ФИЛОСОФИЯ ДИАЛОГА И ДИАЛОГИКА ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА: ИСТОКИ И СУЩНОСТЬ

Зайцев Александр Владимирович кандидат философских наук, доктор политических наук доцент, Костромской государственный университет 156005, Россия, Костромская область, г. Кострома, ул. Овражная, 20/23 Zaitsev Aleksandr Vladimirovich Associate professor of the Department of Philosophy and Political Studies at Nekrasov Kostroma State University 156005, Russia, Kostromskaya oblast', g. Kostroma, ul. Ovrazhnaya, 20/23, kv. 1 aleksandr-kostroma@mail.ru Другие публикации этого автора

Демократизация взаимоотношений государства и гражданского общества в их взаимодействии в государственно-управленческих и коммуникативных процессах предполагает создание атмосферы доверия и согласия, в том числе на основе публичного диалога между государственными структурами и представляющими интересы граждан общественными институтами. Диалог это не просто разговор разных лиц, а определенный тип общественных отношений. В процессе диалога люди должны не только слушать и слышать друг друга, но и пользоваться одними и теми же правилами коммуникации. Культура общественного диалога, дискуссий, дебатов, полемики в нашей стране до сих пор все еще не осознана в должной мере и тем более широко не воплощена в социальную и политическую практику.

Диалог - в современном понимании этого феномена является неким аналогом общественной дипломатии как процедуры переговоров с итоговой договоренностью. Общественный диалог - это путь, ведущий от от разногласий и конфликтов, сначала через совместное обсуждение имеющихся проблем, к сближению позиций, а затем к взаимопониманию и сотрудничеству сторон этого дискурса.

АНТИЧНЫЕ ИСТОКИ ФИЛОСОФИИ ДИАЛОГА И ДИАЛОГИКИ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА

Диалог как самостоятельный литературно-философский жанр появился в античной Греции в период обострения идеологической борьбы, с развитием античной демократии, поскольку общественная жизнь в то время была существенным компонентом жизни греческого полиса и считалась успешной лишь при условии владения гражданами техникой публичной речи и публичного спора. Литературный жанр диалога носит преимущественно философско-публицистический характер, в котором мысль автора развернута в виде собеседования-спора двух или более лиц. Такой диалог опирался на традицию интеллектуального устного общения в Древней Греции. У истоков традиции находится деятельность Сократа. Такой диалог, как у Платона, Лукиана и их наследников составил существенную форму философской мысли (Августин, Д.Юм), а также публицистический и художественно-критической (И.Гердер, Д.Дидро) диалог.

Античный диалог, широко представленный в творчестве Сократа (в изображении Платона) и других мыслителей и общественно-политических деятелей той эпохи стал важнейшей частью не только древнегреческой, но и всей западноевропейской постсовременной культуры, действительным образцом классического идеала, в основе которого лежит признание плюрализма мнений, равноправие индивидуальных позиций и точек зрения, признание общечеловеческих принципов свободы и абсолютной ценности личности и гражданского общества в амбивалентном единстве с государством.

Но диалог – это не только литературный, драматургический, публицистический или же философский жанр. Диалог – это, прежде всего, коммуникация, общение, взаимодействие. Причем далеко не всегда приватное, но еще и публичное, то есть обращенное к обществу, государству, к его гражданам и политическим институтам. Тем более, что кроме сократического диалога как совместного способа отыскания истины, еще в античности зародились и другие как кооперативные, так и более эмоциональные и даже агрессивные формы агональной политической коммуникации, жанры и разновидности публичного диалога.

Еще в IV веке до новой эры Аристотелем была разработана концепция, согласно которой настоящая политика должна быть коммуникативным взаимодействием равных граждан, которые, взаимно информируя и просвещая друг друга, обретают знание, позволяющее им выработать наиболее приемлемое решение относительно их совместной жизни. Важнейшую роль в этом процессе играл гражданский диалог, выступающий у Аристотеля в широкой трактовке, как общение граждан в рамках государства. «Мы считаем гражданами тех, кто участвует в суде и народном собрании», - писал по этому поводу античный мыслитель ^{[3, с. 445]}. В древности афинская Агора стала центром светской и общественной жизни, гражданского управления и суда, важнейшим местом торговли и предпринимательства, театральной сценой для греческой драмы, площадкой для атлетических соревнований и излюбленным местом для публичных интеллектуальных дискуссий и проведения общественных сходов и народных собраний граждан. Греческое слово агора́ (др.-гречеческое άγορά) происходит от глагола со значением «собираться, созывать», то есть быть вместе. Это название вполне соответствовало назначению агоры как главного места встреч в городе. Именно древнегреческой агоре была обязана своим появлением на свет античная демократия.

В отличие от своего учителя Платона, Аристотель выступал против обезличенного единства граждан в рамках государства. «Если единство зайдет слишком далеко, то и само государство будет уничтожено» ^{[3, с. 412]}. Власть государства заканчивается там, где начинается частная жизнь, личная собственность и сфера приватного. Государство у Аристотеля – это не какая-то территория, не общность места жительства, а сфера коммуникации, то есть общения граждан. Государство создается не для урегулирования конфликтов или разрешения взаимных обид. Государство – это «общение», то есть диалог по поводу организации благой жизни ^{[3, с. 462]}. Цель государства – «благая жизнь». В этой связи Аристотель пишет: «Гражданин находится в таком же отношении к государству, в каком моряк на судне к остальному экипажу. Хотя моряки на судне занимают одинаковое положение…, но какое-либо общее определение будет приложимо в равной степени ко всем; ведь благополучное плавание – цель, к которой стремятся все моряки в совокупности и каждый из них в отдельности. То же и по отношению к гражданам – их задача в спасении составляемого ими общения, а общением этим является государственный строй» ^{[3, с. 449-450]}.

Общение – это понятие, описывающее взаимодействие между людьми или социальными субъектами. Общением в рамках государства считается социальная (политическая) коммуникация. Но не только как линейная коммуникация в виде передачи сообщения субъектом коммуникации (адресантом) объекту (адресату), а как субъект – субъектное взаимодействие, то есть не это не односторонний монолог, а как диалогическое общение, публичный обмен мнениями, информацией, как спор и дискуссия равноправных между собой граждан по актуальным вопросам общественного бытия в рамках государства. Феномены общения и диалога роднит единый механизм действия и существования: это не только обмен информацией, но ее приращение; выработка новых, общих смыслов в процессе взаимодействия субъектов, повышающих степень их общности, сотрудничества, партнерства, взаимодействия. Это сходство позволяет привычно и обоснованно сопрягать понятия, их обозначающие.

Публичный диалог с древнейших времен – это не только беседа, приятное общение собеседников или игровое состязание в мудрости. Диалог – это еще и яростный политический спор, общественная дискуссия, полемика между гражданами полиса. Быть гражданином по­лиса означало владеть искусством полемики, которая является определяющим элементом философии у Гераклита. В версии Ж.-Н. Вернана, это означает, что публичное слово или, говоря современным языком, дискурс «становится главным образом политическим инструментом, ключом к влиянию в государстве, средством управления и господства над другим». При этом обычное слово утрачивает ритуальную сущность и принимает вид «спора, дискуссии, диалога, предполагает наличие публики, к которой оно обращено как к арбитру и кото­рая поднятием рук выносит решение в последней инстанции». Убеждённость речи публичного политика или оратора становится решающим моментом для принятия политического решения, преобразуя политику в умение владеть речью, как и наоборот – умение владеть речью осознаёт свою эффективность через политическую функцию. ^{[10, с. 68–69]}.

