Проблемы безопасности и устойчивого развития: эволюционный подход и междисциплинарные перспективы

Урсул Аркадий Дмитриевич доктор философских наук профессор, директор Центра, академик, Академия наук Молдавии, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова (МГУ) 119991, Россия, г. Москва, ул. Ленинские горы, 1, стр. 51 Ursul Arkadii Dmitrievich Doctor of Philosophy Head of the Center, Scholar at theof the Academy of Sciences of Moldova; Professor, Moscow State Univeristy 119991, Russia, Moscow, Leninskie Gory 1, building #51 ursul-ad@mail.ru Другие публикации этого автора

Как и во многих других, прежде всего, социально-гуманитарных науках, в научном поиске в области безопасности наступил своего рода кризис как отражение общего кризиса «проживания» человечества в старой модели неустойчивого развития (модели НУР). В этой модели обеспечение безопасности чаще всего связывалось и до сих пор связано с силовыми методами, с военно-оборонной деятельностью. Широкое понятие безопасности ранее просто не существовало и не имело смысла. Теперь широта рассматриваемого понятия распространяется до глобально-космического уровня и на будущее, причем весьма удаленное от настоящего, поскольку важно видеть стратегические перспективы выживания и дальнейшего существования цивилизации. Сейчас уже достаточно очевидно, что вряд ли исследование безопасности стоит связывать лишь с разработкой проблем национальной безопасности (хотя с позиций сегодняшнего дня это – ядро такого рода исследований). Понятие безопасности потенциально распространяется почти на все объекты биосистем и общества как высших представителей и уровней эволюции в мироздании.

Появление понятия и концепции устойчивого развития (УР), хотя и вызвано проблемами окружающей среды, тем не менее, можно считать, что оно в более широком смысле сопряжено с проблемами обеспечения безопасности (в том числе и прежде всего – экологической безопасности), заботой о выживании и дальнейшем существовании всего человечества. Повышение интереса к феномену безопасности ставит перед исследователями фундаментальную проблему поиска оснований этого феномена, выявления ее природы как для человечества, так и для многих других материальных систем. Какие особенности и свойства материи в самом ее «фундаменте» привели к появлению феномена безопасности объектов высших структурных уровней и ступеней? Ответ на этот вопрос приблизит нас к более глубокому пониманию сущности обсуждаемой проблемы и приведет к формированию общей концепции безопасности, которая может сформироваться в ближайшее время.

Причем речь идет не столько о прикладных исследованиях, на что до недавнего времени в основном обращалось внимание, сколько о становлении фундаментального научного знания в области безопасности. И не просто фундаментального, а в значительной степени междисциплинарно-общенаучного, поскольку автор убежден в том, что проблема безопасности в том или ином виде существует, если пока не во всех, то в большинстве научных дисциплин, изучающих высшие формы эволюции материи, т.е. имеет не только реальный междисциплинарный, но и потенциально общенаучный характер.

Проблема безопасности, как и проблема УР, без сомнения, оказывается междисциплинарной, захватывающей значительное множество научных дисциплин. Причем явно прослеживается тенденция становления понятий безопасности не просто эволюционирующим меж- и трансдисциплинарным понятием, а даже общенаучной категорией. Важно также выяснить, что представляет собой продуцируемое исследователями знание о безопасности: науку (в смысле дисциплины) или же научное направление? Этот же вопрос можно поставить и для исследований проблемы устойчивого развития и становления ноосферы.

Например, в отношении понятия УР не просто существует, а даже доминирует мнение, что: «Задача по интеграции экономических, социальных и природоохранных аспектов развития в интересах достижения устойчивости была четко сформулирована четверть века назад. Сейчас настала пора реализовать ее» ^[1]. О трудностях и неудачах реализации стратегии устойчивого развития сейчас пишут многие, высказывая разную степень обеспокоенности и субъективной оценки.

