрию, берущую свои истоки в древнем искусстве Индии и объединяющую различные виды искусстве, следует соотнести, в первую очередь, с первым и отчасти третьим образом. Вместе с тем, существуют и фильмы, посвященные М. Ганди. В их числе следует назвать, в первую очередь, фильм “He Ram”, вышедший на экраны в 2000 г.

Музыка и танец

Основным проводником индийском музыкальной культуры на западе стали в 1960-х гг. «The Beatles». Так, например, в конце 1965 г. группа записала песню, где впервые в истории западной музыки звучал ситар ^{[45, с. 250]}.

В нашей стране интерес к индийским музыке и танце во многом был связан с популярностью кинофильмов. Под их влиянием в СССР возникали клубы индийского танца. Песня “Jimmy Jimmy” из фильма «Танцор диско» часто звучала на дискотеках 1980-х. В наше время приезжающие в Россию индийские артисты и коллективы (Битту Маллк, шоу «Bollywood express» и т.д.) встречают на отечественных площадках аншлаг и одобрение зрителей.

Мелодии, традиционные для Востока, так или иначе оказывают влияние и на современную музыку Индии, и на мировую музыкальную индустрию в целом, создавая популярные элементы эстрадной музыки. Выявление соотношения выделенных нами образов в индийской музыкальной культуре требует специального исследования, однако можно предположить, что в ней преобладает первый, присутствует третий, а также, возможно, фрагментарно представлен второй.

Ткани и атрибутика

Каждый из образов в той или иной мере отражается в различных сферах индийской экономики и связан с потреблением и спросом покупателей (причем не столько индийских, сколько западных) на определенные индийские товары. Индия экспортирует такие культурные атрибуты, как шелка, ткани, чаи, кулинария и т.д.

В массовом сознании Индия по-прежнему ассоциируется с производством качественных тканей, чему свидетельствует популярность индийских выставок. Данные ассоциации обусловлены первым образом, представлениями о древнем величии Индии и картинами восточной роскоши, в которых предстают дворцы, украшенные шелком. С другой стороны, индийские товары, начиная от текстильной промышленности до сувенирной продукции и даже киноиндустрии, прочно стали частью современной мировой поп-культуры. Платки, сари, браслеты, восточные сладости, фигурки слонов из различных материалов, ароматические палочки, йога, эзотерическая литература, вегетарианская кулинария, сентиментальные сюжеты фильмов – всё это занимает прочное место в современной городской среде.

Более сложным является вопрос о реализации второго образа. Футболки и сувениры с портретом М. Ганди существуют, однако их популярность не носит массового характера (сопоставимого, к примеру, с популярностью портрета Че Гевары). На сегодняшний день можно говорить скорее об элитарности такой продукции, ее ограниченности узким кругом ценителей, стилем либо субкультурой.

Для полноценного использования потенциала, связанного с образом Ганди, требуется задействовать инструментарий гуманитарных технологий. Такие технологии «используют «мягкую силу» в качестве ресурса, обеспечивая в то же время её расширенное воспроизводство» ^{[14, с.125]}. В отсутствии гуманитарных технологий культурный потенциал зачастую остается нереализованным (и, напротив, технологии, не опирающиеся на такое наследие, «повисают в пустоте»).

Третий образ, как было отмечено выше, только формируется. С ним связано представление об Индии как о стране развивающейся, активно использующей современные технологии, в том числе даже для производства традиционных товаров (чай, ткани, специи, сувенирная продукция и т.д.)

Алмазобриллиантовая отрасль

Одним из значимых символов Индии являются драгоценные камни, особенно алмазы. Индия, наряду с Израилем, является одним из лидеров мирового алмазобриллиантового рынка. Однако если израильские диамантеры сосредоточены, главным образом, на изготовлении продукции экстра-класса (включая инвестиционные бриллианты), то индийская гранильная промышленность расширяет социальную базу потребителей, специализируясь на изделиях, доступных широким слоям западного среднего класса. В результате сегодня 11 бриллиантов из каждых 12, потребляемых мировой ювелирной промышленностью, производятся в Индии ^{[30, с.128-130]}. Вместе с тем, современные индийские мастера стремятся брать не только дешевизной, но и качеством. В отрасли идет интенсивное технологическое перевооружение. Большое внимание уделяется развитию маркетинговых программ и формированию линеек брендов, диверсифицированных по страновым и ценовым сегментам ^{[30, с. 132]}.