«Быть политическим, жить в полисе означало, что все дела улаживаются посредством слов, способных убедить, а не принуждением или насилием», - Пишет Х.Арендт ^{[1, с.37]}. Основу ее теории публичной сферы составляет особая интерпретация коммуникативной модели античных республик. В понимании Х.Арендт полис представляет собой организацию людей, возникающую как древнегреческую агору из диалогического общения свободных граждан и их последующего совместного действия. «…Действие и говорение учреждают некое пространство между, - Пишет Х.Арендт. - Пространственное между есть пространство явленности…, пространство, возникающее благодаря тому, что люди тут являются друг перед другом и …выступают с открытым лицом» ^{[1, c. 236]}. Термин «публичный» означает, по Х.Арендт, во-первых, «что все являющееся перед всеобщностью для всякого видно и гласно, так что его сопровождает максимальная открытость» ^{[1, с. 66]} . И, во-вторых, понятие публичного означает сам «мир, насколько он у нас общий и как таковой отличается от всего, что нам приватно принадлежит, т. е. от сферы, которую мы называем нашей частной собственностью» ^{[1, с.69]}.

Таким образом, в интерпретации Х.Арендт античное публичное пространство - это арена диалогического взаимодействия граждан перед лицом друг друга, которые видны и взаимно открыты. Тем самым публичность для нее связана с прямым речевым взаимодействием индивидов, разделяющих ту или иную систему ценностей, что составляет залог того, что они правильно интерпретируют действия друг друга. Публичная сфера для Х.Арендт - это область свободы, противопоставляемая приватной, то есть частой сфере, которая является областью принуждения. Для публичной сферы важным является дискурсивное равенство составляющих ее субъектов, равноправие мнений и действий. Такая публичная сфера, с точки зрения Х.Арендт, существовала в эпоху античной демократии.

Кстати, для Х.Арендт античный театр выступает своеобразной метафорой общественного или, точнее, публичного пространства, где люди так же, как и на агоре, вступают в диалог, взаимодействуют и общаются друг с другом. В дни определенных праздников античный театр собирал чуть ли не все население города и окрестностей. Обычно массовые театральные зрелища в древней Греции, продолжавшиеся во время общенародных государственных праздников три дня, проходили от восхода и до заката солнца, к тому же еще они носили характер публичных состязаний. Поэтому каждое утро, захватив с собой еду и подушку для сидения, в театр собирались все свободные горожане, чтобы своей публично демонстрируемой реакцией вдохновить актеров, активно сопереживать им, ведь победители по обыкновению определялись арбитрами. Точно также как спортивные состязания, агора и суд в древней Греции, театр выступал там, как место публичного собрания граждан, в качестве одного из институтов демократии. Ведь древние греки также внесли вклад и в современную теорию коммуникации. Они с полным правом могут считаться основоположниками перформансной и символической коммуникации. В Великих Дионисиях впервые ими была представлена перформансная модель, состоящая из таких элементов, как шествие, представление, обращение к публике. Символ в греческой мифологии дополнял внешний облик божества, служил художественным выраже-нием сути «деятельности» того или иного бога. Скипетр Зевса, например, остался символом власти и в поздние эпохи; чаша весов Фемиды до сих пор используется в системе правосудия; змея на посохе Асклепия – знак медицины; лира Аполлона – искусства.

Между перфомансом, театром и публичной политической жизнью в Афинах существует тесная связь. Не случайно Х.Арендт в связи с этим замечает, что «театр есть поистине политическое искусство по преимуществу». Институциональная функция театра в Древней Греции, наряду с художественной, заключалась в «перемещение политических дебатов города на сцену» ^{[39, p. 2]} Такой сравнительный институциональный анализ дает возможность по-новому взглянуть на соотношение политического и развлекательного уже в античной публичной сфере.

Предложенные Аристотелем и рядом других мыслителей идеи нашли свое воплощение и применение в политической жизни Древней Греции и Древнего Рима ^{[32, с. 20]}. Как правило, проекты правовых актов разрабатывались управляющими субъектами, после чего их тексты выносились участникам собрания для предварительного ознакомления с ними и их обсуждения. Так, например, в древнегреческих полисах тексты зачитывались на рынках, в Древнем Риме они вывешивались, и граждане в течение нескольких недель могли обсуждать законопроекты и предлагать в них изменения, после чего голосование проходило по принципу: за принятия закона или против него ^{[6, с. 179]}. «Такое предварительное ознакомление населения с проектом правового акта и его обсуждение, - полагает М.А.Очеретина, - по сути сходно с институтом публичных слушаний в его современном понимании» ^{[28, с.434]}.

Становление античной полисной демократии шло бок о бок с формированием древнегреческого гражданского общества. Еще едва формирующееся античное гражданское общество пришло к пониманию, что оно может существовать исключительно при таком политическом строе, который был назван демократией. Точнее, демократия – есть единственно возможная форма политического устройства, пригодная для существования гражданского общества. В связи с этим А.В.Зберовский образно отмечает: «Двуединое, двухголовое рождение и функционирование сросшихся между собой, как одномоментно рожденные сиамские близнецы, демократии и гражданского общества наконец-то позволило в античности относительно безопасно высказываться тем, кому это хотелось, практически на любые темы, позволило создать такую творческую атмосферу, при которой люди стали заниматься наукой и искусством уже не потому, что это было непосредственно необходимо для трудовой деятельности или оплачивалось царем или фараоном, а просто потому, что им это было интересно, потому, что им этого хотелось!» ^{[16, с.4]}. И хотя античные мыслители еще не отделяли гражданское общество от государства, а тем более не противопоставляли их одно другому, но, можно сказать со всей очевидностью, что диалог в эпоху античности был не только теснейшим взаимосвязан и переплетен с государством и гражданским обществом, но и играл весьма существенную институциональную роль в процесс формирования и функционирования непосредственной прямой демократии эпохи античности. Учитывая античные корни происхождения теории и практики демократии и диалога, государства и гражданского общества, нам просто необходимо совершить экскурс в ту далекую историческую эпоху, где зарождалась диалогика современного гражданского общества.

Понятие «гражданское общество» восходит к периоду античности. При этом у мыслителей той далекой эпохи термин «гражданское общество» и государство выступали в качестве синонимов. Древние греки считали, что полис — это не только стены, агора, акрополь, общественные здания и т.д. «а прежде всего люди, гражданский коллектив. Римляне называли свое общество объединением граждан (civitas от латинского слова civis — гражданин) или просто римским народом (populus Romanus)». Поэтому, как считает А.В.Коптев, посвятивший специальное исследование античному гражданскому обществу, слово полис можно переводить не только как город – государство, но и «как гражданская община». Ведь античный «полис представлял собой как бы единство в трех лицах: государство, город, община» ^[18]. Гражданин полиса считался тот, кто: а) имел право на земельную собственность, б) принимал участие в защите родных рубежей и в) участвовал в политической жизни, то есть в управлении обществом. Пренебрежение этими правами и обязанностями могло повлечь поражение в правах гражданина полиса, то есть в лишении гражданства.

Гражданский статус — одно из высочайших достижений античной цивилизации, повторенное лишь западноевропейским обществом Нового времени. В других обществах древности и средневековья степень приобщения населения к собственности, военному делу и управлению была обусловлена жестко фиксированным сословным статусом или формальной приобщенностью к государственному аппарату. Поэтому там единство общества отступало перед сословно-классовым делением. В античном гражданском коллективе само общество выступало в роли аппарата управления, сословное деление было лишь намечено, а равенство, в том числе дискурсивное равенство, членов гражданской общины (то есть их единство), наоборот, подчеркивалось правом и общественной психологией.

Развитие в античности коллективных форм политического управления, особенно при демократии, создавало благоприятные условия для ораторского искусства. Античная культура была культурой устного слова. Выдающиеся ораторы Греции и Рима (Исократ, Демосфен, Демад, Катон, Гортенций, Цицерон, Цезарь) были в то же время и крупными политическими деятелями. Выбор на общественные должности был связан с публичной борьбой претендентов и голосованием. Кандидаты (в Риме так назывались соискатели должностей, будучи носителями беленой тоги — кандиды) были обязаны искать благорасположения народа и уметь его завоевать. Для этой цели было недостаточно перед выборами приветливо пожимать руки рядовым избирателям, называя их по имени с помощью раба-номенклатора. Развитие политической жизни привело к тому, что уже в классической Греции появляются знатоки-софисты, которые за плату преподавали будущим политическим деятелям риторику — искусство слова, эристику — искусство спора и политику — науку об управлении обществом или «науку полисной добродетели», как они называли ее сами. Их стараниями античное мировоззрение было переориентировано с познания окружающего мира (космоса) на внутренние проблемы полиса, то есть связанные с человеком, гуманитарные проблемы.