Среди причин называются недостаток политической воли и необходимость перенести парадигму устойчивого развития в плоскость основных экономических показателей (говорят даже о необходимости «новой политической экономии» устойчивого развития). Обсуждаются и анализируются и другие причины негативных последствий процесса перехода к модели УР. В упомянутом докладе констатировалось, что проблема заключается в том, что 25 лет спустя устойчивое развитие по-прежнему является общепринятой концепцией, а не повседневной, приближенной к жизни практической реалией.

Однако концепции УР всё же уделяется недостаточное внимание и на это я обращаю внимание уже не первый год, в какой-то мере оценивая состояние ныне «общепринятой» и «устоявшейся» концепции УР. И речь пойдет не столько о стратегии, которую надо только реализовывать, сколько о концепции УР. Именно о концепции, а не о теории УР. Состояние научных разработок, несмотря на их многочисленность, в области УР ещё не стало научной теорией в строгом смысле этого слова по ряду обстоятельств. Во-первых, теоретическая часть обсуждаемого направления научного поиска ещё слабо разработана и пока вряд ли можно вести речь о достаточно совершенной и системно-целостной теории УР как формы организации научного знания. Во-вторых, и это – главное, пока нельзя говорить о достоверности и подтверждении практикой уже имеющихся теоретических построений, об их строгой научной обоснованности.

У нас ещё нет фактов и практических доказательств существования УР на нашей планете, но не в отдельном – локально экосистемном, а именно о необходимом для реализации – глобальном масштабе. Именно реализация УР в общепланетарном масштабе и даст основание признать появление и существование этого нового социоприродного процесса и тем самым подтвердит в будущем истинность теории УР. Причем констатация глобального характера (а в дальнейшем и параллельно – его космического продолжения) УР будет свидетельствовать не просто о возможности, но и о реальности УР как желаемого процесса, обеспечивающего выживание цивилизации и сохранение биосферы, их дальнейшее коэволюционное существование.

Вот почему теоретические знания об УР не являются пока ни описательно-эмпирической, ни тем более строгой – математизированной теорией, хотя отдельные попытки их построения имеют место. Это пока лишь концепция, причем концепция – гипотеза, нуждающаяся в последующей практической проверке, подтверждающей гипотезу о возможности реализации такой модели социоприродной эволюции как УР. Вместе с тем – это концепция-прогноз, причем уже не столько исследовательский, сколько нормативный прогноз, который ставит цели будущего развития человечества, требует выявления путей, способов и других характеристик и параметров, которые могут и должны использоваться для принятия решений с целью дальнейшего безопасного существования и поступательно-эволюционного движения цивилизации.

На суд мировой общественности пока вынесена упрощенная концепция УР, которая не является достаточно полной и адекватной, поскольку выделяет в основном экологический аспект и его связь с экономикой и социальной сферой (триада: экономика+экология+социальная сфера). Безусловно, это делать было необходимо, но этого уже недостаточно, важно расширить предметное поле исследования проблемы глобальной устойчивости, сделать концепцию УР более целостной и тем самым более адекватной. А это также означает, что итоги Рио+20, наверное, будут основанием для модификации взглядов и более целостного представления этой проблемы в контексте совокупности (уже принятых) решений, что было заявлено советником Президента РФ А.И. Бедрицким ^[2].

Важно обратить внимание на то, что пока слабо учитывается роль науки в переходе к УР. На последнем, состоявшемся в 2012 г. саммите Рио+20, роль науки в переходе к УР вообще не выделялась и специально не обсуждалась, хотя ясно, что без науки в принципе к этому типу развития, тем более в глобальном масштабе перейти невозможно. Вместе с тем Генсек ООН Пан Ги Мун пообещал тогда создать международный научно-консультативный совет, который должен будет давать рекомендации по проблемам науки в интересах УР для оказания консультативной помощи государствам-членам ООН. Прошло немногим более года и двадцать шесть видных ученых, представляющих естественные, социально-гуманитарные и технические науки, в октябре 2013 г. были утверждены в Научно-консультативный Совет, о чем было объявлено Генеральным секретарем ООН (среди них – президент РАН В.Е. Фортов). Новый Совет будет консультировать по науке, технологиям и инновациям (STI) для обеспечения устойчивого развития Генерального секретаря ООН и руководителей организаций системы ООН, а ЮНЕСКО организует работу Секретариата Совета. Он объединяет ученых международного уровня и будет служить в качестве ориентира глобального характера для улучшения связей между наукой и государственной политикой. Совет является первым органом такого рода, созданным Генсеком ООН для осуществления влияния на международное сообщество и формирования его действий, направленных на продвижение по пути достижения глобальной устойчивости.