В ходе борьбы за доминирование на мировом алмазно-бриллиантовом рынке индийские диамантеры задействуют гуманитарные технологии, используя уже сложившиеся стереотипы и создавая новые. Разумеется, широко используются аллюзии к давно выработанным копям легендарной Голконды ^[35].

Следовательно, алмазобриаллиантовая отрасль соединяет в себе первый образ, связанный с представлениями об Индии как о сказочно богатой восточной стране, так и третий, представляющий современность и стремительное развитие её промышленности и экономики.

Вместе с тем, как указывают специалисты, «мягкая сила» алмазов специфична: на уровне подсознания последние ассоциируются с кровью, войной и небезопасными приключениями. Именно этот ассоциативный ряд обусловливает привлекательность бриллиантов для массового покупателя – «офисного планктона», повседневная жизнь которого проходит в достаточно скучном и жестко регламентированном мире ^{[6, с. 123]}. Таким образом, брендирование данного сегмента индийской экономики придает «мягкой силе» Индии особо колоритные черты.

Внутренняя политика

Индийская публичная политика, возникшая лишь в ХХ веке, еще формируется. Нарендра Моди, недавно избранный премьер-министром Индии, понимает необходимость баланса традиций и инноваций. Во время предвыборной кампании 2014-го года он предстал перед избирателями в виде голограммы. Помимо официального сайта и личного блога, он является пользователем таких социальных сетей как Facebook и Twitter. Число подписчиков в последнем достигло 8, 61 млн. человек. При этом, обращаясь к столь большой аудитории, Моди часто говорит о йоге, все больше популяризируя этот культурный феномен. Еще он пишет стихи на гуджарати. Налицо взаимосвязь древнеиндийских культурных корней и современных технологий.

Менее удачной попыткой совместить прошлое и современность стала предвыборная кампания Рахула Ганди. Внук Индиры Ганди, поддержанный Индийским национальным конгрессом и предыдущим премьер-министром Манмоханом Сингхом, считался фаворитом предвыборной кампании. Разумеется, выборы всегда процесс многофакторный и противоречивый, - особенно в полиэтнической демократии с численностью населения, приближающейся к 1,3 миллиарда человек. Вместе с тем, можно заметить, что имидж этого кандидата был ближе всего к третьему из названных нами образов. Полагая, что голоса традиционного электората ИНК и так гарантированы, технологи Рахула Ганди стремились завоевать в первую очередь симпатии молодых избирателей – поклонников Болливуда и программистов Бангалора. Однако постмодернистский слоган «Моя религия – индийский флаг» не решил, а скорее усугубил имиджевые проблемы кандидата (длительное проживание за пределами Индии, отсутствие супруги и детей, и т.д.).

На посту премьер-министра Н. Моди способствует расширенному воспроизводству «мягкой силы» Индии. К примеру, департаменту аюрведы, йоги, унани, сиддхи и гомеопатии (AYUSH) придан статус ведомства.

Внешняя политика

Развитие индийской soft power в контексте взаимодействия двух ее составляющих (историко-культурной и политико-технологической) начинается со второй половины XX-го века, так как глобальное и осознанное применение и распространение «мягкой силы» невозможно без «жесткой силы» (как указывает Дж.С. Най-мл., их сочетание порождает «умную силу» ^{[41, с. 30]}). После 1992 года Индия стала страной-донором для своих ближайших соседей и направляет свои усилия по укреплению собственного экономического и политического суверенитета. «Теперь Индия уже не только страна йоги и Болливуда» (Rani D. Mullen, Sumit Ganguly. The rise of India’s soft power // Foreign Policy, 5 July 2012. Режим доступа: http://foreignpolicy.com/2012/05/08/the-rise-of-indias-soft-power/). Так, например, наращивая сделки в сфере ВПК, Индия заявляет о себе как самостоятельном игроке на мировой арене.