Эпоха становления полисного строя оставила в наследство античной цивилизации дух состязательности (агон) в различных сферах деятельности. На его формирование оказала влияние обстановка территориальной экспансии, технического и экономического подъема, возникновения новых общественных отношений, условия постоянной борьбы за власть различных социальных групп. Агонистическое начало выражалось в стремлении быть не хуже других, а по возможности и лучше, то есть отличиться в тех сферах деятельности, которые лучше отвечают личным способностям. Широко известны атлетические соревнования древних греков, как то Олимпийские, Истмийские и другие игры. Традиция называет атлетами таких известных мыслителей как Платон, Пифагор и Еврипид. Постоянными были соревнования хоров, драматургов, поэтов. Философы регулярно вступали в публичную полемику и диалог. Специально преподавались и изучались риторика и искусство спора (эристика).

Под агоном (αγωυ –agon, греч. состязание, борьба) понимается
важнейший принцип бытия и социального устройства античного общества, вся жизнь которого была пронизана принципом состязательности. Агоны были спортивные, музыкальные, поэтические, драматические, риторические, судебные, философские и так далее. Так, один еще из советских историков отметил, что «древнегреческое общество принадлежало… к категории обществ, в которых важное значение имела установка индивида на то, чтобы превзойти окружающих в достижении своих жизненных целей» ^{[15, с. 88]}.

Античный термин агон полисемантичен и имеет несколько значений: агон как борьба и агон как состязание. Агон-состязание - это стремление превзойти, победить кого-либо в чем-либо, как соревнование на первенство, несет в себе игровое начало. Одолеть – значит преодолеть, обыграть и стать первым, причем уничтожение противника не предусматривается как необходимое условие победы, его можно преодолеть в музыке, театральном представлении, пении, игре, спортивном поединке. Агон-борьба содержит в себе разрушающее, взаимно уничтожающее начало, которое неразрывно связано с войной,
насилием, отсутствием вследствии этого каких-либо технических и нравственных ограничений. Здесь победа имеет свое исконное значение, не только как успех в бою, но как нанесение врагу беды, разорения.

Агон-состязание и агон-борьба - два оппозиционных начала, символизирующих созидание и разрушение, которые диалектически переходят одно в другое. Созидающая сила разрушает и разрушающая созидает, и здесь можно заметить, что сила, как индивидуальная или коллективная энергия, направленная волей, содержит в себе эти явные противоречия. Й. Хейзинга подчеркивает, что «антите­тический и агонистический базис культуры лежит в игре, которая старше и первичнее любой культуры» ^{[36, с. 92.]}. Игра-агон стимулируется стремлением к победе посредством состяза­ния в силе, ловкости, умении, волевом на­строе. В частности, «спорт является отраже­нием в игровой форме феномена доминирова­ния, когда борьба ведется ненасильственны­ми способами, а превосходство достигается путем соревнования в рамках установленных правил» ^{[20, с. 172]}. Агональность является не только социаль­ным, но и коммуникативным феноменом, в связи с чем становится объектом внимания философии языка, культурологии, риторики, литературове­дения, лингвистики, дискурсологии, коммуникавистики, а также политической философии, политической социологии и политологии. Так Ж.-Ф. Лиотар рассматривает языковые акты как проявление агонистики жизни; языковое противоборство, по его мнению, есть способ реализации со­циально –политических отношений. Он развивает идею речевой агонистики в духе витгенштейновской концепции языковых игр: «говорить – значит бороться – в смысле играть; языко­вые акты показывают общее противоборство (агонистику)» ^{[19, с. 160]}. В современной западноевропейской политической философии создана даже так называемая агонистическая модель демократии, основными представителями которой являются Ш.Муфф, Э.Лаклау и др.

Принцип агональности диалогического взаимодействия тесно связан еще и с эристикой, (греч. eristika — искусство спора), которая даже в античности никогда не являлась отдельной наукой, а представляла из себя разновидность «практического искусства, вроде обучению музыке или стихосложению. В Древней Греции эристика «понималась как средство отыскания истины с помощью спора. Эристика должна была учить умению убеждать др. в правильности высказываемых взглядов и соответственно умению склонять человека к тому поведению, которое представляется нужным и целесообразным. Но постепенно эристика стала пониматься и как умение вести спор, чтобы достигнуть единственной цели — выиграть его любой ценой, совершенно не заботясь об истине и справедливости» ^[38]».

Так эристика разделилась на «диалектику и софистику. Первая развивалась Сократом, впервые применившим само слово «диалектика» для обозначения искусства вести эффективный спор, диалог, в котором путем обсуждения проблемы и противоборства мнений достигается истина». Сократ рассматривал своих собеседников как партнеров, равноправных субъектов поиска истины. «Софистика же, ставившая целью спора победу в нем, а не истину, существенно скомпрометировала саму идею искусства спора». ^[17]. К примеру, для Горгия философский диалог это, прежде всего, борьба антагонистов, непримиримый конфликт оппонентов, спор. В греческой мифологии спору покровительствовали две богини: Эрида благая, если спор направлен на согласие с собеседником и достижение истины, и Эрида злая, если цель спора – победа над собеседником. Софисты – апологеты злой Эриды. Для них философский диалог – борьба с другим, победа в этой борьбе, подавление собеседника, эффективное средство самоутверждения за счет другого человека, инструмент манипуляции сознанием другого. Видимо, именно поэтому, эристика, согласно определению Аристотеля, представляет собой искусство ведения спора нечестными средствами ^[4]. Аристотель, анализируя ухищрения софистов в произведении «О софистических опровержениях», вооружил своих последователей способами борьбы с уловками и манипуляциями. А его «Риторика» стала первым системным труд по публичным коммуникациям, как устным, так и письменным.

Подобным же образом понимает эристику и А. Шопенгауэр, определяя её как искусство спора или духовного фехтования с целью остаться правым в споре ^[37]. Софисты действительно весьма ловко пользовались языком и словом, считая их мощным средством воздействия на сознание людей. Это подтверждает следующее высказывание софиста Горгия: «Слово есть великий властелин, который, обладая весьма малым и совершенно незаметным телом, совершает чудеснейшие дела. Ибо оно может и страх нагнать, и печаль уничтожить, и радость вселить, и сострадание пробудить.… А сила убеждения, которая присуща слову, и душу формирует, как хочет, это должно узнать…из словесных состязаний в народных собраниях, в которых одна речь, искусно составленная, но не соответствующая истине, нравится народной массе и убеждает ее» ^{[25, c. 3]}. Данное изречение свидетельствует о важном «открытии» софистов в сфере публичной коммуникации: относительности истины и возможности применения в общении с народом словесных манипуляций, получивших название софистики.

Не смотря на довольно отрицательное отношение к софистам и софистике, прочно сформировавшейся в науке и общественном мнении в основном благодаря Платону, в последнее время наметилась довольно отчетливая тенденция к реабилитации этих мыслителей и пересмотре бытующих о них представлений. Не вдаваясь в детали дискуссии по данному поводу лишь отметим, что именно антидогматическая античная софистика отказалась от абсолютизации традиций и законов, от наивного мифологизма и выдвинула учение о всеобщей относительности. Истинным для софистов являлось лишь то, что можно быть доказано достаточно убедительным образом. Отсюда забота софистов об убедительности доказательства и выразительности слова: они сделали слово объектом специального исследования. Особенно много занимались они происхождением слова (этимологией) и синонимикой.