С одной стороны, следуя «логике специализации» и дифференциации науки, можно предположить, что в исследовании проблем безопасности и УР появились новые дисциплины (науки, отрасли науки). Ученые уже привыкли к тому, что при появлении новых областей знания имеет смысл говорить о новой науке как отрасли (компонента) науки как целостного образования, т.е. наука в этом случае мыслится в смысле дисциплины, или отрасли научного знания. Это соответствует уже сложившейся дисциплинарной организации науки, где дисциплина выступает наиболее значимой структурной единицей науки, образующей инвариантную, относительно устойчивую структуру знания, системой отсчета, позволяющей упорядочить все многообразие единиц анализа науки ^[3,4].

Научная дисциплина имеет общие предмет исследования, принципы и методы исследования, общие социально-организационные институты, образовательные формы и структуры, а также единые способы формальной и неформальной коммуникаций между учеными и между ними и обществом. Дисциплина в целостной системе «наука» выступает естественно сложившейся и необходимой формой существования и систематизации знания, его развития, распределения и потребления.

Причем дисциплина и наука, – как отмечает И.Т. Касавин, – понятия не тождественные, хотя в современном науковедении они нередко не различаются ^[5]. Именно в этой парадигме научного мышления прежде всего и идет речь при появлении новых областей научного знания, включая знания о безопасности и устойчивом развитии. В таком ключе рассуждений предлагается, например, новую науку о безопасности назвать секьюритологией ^[6] (от латинского слова – securitas). Однако автор этого термина В.И. Ярочкин полагает, что поскольку различные аспекты безопасности разрабатываются многими науками и каждая из них сама по себе вносит вклад в формирование общей теории безопасности, то должна появится общая интегрирующая наука, опирающаяся на опыт и результаты остальных наук. Общая теория безопасности, объектом которой выступает деятельность людей по обеспечению своей безопасности и безопасности природных условий жизни, будет создаваться как продукт междисциплинарных исследований ^{[6, с. 11-12]}. Заметим, что в таком понимании объектом такой общей науки о безопасности является лишь социальная ступень эволюции, сюда не входят биологические системы.

«Секьюритология, – полагает В.И. Ярочкин – это наука о безопасности жизнедеятельности человечества и человека» ^{[6, с. 12]}. Причем: «Основой становления секьюритологии должны стать исследования опыта деятельности людей, государств и мирового сообщества по обеспечению своей безопасности, выявление закономерностей, взаимосвязей и принципов построения систем безопасности, сравнительный анализ специфических национальных особенностей обеспечения внутренней и внешней безопасности различными государствами, прогнозирование основных угроз, опасностей, тенденций эволюции и моделей будущих систем глобальной, региональной и внутригосударственной безопасности, разработка показателей и критериев оценки их эффективности т.п.

Секьюритология, должна осуществлять систематический анализ и обобщение концепций, доктрин, политики, стратегии безопасности различных стран, а также результатов научных исследования в этой области. Важнейшее значение в развитии этой науки имеет изучение взглядов выдающихся мыслителей, ученых, политиков по проблемам безопасности. Главным объектом исследований секьюритологии является человечество, включающее государства, общества и частных лиц, а предметом исследования – их деятельность по обеспечению безопасности своей жизнедеятельности и безопасности природных условий жизни в рамках ноосферы» ^{[6, с. 13]}.