Значение Индии в глобальной политике возрастает. Всё актуальнее вопрос: станет Индия самостоятельным «центром силы» или будет идти в фарватере другой сверхдержавы. Некоторые индийские исследователи видят мир XXI века трехполярным (США, Китай и Индия) ^{[41, с. 143]}. Дж. С. Най-мл. упоминает возможность китайско-индийского альянса. Судя по всему, этот сценарий тревожит умы западных политиков с 1990-х гг., когда Индия и Китай отказались поддержать западную агрессию против Югославии ^[9]. Однако указанный исследователь «мягкой силы» полагает, что давние противоречия воспрепятствуют такому союзу и сделают Индию «частью группы азиатских наций, которые призваны стать противовесом Китаю» ^{[41, с. 175]}.

Если спроецировать выделенные нами три образа на возможные геополитические роли Индии, то первый образ связан с колониальным прошлым субконтинента. Второй – с Движением неприсоединения и самостоятельной внешнеполитической линии. Не ознаменуется ли третий образ превращением Индии в сателлита США? Такая возможность не исключена, но решающий выбор впереди.

Россия постепенно возвращает себе утерянные было позиции на индийском рынке вооружений. Уместно вспомнить, что в 1990-е гг. США, пользуясь своей победой в холодной войне, приложили немало усилий, чтобы подорвать российско-индийские связи. Однако в последние годы отечественные оружейники вернулись на индийский рынок. Только за 2013 год Россия поставила Индии вооружений и военной техники на общую сумму 4,78 миллиарда долларов. Вместе с тем, отечественные предприятия столкнулись с острой конкуренцией со стороны американских и европейских фирм. Зачастую эта борьба приобретает характер информационных войн. Незадолго до выставки «Defexpo-2014» в прессе вышла статья о будто бы имеющих место серьезных разногласиях между ВВС и Министерством обороны Индии. Эта информационная атака могла быть выгодна или французам, выигравшим тендер на поставку истребителей «Rafale», или американцам, не смирившимся с тем, что Индия предпочла их проекту F-35 сотрудничество с Россией по проекту FGFA. Как указывает П.В. Клачков, в борьбе за миллиардные контракты применяются любые средства, в том числе и гуманитарные технологии. В ход идут и публикация заказных статей, и кампании в блогосфере ^[13].

Не вызывает сомнений, что российско-индийское сотрудничество имеет большой потенциал не только в военно-технической, но и в социокультурной сфере. Гуманитарно-технологическое сотрудничество может опереться на значимый культурно-исторический фундамент. Один из аспектов последнего – влияние идей Л.Н. Толстого на мировоззрение
М. Ганди, а также уважение и интерес к учению М. Ганди в нашей стране.

Результаты

1. Многообразие проявлений «мягкой силы» Индии, согласно нашей гипотезе, может быть представлено в трех образах. Первый связан с традициями и ориенталистской экзотикой средневековой и колониальной Индии, второй – с деятельностью М. Ганди и его сторонников, а третий – с противоречивыми современными тенденциями, стремительным развитием технологий, перенаселенностью и ситуацией геополитического выбора.
2. Усилению «мягкой силы» способствует гармоничный баланс трех образов. На сегодняшний день потенциал второго из выделенных выше образов представляется несколько недооцененным современной практикой.
3. Если спроецировать выделенные нами три образа на возможные геополитические роли Индии, то первый образ связан с колониальным прошлым субконтинента. Второй – с Движением неприсоединения. Третий – с выбором между самостоятельной геополитической ролью и следованием в фарватере иных геополитических субъектов (в первую очередь - США или Китая).
4. Российско-индийское сотрудничество имеет большой потенциал как в военно-технической, так и в социокультурной сфере. Во многом это связано с тем, что многие граждане наших стран с интересом и уважением относятся к идеям и личности М.К. Ганди.