Горгий разработал методику воздействия на слушателя и ввел ряд средств, известных и ныне под названием горгианских фигур. Суть их - в привнесении в ораторскую прозу чисто поэтических приемов, с помощью которых речь оратора становится более убедительной. Так, Горгий применял антитезу (резко выраженное противопоставление понятий) , оксюморон (сочетание противоположных по смыслу понятий) , членение предложений на симметричные части, аллитерацию (игру звуками) , ассонансы (повторение в стихе сходных гласных звуков) , созвучие окончаний в предложении.

Софисты действительно внесли неоценимый вклад в развитие теории и практики речи, разработав правила составления монолога, ведения диалога, полемики, построения системы доказательств. Но «они же нарушали главный принцип публичной коммуникации – достоверность в передаче информации. Софистов можно считать первыми спичрайтерами и создателями манипулятивных способов воздействия текста на сознание читателей и слушателей. Они разработали эвристические приемы, основанные на логических и речевых уловках» ^[12].

Эвристических принципов убеждения, а не принуждения, придерживался и применял их на практике Сократ. Его метод противопоставления состоял в том, что рядом с точкой зрения своего собеседника Сократ формулировал собственную позицию по обсуждаемой проблеме, позицию, безусловно, понятную оппоненту, но исходящую из иных, нежели у него, логики, ценностей, оснований. Во многих диалогах, известных нам благодаря Платону, отчетливо заметно стремление Сократа сформировать несколько познавательных перспектив преодоления философско-мировоззренческой проблемы. Наличие нескольких точек зрения в одной проблемной области неизбежно приводит участников диалога к их детальному рассмотрению, обсуждению, согласованию, обобщению, отбору наиболее продуктивных тезисов и обогащение своих исходных представлений.

Одно из основных разногласий софистов и Сократа был вопрос о том, существует ли объективная истина? Софисты считали, что истина относительна и вне человека она не существует. Поэтому каждый имеет право релятивно считать истинным все, что подходит для него в конкретном случае в зависимости от ситуации, выгоды, личных предпочтений, склонностей и так далее.

Сократ утверждал, что, абсолютная истина существует, несмотря на множество мнений, которые концентрируются вокруг одной, вечной, единственной и неизменной. Для Сократа смысл диалога состоял в совместном поиске истины и ее постижении. Софисты же, напротив, имели диаметрально противоположные взгляды. Диалог в их представлении – это умение отстоять свое субъективное мнение, это борьба идей, взглядов, мнений, а также способность победить соперника, в том числе с помощью специальных логических инструментов для манипуляции сознанием собеседника.

Критика софистов Сократом положила начало публичному диалогическому дискурсу, цель которого состояла не в манипуляциях, не в использовании софистических приемов, а в достижении истины, согласия, компромисса. Софисты во многом предвосхитили постклассическое и постмодернисткое философствование, плюрализм мнений, возможность и правомерность одновременного сосуществования различных точек зрения без претензии объявления лишь какой-либо одной из них обязательной для всех и абсолютной в своей завершенности истины. По сути, Сократ и софисты – это представители двух различных разных «школ» диалогического спора, каждая из которых имеет право на существование и каждая из которых в различных многочисленных вариантах реализуется в современной публичной коммуникации. При этом следует иметь в виду, что позиция Сократа долгое время была, да и до сих пор все еще, в ряде случаев, остается доминирующей, поскольку служит теоретической основой для обоснования монополии на истину и отказа от принципов политического консенсуса и плюрализма.

Сегодня политико-философскому и политическому знанию предстоит отвергнуть былую рационалистическую гордыню и признать принцип неопределенности: нет, и не может быть учения, которое заранее знает, какой или чей именно социальный опыт будет затребован в ближайшем или отдаленном будущем, станет источником назревших перестроек и новаций. С этим и связан консенсусный принцип в философии политики, запрещающий сводить опыт истории к опыту основных классов, передового класса гегемома и т.п. Консенсусный переплетен с презумпцией доверия к историческому опыту вообще, с признанием неиерархичности типов социального опыта. Не в том релятивистском смысле, что все типы опыта равноценны, а в том, что нет инстанции, которая могла бы заранее пометить и предопределить их будущую абсолютную ценность и приоритетность. Это предполагает отказ от гегемонистской позиции всезнания политической власти. Принцип дополнительности, сформулированный Н.Бором в квантовой механике, а также многие другие новейшие открытия в естественных науках (о чем в свое время писал М.М.Бахтин), вполне приложим и к эпистемологии социально-политических процессов. Понимание другой стороны предполагает не только признание законности ее интересов, но и восприятие ее как необходимой предпосылки нашего совместного существования, как составной части нашего жизненного мира.

Важно понять, что политический консенсус – это не просто уступки, компромисс, требующий частично поступиться собственными интересами в пользу другого - с таким пониманием мы еще не выходим за рамки манихейского видения. Концепция уступки сохраняет еще и понимание взаимоотношения интересов как игры с нулевой суммой. Только перейдя к пониманию другого не как границы моих возможностей, а как расширения горизонта моего собственного бытия, мы утверждаем гуманистический диалогизм. Опыт свидетельствует о том, что нет инстанции, способной воплощать всеобщий интерес; историческая перспектива общества не может быть представлена сольным выступлением класса-гегемона, вождя нации или какого-либо пророка – мессии, монопольно присвоившего себе право на обладание истиной в последней инстанции. Современная история развертывается как перманентный диалог различных социально – политических акторов, исход которого не является предопределенным и не «снимается» в каком бы то ни было самом привлекательном «диалектическом» монологе.

ФИЛОСОФИЯ ДИАЛОГА И ИНТЕРСУБЪЕКТИВНОСТЬ

Для философии Нового времени были органически присущи субъект-объектные отношения, не оставляющие места для развития подлинно диалогических отношений. Дело в том, что гносеоцентрическая субъект-объектная парадигма новоевропейского стиля мышления категорически исключала хоть какую бы то ни было, даже самую малую, симметрию в отношениях между субъектом и объектом. Субъект – это человек, социальная группа или общество в целом, активно осуществляющие процесс познания и преобразования действительности. Субъект познания или какой-либо иной деятельности включает в себя в качестве компонентов группы людей, отдельных личностей, занятых в различных сферах духовного и материального производства. Субъект и объект противостоят друг другу. То, на что направлена познавательно-преобразовательная деятельность субъекта, является объектом. Объект в широком смысле – это весь мир в целом, а также четыре его важнейших формы бытия: природа, общество, человек и мышление. Деятельность субъекта в соответствии с классической философией направлена не только на познание объекта, но, также, на изменение, преобразование, покорение, освоение или даже прямое завоевание и подчинение. В то время как субъект активен, объект пассивен и является сферой приложения гносеологических или праксеологических усилий субъекта. Субъект-объектное отношение принципиально исключает равноправие сторон. Дело в том, что разум, как свойство субъекта, интенционально ориентировано лишь на познание объекта. В связи с этим Х.-Г. Гадамер отмечал: «Диалектика у Гегеля суть монолог мышления, монолог, стремящийся с ходу осуществить то, что во всяком подлинном разговоре вызревает постепенно» ^{[11, c. 222]}.

Эта теория субъект - объектных отношений была экстраполирована и в область социально-политических отношений, где субъект – это носитель власти, политический актор, действующее лицо, активный участник политического процесса, наделенный законным правом принимать политические решения или оказывать влияние на процесс их принятия. Для субъекта власти органически присуща политическая активность. В качестве субъектов власти в рамках классической субъект-объектной парадигмы политического взаимодействия могут выступать отдельная личность (монарх, диктатор и т. д), орган политического управления, политический клан, клика, социальный слой, социальная (профессиональная, религиозная, национальная или какая-то другая) группа или даже класс, а так же политическая партия. Субъект власти выполняет функции политического управления и владеет, распоряжается или управляет рычагами власти. Он разрабатывает политическую стратегию и тактику, координирует практическую реализацию намеченных целей, использует имеющиеся в его распоряжении ресурсы (в том числе информационные), осуществляет контроль и применение санкций.