Секьюритология, с точки зрения упомянутого автора, уже приблизилась к общенаучному статусу и имеет фундаментальную и прикладную части. Фундаментальность этой науки видится в том, что она исследует закономерности такой сферы и такой деятельности, как обеспечение комплексной безопасности, которые в полной мере не входят ни в одну другую дисциплину. В соответствии с таким пониманием выделяются основные направления, методы и принципы секьюритологического исследования ^{[6, с. 11-22]}.

Вопрос о том, как именовать эту область исследований – секьюритологией, или как-то ещё – зависит и от того, как она позиционируется в системе научного знания. Не исключено, что это – наука в смысле дисциплины, но только в какой-то своей части, которая действительно интегрирует и обобщает самые фундаментальные знания о безопасности тех или иных объектов социальной, а может быть, и биологической ступени эволюции. Не исключено, что в этом смысле исследования безопасности напоминают в какой-то мере синергетику, которая выделилась и развивалась вначале в дисциплинарном ракурсе. Вместе с тем сейчас синергетика, по мнению Е.Н. Князевой, доходит до определенных пределов своего дисциплинарного расширения ^{[7, с. 256]}.

Но вместе с тем исследования безопасности выходят за пределы дисциплинарного расширения и видения, это обычно подчеркивают, но многие ученые продолжают считать в духе дифференциации и дисциплинарного мышления отраслью знания – дисциплиной (наукой), и кажется, что это выглядит логически противоречивым. Ведь странно было бы называть этот научно-исследовательский феномен «междисциплинарной дисциплиной». Но может быть, стоит именовать (учитывая, что все-таки наука и дисциплина – это не совсем тождественные термины) «междисциплинарной наукой»? Такой термин довольно часто употребляется (по нашим данным), например, в Википедии, причем там к таким наукам относят, например, биохимию и биофизику.

Под междисциплинарными науками некоторые ученые, публикующие статьи в упомянутой электронной энциклопедии, понимают научное сотрудничество специалистов разных научных дисциплин с общей целью исследования. Вопрос о том, возможно ли словосочетание «междисциплинарная наука», представляется пока дискуссионным и в «конкурсном отборе» наиболее подходящего наименования дисциплин и для исследований безопасности, и для устойчивого развития еще пройдет некоторое время, пока это установится. Но для этого необходимо доказать, или хотя бы предположить в качестве науковедческой гипотезы, что в принципе могут существовать такие кентаврообразные «дисциплинарно-междисциплинарные» научные феномены.

Если термин «междисциплинарная дисциплина» выглядит логически и редакционно противоречивым, а потому неудачным и вряд ли будет употребляться, то термин «междисциплинарная наука» может в какой-то степени обрести «права гражданства». Но для этого придется ввести новую понятийную нишу для самого термина «наука», который в основном употребляется в двух значениях. Во-первых, в значении науки как целостно-системного образования (независимо от гносеологической, деятельностной и иной ее трактовки), например, как компонента культуры в его отличии от других составляющих. Во-вторых, как отдельной отрасли, или дисциплины упомянутого выше целостного феномена. Эти два значения сложились ещё в рамках дисциплинарного видения науки, когда интегративно-междисциплинарные процессы еще не сильно влияли на понимание термина «наука». В свете же рассматриваемых здесь проблем может появиться и третье – «кентаврообразное» значение термина «наука», когда термин «наука» будет употребляться в значении «междисциплинарная наука». Впрочем, для нас более приемлемым и уже широко употребляемым представляется термин «междисциплинарные исследования» (нежели «междисциплинарные науки»). Кстати, термин «исследования» стал всё чаще употребляться: междисциплинарные исследования, глобальные исследования, цивилизационные исследования, информационные исследования, ноосферные исследования и т.д.