Объект властвования и политического управления, должен быть лоялен субъекту власти, покорен и послушен. Поэтому при такой субъект - объектной модели политического управления между субъектом и объектом власти существует лишь монологическая форма коммуникативного взаимодействия. Свои распоряжения, повеления и указания власть лишь доводит до субъекта, задача которого состоит не в обсуждении полученных приказов, а в их своевременном, оперативном и четком исполнении.

В сфере политической коммуникации субъект власти – это всегда отправитель информации, а объект власти – ее получатель. Первый из них – адресант, второй - адресат или реципиент. Их роли жестко закреплены и зафиксированы. Информация канализируется с помощью средств коммуникации от субъекта власти (адресанта) к объекту (адресату). Это односторонняя, вещательная, монологовая разновидность политической коммуникации. В целях контроля субъект власти использует механизм обратной связи в виде получения информации об исполнении объектом полученных распоряжений и указаний. Эта политическая обратная связь не является какой-то особой разновидностью диалога, а требуется исключительно для получения информации о функциональном соответствии объекта властвования своему политичесому предназначению.

Для более эффективного функционирования системы субъект-объектных политических отношений применяются методы политического убеждения, агитации и пропаганды. Это тоже одностороння коммуникация, где информационные потоки транслируются от субъекта политического управления к объекту властвования. Главная цель такой вещательной информационной политики заключается в формировании и поддержании убежденности объекта политического управления в правомерности существующей политической системы общества, в легитимности субъекта власти и незыблемости существующего политического строя. В данной коммуникативно-управленческой модели, сформировавшейся под влиянием, еще новоеевропейской классики, информационного поля для подлинного демократического публичного диалога не существует.

Для классической философии действительно было характерно создание логически завершенных философских систем, претендовавших на универсальность и единственность в постижении истины. Однако даже в немецком идеализме XVIII - XIX веков, в котором построение умозрительных систем достигло подлинной виртуозности, в снятом виде присутствовал оттенок диалогизма. В качестве примеров, подтверждающих этот латентный тренд, можно привести учение И.Канта о неразрешимых антиномиях «чистого разума». Или гегелевскую концепцию истины как процесса единства и борьбы, взаимоуничтожения и синтеза противоположностей. Проблема размышления о чужом разуме присутствует в философии И.Канта. А в «Феноменологии духа» Г.Гегеля обсуждается, пусть и вскользь, проблема признания «Другого», получившая дальнейшее осмысление и глубокую разработку у других философов. Идея ориентация на Другого в интерсубъективном пространстве принадлежит И. Фихте, который ввел дихотомию «Я» – «не-Я» в философскую догматику. Фундаментальная характеристика положения человека в мире «Я»-«Ты» в диалогичной философии является одним из этапов развитии концепции Другого.

В целом можно констатировать, что своеобразное «предчувствие» позднейшей диалогики буквально пронизывает творчество целого круга мыслителей, развивавшихся в русле как гегелевской традиции, так и в откровенно антиклассической философской ориентации. Среди них в первую очередь можно назвать диалогическое новаторство Л. Фейербаха, который на основе материалистической антропологии попытался создать альтруистическую теорию общения между «Я» и «Ты». Сюда же можно отнести и Ф. Ницше, развивавшего в своих произведениях подлинно диалогическую систему познания. А так же С. Кьеркегора, восстанавливавшего в правах теологический диалогизм.

Как отмечает автор главы «Культура как диалог» в книге «История культурологии» А.П. Огурцов, «трансцендентальной философии» Нового времени «с ее допущением «единого, гомогенного субъекта знания и познания, противостоит диалогическая философия, представленная в начале ХХ века М. Бубером и Ф. Эбнером, в России - А. Майером и М.М.Бахтиным и нашедшая свое продолжение в философии диалога культур В.С. Библера и теории коммуникативного действия и разума Ю. Хабермаса и К.О. Апеля. В отличие от трансцендентальной философии диалогическая философия исходит из разнородности и множественности субъектов познания» ^{[22, с.318]}. Х.Ортега-и-Гассет« утверждал, что "лучшая форма сосуществования – диалог, где столкновение доводов выверяет правоту наших идей», - утверждает ^{[26, с. 83]}.

Важный вклад в теоретико-методологический аспект изучения диалогического дискурса внесла концепция интерсубъектиности, выражающаяся во-первых, в отказе от субъект - объектной парадигмы познания и коммуникации и, во-вторых, в новаторском осмыслении феномена субъект - субъектных отношений. Субъект - субъектное взаимодействие рассматривается философами постклассического и постмодернисткого направлений как интерсубъективная сфера, то есть как пространство «между» (des Zwichen) моим сознанием и "дискурсом Другого".

Введение в оборот категории «Другого» связано с гуссерлевским понятием интерсубъективности. Вслед за Гуссерлем категория «Другой» в качестве концепта социальной онтологии институционализируется различными направлениями философской мысли второй половины 20 - начала 21 веков: феноменологией, экзистенциализмом, философской антропологией, персонализмом и постструктурализмом. Понятие «Другой» (собеседник, оппонент, конкурент) является ключевым концептом для всей довольно пестрой и разнообразной философии диалога. В интерсубъективной коммуникации личность становится активным актором в соотнесенности и во взаимодействии с «Другим» субъектом. Эти идеи находят свое толерантное воплощение не только в интерсубективном взаимодействии личностей, но, также, в диалоге мировоззрений, культур, религий, государств, политических партий и власти, государства и гражданского общества. Особенностью такого рода коммуникации как формы созидательного общения является то, что ее осуществляет не просто субъект в его классическом понимании – стороннего наблюдателя, а коммуникативно-действующий субъект, который постоянно осознает себя в сфере жизненного мира, состоящего из повседневных действий, и который сам совершает разного рода социальные действия, ориентированные на другого. Такой подход ярко проявился в некоторых более поздних коммуникативных концепциях, к примеру в экзистенциальной философии К.Ясперса, во многом перекликающейся с идеями Ю.Хабермаса, и придал проблемам интерсубъективности и коммуникации более многомерный методологический характер. Если первоначально проблема коммуникации рассматривалась К.Ясперсом в духе экзистенциализма в личностном аспекте, то позднее он ставит ее в плане глобальном, общечеловеческом – как всемирно-историческую задачу, затрагивающую общую судьбу всего человечества. Такая постановка проблемы предполагает обращение к интерпретации понимания, а также диалога как необходимых условий жизни «с другими»

В философии диалога углубленный анализ жизненного мира человека в его соотношении с социальными актами позволяет рассматривать субъективную реальность как фундаментальную в отношении всех прочих сфер человеческого опыта. Деятельность «Я» по отношению к самому себе и Другому наиболее полно раскрывается Э. Гуссерлем посредством феноменологического анализа структур сознания. Благодаря этим структурам чужое «Я» становится не менее достоверным, чем собственное, и согласно этому сознание выступает уже не как субъективное, а как интерсубъективное.

Процесс осмысления сферы интерсубъективности оказался весьма многоаспектными и динамичным. занимавшей в большей степени внимание Э. Гуссерля и его окружение (Г. Шпет, М. Мерло-Понти), интерес к сфере межсубъектного взаимодействия перемещается, с одной стороны, в область эмпирико-семантической (мир тел, вещей и слов) интерсубъективности, что воплощается в постструктурализме (М. Бахтин, Ж.-Л. Нанси, Ж. Деррида, Ж. Делёз, М. Турнье, М. Фуко). С другой стороны внимание к данному феномену перетекает в сферу нормативной (мир ценностей и поступков) интерсубъективности в экзистенциализме (М. Хайдеггер, Э. Левинас, Г. Марсель, Ж.-П. Сартр). Так же следует учесть и очень важный с точки зрения нашего исследования аспект, что процесс многомерного истолкования феномена интерсубъективности постепенно обусловил дальнейший «сдвиг внимания в его исследовании с интенциональных актов к коммуникативным и далее - к проблеме респонзивности» ^[29]. Так , в частности, существует, особая разновидность философии диалога в виде «респонсивной феноменологии» Б. Вальденфельса, исходящая из отношений Я и Другой, из значимости вопросов и ответов для сознания,

В постнеклассической философии взамен прежней гносеоцентричной модели «субъект – объектного» взаимодействия, появляется новая концепция симметричной «субъект - субъектной» коммуникации. Здесь нет прежнего деления на активного (познающего или наблюдающего) субъекта и пассивного (познаваемого или же наблюдаемого) объекта. В этой интерсубъективной модели взаимодействия появляется «Другой» как равноправный субъект интеракции, обладающий свойствами личности, готовый и предрасположенный к двухсторонней коммуникации. Это уже не прежний немой и пассивный объект информационного воздействия и манипуляций, а полноценный партнер по общению, принимающий и передающий информацию. Такой собеседник перестает быть «Он», и трансформируется в «Ты», который «воспринимает меня, как воспринимающего его, и не просто как воспринимающего его, но как воспринимающего его восприятие меня и так до бесконечности» ^{[35, с. 49]}. Человеческое бытие теперь рассматривается через понятие интерсубъектиности, коммуникации или диалога уже не как «бытие-для-себя» и не как «бытие-для-других», а как «бытие-с-другим», как «со-бытие» и «бытие-вместе». Речь идет об осознании существования особой интерсубъективной сферы «между», общей для «Я» и «Другого», но не принадлежащей, вне сферы их коммуникации, ни тому, ни другому.

Подводя итог сказанному, можно констатировать, что «интерсубъективность – это поле взаимодействия субъектов действия – акторов. В случае диалога этих акторов лишь двое, но в случае полилога участников коммуникации (коммуникантов) большое число. В этом поле взаимодействия происходит нейтрализация личностных установок, убеждений, предубеждений, предпочтений и т.д. В ходе экстериоризации личностных установок, предпочтений, вкуса, убеждений происходит не только вынесение во вне субъективных образов и установок, но и достижение консенсуса между участниками коммуникации» ^[29].

ОТ ФИЛОСОФИИ ДИАЛОГА К ДИАЛОГИКЕ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА

Глобальное понимание диалога и диалогических отношений в современных гуманитарных науках восходит к трудам М. M. Бахтина. По его словам диалогические отношения «глубоко своеобразны и инее могут быть сведены ни к логическим, ни к лингвистическим, ни к психологическим, ни к механическим, ни к каким-либо другим природным отношениям» ^{[8, с. 303]}. Диалогические отношения с точки зрения М.М.Бахтина, являются почти универсальным явлением, пронизывающим все отношения и проявления человеческой жизни, вообще все, что имеет смысл и значение Диалогический характер, по его мнению, не только человеческое мышление, но и весь процесс понимания в целом.

По мнению В.С.Библера познающий разум, доминировавший в прежней философии и философия науки (наукоучение) в 20 – начале 21 веков испытывают серьезный теоретический кризис. «Наше время», то есть постиндустриальная информационная цивилизация, как подчеркивает В.С. Библер, «есть время переориентации разума с идеи понимания мира как предмета познания (идея Нового времени) на идею взаимопонимания» ^{[22, с. 258]}. На смену познающему разуму и диалектической логике должны придти диалогический разум и диалогика. А диалогика, как ее понимает В.С.Библер – это «логика диалога двух и более логик». Если диалектика «предполагает развитие одной, данной логики - самотождественной», то диалогика есть «общение логики и логики», не совпадающих одна с другой, выходящих на «грань с другой логикой, с другой всеобщей культурой» ^{[9, с. 14-15]}.

Диалогический разум и диалогика становятся полифонией прежних форм разума – эйдетического (античного), причащающегося (Средневековье) и познающего (Новое время). Диалог различных форм разума – это не только диалог разных логик, но и различных культур, обладающих специфическими и одновременно универсальными возможностями. Диалог как фундаментальная характеристика культуры соответствует ситуации в бытии современного человека, его ценностным ориентациям и духовной жизни. Рассматривая диалогику как логику начала, В.С.Библер видит в диалогической философии культуры основную задачу философии в 21 веке.

С В.С. Библером в этом вопросе солидаризируется и современный исследователь проблемы диалога культур, В.М.Межуев. Он вполне справедливо подчеркивает, что диалектическая логика «снимает первоначальную оппозицию тезиса и антитезиса... В итоге диалектика оказывается логикой тождества…, исключающего возможность дальнейшего существования оппонирующих друг другу субъектов. Такая логика приводит… к невозможности дальнейшего ведения диалога». А «диалог в итоге превращается в монолог …» ^[22]. В.С. Межуев согласен с тем положением, что диалог не совместим с отношениями типа «субъект-объект», а «любая объективация есть выпадение из диалога». При этом он все-таки вносит свои коррективы в диалогику В.С.Библера, утверждая, что «правильнее говорить не о диалоге культур (или цивилизаций), а о диалоге людей, представляющих разные культуры». В том числе, как нам представляется, и о диалоге политических культур, существенным проявлением которых является приверженность к диалогическим или монологическим формам интеракции в коммуникации государства и гражданского общества. Тем более, что диалог согласно диалогике рождается не потому, что существует плюральный различных культур, а «в силу существования ее особого типа» ^[22]. В данном конкретном случае, в нашей работе мы будем вести речь о гражданской культуре, являющейся результатом развития гражданского общества в современной России, и тесно связанным с этим процессом гражданским диалогом.

Понятие диалога, коммуникации, самоорганизации, новые представления о диалоге культур как онтологии человеческого бытия 21 столетия, дают возможность по-новому взглянуть на и на политологические проблемы государства и гражданского общества модернизирующейся России. И хотя проблеме гражданского общества В.С.Библер посвятил всего лишь одну статью, но философию диалога этого автора, М.М.Бахтина, А.С.Ахиезера, Ю.Хабермаса, Дж. Г.Мида и других мыслителей, вполне можно использовать в качестве теории и методологии для обоснования того, что мы будем называть диалогикой гражданского общества. Публичная сфера политики – это прежде всего институционализизированный дискурс государства и гражданского общества, легитимация диалога, закрепление этой коммуникации юридически и практически, а также в гражданской культуре всего общества. С нашей точки зрения, диалогика гражданского общества – это теория и практика общественной интеракции, исходящая из принципа всеобщности диалога как основы интерсубъективного взаимопонимания между людьми, взаимодействия между институтами и организациями гражданского общества, социально – политической коммуникации на основе равноправного институционального дискурса государства и гражданского обществом.

Диалог – чрезвычайно сложное, многогранное и полиаспектное явление. Не случайно к диалогу приковано внимание таких смежных с политологией наук как философия, социология, культурология, психология, филология (лингвистика и литературоведение), история, логика, антропология, а также ряда других дисциплин: коммуникавистика, менеджмент, ПР (связи с общественностью), медиавистика, риторика, религиоведение, журналистика и другие.

К примеру, в современном литературоведении диалог исследуется как специфическая литературно-эстетическая форма, как авторский прием или же, как жанр художественного творчества. Риторика рассматривает диалог с точки зрения осмысления его пафоса, логоса, этоса и использования на практике приемов эффективной коммуникации в различных диалогических ситуациях. Для логики диалог – это особый механизм последовательно, аргументированного и доказательного ведения двухсторонней коммуникации. Лингвисты в своих исследованиях в первую очередь обращают внимание на семантическую, функционально-стилевую, жанровую, прагматическую, модальную, фразеологическую направленность и другие текстологические и языковые особенности диалогических дискурсов.