Когда речь идет о безопасности, а также тесно связанном с этим понятием УР, то достаточно очевидна мульти- или полидисциплинарность исследуемой области научного знания, поскольку включаются знания о безопасности из различных дисциплин (это со всей очевидностью следует из серии более тридцати книг под общим наименованием «Безопасность России. Правовые, социально-экономические и научно-технические аспекты», опубликованных в последние годы издательством «Знание»). Поли-, или мультидисциплинарность предполагает участие ряда наук в разработке той или иной проблемы, в данном случае проблемы безопасности, но при этом входящие в проблемную область науки (дисциплины) могут лишь «соседствовать» друг с другом, не подвергаясь существенному взаимодействию или синтезу.

Однако исследователи проблемы безопасности констатируют междисциплинарность этой области исследований, поскольку она включает пересечение и взаимодействие ряда наук (дисциплин, или отраслей научного знания). Междисциплинарные исследования обычно понимаются как такой способ организации научной деятельности, который предполагает взаимодействие в изучении одного и того же объекта представителей различных дисциплин, возможно, даже какую-то форму их интеграции. Исследования безопасности и УР, без сомнения, представляют собой такую форму или способ научного исследования.

Характерной особенностью таких новых исследований является то, что в каком-то смысле, прежде всего, – в теоретико-методологическом эти исследования обладают некоторым дисциплинарным статусом, поскольку они появились на пути не только интеграции, но и дифференциации науки. Выделение какой-то области исследований – это уже процесс специализации и дифференциации науки: ведь выделившаяся область научных исследований отличается от уже существующего знания, от тех научных дисциплин, которые были до его появления. Поэтому такое выделение – это процесс дифференциации науки. Но возникшее специальное научное знание может обладать определенным междисциплинарно-интегративным потенциалом, как, например, науки о безопасности, экологии, устойчивом развитии или о глобальных процессах, которыми охватываются значительное количество других существующих дисциплин.

И здесь хотелось бы отметить, что подобные вопросы или проблемы определения места и статуса вновь возникающих научных феноменов в научном знании уже обсуждались ранее, когда проявлялся достаточно выраженный их интегративный потенциал. Речь шла, например, о кибернетике, когда задавался вопрос: можно ли считать её частной наукой (дисциплиной) или же научным направлением? ^{[8, с. 204-216]}. Было высказано мнение, что научное направление представляет собой систему научных дисциплин и проблем, имеющих достаточно общую исследовательскую программу, которая для кибернетики заключалась в познании общих закономерностей информационной связи и управления в биологической и социальных сферах ^{[8, с. 207]}. Причем чаще всего не отрицалось, что кибернетика – это одновременно и частная наука (дисциплина) и в то же время – научное направление.

Такая же проблема возникала несколько позже в отношении статуса синергетики и был получен аналогичный вывод. «Междисциплинарность и трансдисциплинарность не противоречат статусу синергетики как особой дисциплины, – считает В.С. Степин. – В этом качестве она сегодня конституируется, и с этим связаны дискуссии относительно ее места в современной системе наук. Она должна очертить свою предметную область, определить систему методологических принципов исследования и включить их в состав сложившейся системы научного знания» ^[9].

Как видим, эта точка зрения (как и раннее упомянутое мнение Е.Н. Князевой) совпадает по своему содержанию с выводами, сделанными ранее на базе исследования кибернетики и некоторых других аналогичных научных феноменов.

Эти выводы представляются вполне уместными для исследований безопасности, и устойчивого развития, и экологии, и глобальных и многих других междисциплинарных исследований. Междисциплинарность и трансдисциплинарность того или иного феномена современной науки вовсе не противоречат его дисциплинарному статусу, но для этого в самой дисциплине должны существовать некоторые необходимые условия.

Для появления такого междисциплинарного потенциала и статуса в любой вновь появившейся науке (дисциплине) важно, чтобы основные понятия и концептуальные идеи выделившейся новой научной дисциплины оказались бы достаточно широкими и благодаря этому начинали свою экспансию по пространству научного знания. Причем, чем шире идеи и понятия новой области научного поиска, тем больше возможностей у неё обрести меж- и трансдисциплинарный статус.