Философы рассматривают диалог с точки зрения его гносеологических, онтологических, эвристических, когнитивных и общеметодологических аспектов. Социологов диалогический дискурс интересует в связи с проблемами понимания, интерпретации и социального конструирования реальности. Диалог с точки зрения социологии является социокультурной основой общества и важнейшим средством общения и разрешения социальных конфликтов в обществе. Для культурологов диалог особую ценность представляет как способ толерантного сосуществования и мирного взаимодействия различных культур («диалог культур»), а также как форма творчества и самовыражения в сфере искусства. Психологи пытаются проникнуть в психологию межличностной диалогической интеракции. Педагоги видят в диалоге гуманистическую модель и метод воспитания и обучения. Специалисты по PR и рекламе рассматривают диалог как наиболее продуктивный способ налаживания взаимовыгодной коммуникации с обществом. Для едва-едва появившихся в нашей стране специалистов по GR и цивилизованному лоббизму, диалог – это канал установления связи общественных организаций, институтов гражданского общества и бизнеса с государственными структурами и властью.

Сегодня прежде монологические отношения в сфере политической интеракции государства и гражданского общества, власти и личности существенно трансформируются в диалогические. Прежние административо – командные, монологово – пропагандисткие методы управления социумом уже не работают, а диалог входит в повседневную практику не только внутри гражданского общества, в виртуальном пространстве интернет – коммуникаций, но и в сфере коммуникации общественных институтов с властью на уровне федеральном, региональном и местном уровнях. В процессе диалогической интеракции происходит символическое взаимопроникновение и даже опосредованное диалогическим единством слияние субъектов коммуникации, то есть герменевтико - когнитивное понимание и взаимопонимание друг друга субъектами диалога. Развернутый и полноценный общественный диалог характеризуется активностью обсуждения и высказывания всеми его участниками различных точек зрения с элементами дискуссионности. Особенностью диалога является то, что акт говорения одного из участников предполагает акт слушания и понимания. А затем смену ролей в этой межсубъектной интеракции. О необходимости установления партнерских отношений между государством и гражданским обществом в современной России говорит и высшее политическое руководство страны. «Сегодня качество нашего государства отстает от готовности гражданского общества в нем участвовать. - Так писал В.В.Путин в своей программной статье «Демократия и качества государства». - Наше гражданское общество стало несравненно более зрелым, активным и ответственным. Нам надо обновить механизмы нашей демократии. Они должны «вместить» возросшую общественную активность» ^[31]. Ведь настоящая демократия, в том числе ее такие разновидности, как демократия участия (партиципаторная демократия) или совещательная (делиберативная) демократия - это «не столько совокупность процедур и их применения, сколько диалогическое взаимодействие между различными политическими партиями, общественными движениями и даже отдельными людьми» ^{[5, с. 6]}.

Отмечая столь живой интерес к такому сложному и многогранному явлению, каковым, без сомнений, является диалог, подчеркнем, что для всех научных дисциплин и отраслей знания, исследовательских концепций и научных школ, разрабатывающих теорию диалога, как речевую коммуникацию в условиях социального общения и взаимодействия, общим является стремление к синтетическому использования полученных в различных отраслях знания результатов, прежде всего в политологии, социолоии, психологии, философии, языкознании и культурологии. Однако, даже не смотря на возникновения ряда научных субдисциплин (конфликтология, коммуникавистика, политическая лингвистика и др.), тесно связанных с диалогом, общей теории диалога диалога до сих пор так и не создано. Теория диалога на сегодняшний день хотя и активно развивается в рамках самых разнообразных исследовательских течений, но не является ведущим научным направлением ни в одном из них, как в нашей стране, так и за рубежом.

С точки зрения политической философии и политологии особой актуальностью обладает прежде всего политический или, шире, общественный диалог, являющийся важнейшим атрибутом и в некоторой степени даже синонимом демократии. Политическая философия рассматривает диалог сквозь призму политического взаимодействия, политической коммуникации и политического дискурса, уделяя важное внимание политической толерантности и взаимопониманию субъектов политического процесса. Поэтому можно сказать, что диалог – это междисциплинарный концепт, используемый в современных онтологических теориях коммуникации для обозначения особого интерсубъективного уровня коммуникативного процесса. Особой эвристической отраслью осмысления феномена диалога представляет активно формирующаяся на базе полидисциплинарного подхода диалогика гражданского общества, концентриующаяся на когнитивных аспектах интеракции государства и гражданского общества, а также на осмыслении дискурсивных практик коммуникации внутри самого гражданского общества, между его институтами, организациями и отдельными носителями гражданской инициативы.

Говоря о современной трактовке концепта диалог в его соотнесении с диалогикой гражданского общества, мы не можем не учитывать тех изменений, которые произошли в сфере языка и в трансформации понимании того, что традиционно понималось под диалогом. На протяжении минувшего столетия неуклонно возрастала общественно-политическая значимость понятия «диалог», которое существенно изменялось, обогащаясь но­выми смыслами. А его содержание эволюционировало «от первоначаль­ной трактовки диалога как обмена информацией до представления о диалоге как сложном творче­ском процессе взаимодействия субъектов, носите­лей двух разных сознаний, разных систем ценно­стей, разных идейных позиций, в результате кото­рого может возникнуть принципиально новый культурный феномен», — отмечается в редакционном предисловии к сборнику научных статей «Диалог культур и цивилизаций» ^{[27, с. 5]}. В итоге, понятие диалога значительно расширилось, войдя не только в публицистический, но и междисциплинарный научный дискурс прочно заняв место в употреблении таких устойчивых фразеологических оборотов, как «диалог культур», «диалог традиций», «диалог времен» и так далее. Под которыми обычно подразумевается взаимодействие равноправных участников коммуникации в создании общего результата. Постановка вопроса о необходимости налаживания конструктивного диалога народов, этносов, конфессий, идеологий, государств актуализирует проблему обновленного содержания концепта диалога, его специфики и социального механизма развертывания и существования. Тематическое разнообразие такого применения термина «диалог» выводит его за пределы традиционного понимания, как беседы, разговора или коммуникации двух или нескольких лиц. Как отмечается в научной литературе, «в последние годы понятие «диалог» заняло едва ли не центральное место в сфере гуманитарных на­ук и в социальной жизни. В качестве субъектов ди­алога выступают не только индивиды, но и поколе­ния, этносы, конфессии, государства, культуры и Цивилизации». Представители естественных наук интерпретируют свою деятельность как диалог с природой^[30]. «Диалог становится, по-видимому, центральной метафорой нашей цивилизации. Распространение его таково, что практически вся социальная сфера пронизана диалогическими отношениями: диалог культур, диалог политический, диалог межэтнический, диалог духовный» ^{[3, с. 5]}. «В настоящее время термины «диалог», «коммуникация», «толерантность» послужили основой переименования ряда процессов, которые прежде имели другие названия, например, «дискуссия», «обсуждение», «взаимодействие», «взаимоотношение противоположностей», «компромисс», «солидарность», «социальность». – Полагает В.Г.Федотова. - Диалог, коммуникация – это, несомненно, и дискуссия, и обсуждение, и взаимодействие людей и идей» ^{[34, с.252]}.

Бывший аналитик ЦРУ Р.Д.Андерсен провел глубокий анализ политических метафор в представленном им нарративе «Демократизация советского/российского общества». Исследуя частотность использования различных метафор, он на их основе проанализировал, как бывшая коммунистическая элита соотносила себя с населением СССР. При этом, по его мнению, по мере углубления перестройки и демократизации советского общества, на смену метафорам гигантомании, патернализма и субординации (титанический, гигантский, образец и т.д.), которые он назвал «вертикальными» метафорами, стали приходить «горизонтальные» метафоры. В том числе метафора диалога. Если в авторитарный период метафора диалога, как процесса переговоров, использовалась исключительно международной политике, то затем она начинает использоваться и по отношению к внутриполитическим процессам. И если поначалу это были лишь отдельные случаи, то, как показало проведенное Р.Д.Андерсеном исследование, частотность использования метафоры диалог, все больше и больше возрастает. Как утверждает Р.Д.Андерсен, активно используя в политическом дискурсе «слово «диалог», коммунистические руководители неявно сравнивали отношения между партией и обществом с переговорами между равными независимыми структурами» ^[2]. Однако, как отмечает этот исследователь, «при анализе корпуса текстов, взятых из прессы горбачевского периода, язык 1993 г. обнаружил даже большую частотность этих метафор - явный признак общепризнанного факта, что диалог с обществом был более популярен среди журналистов и интеллигенции, чем среди членов Политбюро» ^[2].

«Неохотный призыв к переговорам вызвал у лидеров Компартии необходимость в собеседнике. В результате, метафора «общество» стала более частотна в 1989 году … «Общество» приобрело способность к свободным действиям, что [прежде] в авторитарном дискурсе абсолютно отрицалось. Наделение общества такой способностью дало Компартии возможность найти партнера для переговоров, к которым призывал дискурс ее лидеров. В этот период в дискурсивно-коммуникативной сфере шел рост количества метафор, сравнивающих «отношения между руководителями и обществом с диалогом между равными субъектами» ^[2]. В период после 1991 года, то есть после краха КПСС и СССР, употребление понятия «диалог» постепенно «исчезло, новые политические силы в нарождающейся российской демократии оставили метафору переговоров между государственной властью и обществом. Случаи упоминания общества и переговоров стали реже…» ^[2].

И, тем не менее, новое значение слова диалог, как переговоров между обществом и властью, не только закрепилось в политической риторике и лексике, но внедрилось в политическое сознание и политическую культуру общества как соответствующая дискурсивная практика демократического взаимодействия государства и формирующегося в современной России гражданского общества. В связи с этим Р.Д.Андерсен отмечает, что в «современном дискурсе употребление слова «диалог» также приобретает новые виды контекстов» ^[2]. Так, место прежнего «вертикального диалога» партии и общества эпохи перестройки, в обществе «среди множества различных борцов за политическую власть возникает горизонтальный диалог». Для «того чтобы перейти от вертикальных отношений превосходства и субординации к горизонтальным отношениям переговоров, современные политики также используют метафору… политического дискурса ^[2] при устоявшемся демократическом строе» ^[2]. С точки зрения Р.Д.Андерсена политический дискурс, который в российском обществе в авторитарный период резко отличался от норм и правил обычного русского языка, стал более близким к нему в перестроечный период, а «в современный период» практически от него уже неотличимым ^[2].

По мнению И.А.Стернина, исследующего социальные факторы трансформации современного русского языка, объективно идущий в современном российском социуме процесс диалогизации всего спектра общественных отношений «проявляется в увеличении удельного веса диалога в общении, повышении роли диалога в процессе коммуникации, расширении функций диалогической речи в структуре общения, развитии новых видов и форм диалога, расширении потребности общества в диалоге, формировании новых правил диалогического общения, увеличении общественной эффективности диалогического общения по сравнению с монологическим» ^[33]. Эта связано с плюрализаций форм общения и «проявляется в формировании традиции сосуществования разных точек зрения при обсуждении той или иной проблемы, в демократическом, толерантном сосуществовании дискурсов различного типа» ^[33]. Диалог все больше осознается не только как элементарная система построения отношений, но и как сложный, многофункциональный, многоуровневый, многоплановый феномен, процесс и явление с широкой областью применения. Дело в том, что, как утверждает этот же известный отечественный лингвист, в российском обществе произошла «смена коммуникативной парадигмы», которую почему-то так и не заметили его коллеги из «школы политической лингвистики». И «на смену монологической коммуникативной парадигме тоталитарного общества («один говорит, все слушают и выполняют») пришла диалогическая парадигма плюралистического общества» ^[33]. Эта трансформация коммуникативной парадигмы стала логическим и закономерным следствием произошедшей в России смены общественно-политической парадигмы.

Что касается общественного диалога, то его вполне возможно осмыслить как «определенный тип отношений между отдельными группами, которые называются общественными партнерами, с участием государства как партнера диалога или как его гаранта» ^{[14, с.2]}. Или же, с точки зрения более «широкого понимания общественного диалога как формы демократии, которая выходит за рамки трудовых отношений и охватывает все общество» ^{[14, с.2]}. Участниками диалога в более широком смысле являются, прежде всего, различные виды общественных организаций, институтов гражданского общества или негосударственные так называемого «третьего сектора», которые создают важные сегменты для общественного развития и благополучия. В числе субъектов такого широкого диалога входят и государственные органы, властные структуры, политические институты, которые вступают в диалоговую коммуникацию с гражданским обществом в целом или же какими-то его сегментами с целью преодоления непонимания, разрешения конфликтов, координации действий и выработки социально взаимовыгодных значимых политических решений. «Важнейшими понятиями, которые характеризуют суть общественного диалога, являются: переговоры и договоренности, компромиссы, участие и социальное партнерство» ^{[14, с.2]}. Пространством, в котором происходит процесс согласования интересов различных политических субъектов – политический дискурс, – является публичная сфера общества.

«Общественный диалог, – по мнению Э.Я.Баталова, - это свободный, перманентный, идущий на равных обмен идеями и взглядами между государством и гражданским обществом, между институтами самого гражданского общества (включая политические движения, партии, общественные организации), между Центром и регионами, между верующими и атеистами, между правыми и левыми, между отдельными группами и между индивидами. Но прежде всего – между властями и подвластными» ^[7]. Общественный диалог - это важнейшая функциональная характеристика общества. Он реализуется во всех формах межсубъектных взаимоотношений и взаимодействий, как в явной, так и в неявной форме. Это, прежде всего, диалог гражданского общества и государства. Первое делегирует свои властные полномочия второму, отчуждаясь от постоянного отправления властных функций. Можно сказать, что мера цивилизованности во многом определяется тем, насколько диалог между гражданским обществом и государством является открытым и равноправным.

В целом диалог в обществе можно определить как интерсубъективный способ публичного выражения социально - политических взглядов, мнений, суждений и оценок субъектов коммуникации, посредством чего достигается понимание и согласие между участниками дискурса. В идеальном случае участниками должны быть все заинтересованные стороны, которые сопричастны к обсуждаемому предмету или проблеме. Это:

1) те, от кого зависит принятие решений по данной проблеме;

2) те, кто может заблокировать эти решения;

3) те, на чьей жизни скажутся принимаемые решения по обсуждаемой проблеме.

Диалог может проводиться в разных форматах, между разными группами и аудиториями, иметь различные темы и свои проблемы. Общественный, или гражданский диалог, как принято его называть в современной западноевропейской традиции, – это процесс реального дискурсивного взаимодействия, когда люди не только говорят, но еще и слушают друг друга, пытаясь понять проблемы и предметы озабоченности другой стороны. Диалог в обществе реализуется на разных уровнях: на микроуровне – индивидуальное общение, на макроуровне – коммуникативное взаимодействие социальных групп, общественных организаций, и на мегауровне – общественный диалог в целом как форма динамической стабилизации общественно-политической системы. Цель диалога - выяснение точек зрения, достижение согласия по обсуждаемым вопросам, объединение совместных усилий, а главное - осуществление согласованных действий. Ключ к решению проблемы общественного доверия лежит в плоскости формирования действенных механизмов диалоговой системы коммуникаций государственной власти и институционализирующегося гражданского общества постсоветской России.

Общественный диалог является важным фактором динамики общественно-политического развития социума и модернизации общества. При этом очень важно, чтобы субъекты общественного диалога были репрезентативны, то обладали бы полномочиями на соответствующую коммуникацию и были бы автономны, то есть финансово, организационно и политически независимы как от государства, так и от бизнеса, а также от зарубежных спонсоров. Следует помнить, что общественный диалог или переговоры власти и оппозиции – это инструмент, но не стратегия достижения изменений. Диалог сам по себе не панацея и его результат зависит от того, насколько его субъекты релевантны своей миссии, дееспособны и готовы к полноценному, а не симулятивному диалогу. Именно к диалогу, а не к ультиматуму или другим способам манипулятивного псевдовзаимодействия.