Если же выделившаяся новая область исследований в своем понятийном поле не выходит за рамки дисциплины, в которой она появилась, то она будет продолжать развиваться по пути специализации, углубляясь в уже существующую сферу исследований. Поэтому на междисциплинарный статус претендуют лишь те новые специальные исследования, которые в своем теоретическом арсенале содержат более широкие и фундаментальные понятия и идеи, чем те, которые использовались ранее.

Впрочем, понимание того, в какой «системе координат» научного или образовательного пространства находится та или иная специальность или область исследования (преподавания) далеко не проста. Здесь существует противоречие между дифференциацией и интеграцией и наиболее прочные позиции – за специализацией. Именно она и заставляет втискивать нередко в «прокрустово ложе» специальности те или иные проблемы или междисциплинарные исследования, которым уже тесно в рамках породившей её научной или учебной специальности. Такова и проблематика безопасности и УР, которая в принципе может захватить многие научные дисциплины и сферы научного поиска.

Впрочем, в этом случае нередко междисциплинарность трансформируется в трансдисциплинарность (термин, введенный Ж. Пиаже в 1970 г.), что является очень важной формой (способом) обретения наукой своего единства, о котором мечтал К. Маркс. Трансдисциплинарность предполагает выход той или иной области науки за дисциплинарные границы, предполагает использование универсальных форм и методов научного исследования за пределами конкретной дисциплины в процессе междисциплинарных взаимодействий. Трансдисциплинарные понятия, методы и теории вначале возникли как обобщение определенных дисциплинарных представлений и когнитивных схем прежде всего в физике, химии, биологии, математике.

Кстати, математика являет собой классический пример дисциплины, проявляющей свои трансдисциплинарые возможности в ходе математизации научного знания. Другой известный пример трансдисциплинарности – научная философия, проникающая благодаря методологическим средствам в самые различные дисциплины. Когнитивные трансдисциплинарные формы и средства исследования вначале развиваются в своем дисциплинарном лоне, затем отрываются от своих истоков и развиваются на своей собственной концептуально-теоретической основе, проходящей проверку использованием в других областях знания.

Рассмотренный путь меж- и трансдисциплинарного движения знаний о безопасности (как и УР) представляется нам лишь одним из возможных направлений формирования упомянутой общей науки.

Любое научное направление (или дисциплина) проходит вначале через выделение предметного поля исследования, описательный этап, а затем, спустя некоторое время, упорядочивание, систематизация полученных на предыдущем этапе результатов.И лишь на более позднем этапе начинается осознание, выделение и освоение адекватных предмету исследования методов и подходов. Такая последовательность познавательного процесса характерна для формирования практически всех наук и научных направлений, и глобальные исследования не являются исключением.

Представляется логичным ожидать, что рано или поздно на эволюционный путь (как это случилось в своё время в биологии, а затем и во многих других науках) переходят если не все, то ряд областей научного поиска. Хотя эволюционный подход время от времени захватывал те или иные научные дисциплины и междисциплинарные области исследований, сейчас стало ясно, что это медленное проникновение идеи эволюции в какие-либо научные исследования уже выглядит данью их стихийному развитию.

В какой-то мере, такое положение было стимулировано тем, что официально стимулировался и внедрялся лишь исторический подход (он требовался при написании, например, диссертаций и иных квалификационных работ), который соседствовал с описательным подходом во многих областях и направлениях науки. Более того, эволюционный подход зачастую отождествляется с историческим подходом и это было характерно даже для крупных ученых, не разделяющих эволюцию и историю.

И всё же «эволюционная ситуация» в науке (и не только в науке) в целом должна будет кардинально поменяться. Вовсе не отвергая необходимость исторического подхода, было бы целесообразным, где это уже возможно, использовать в научных исследованиях эволюционный подход, который всё же отличается от исторического, хотя вместе они составляют единый эволюционно-исторический подход ^[10]. Это важно для дальнейшего не только понимания, но и использования его результатов в практической деятельности. Применяя эволюционный подход, можно узнать в каком направлении, например, прогрессивном или регрессивном происходит движение исследуемого объекта, что часто бывает не ясно при принятии практических решений и, как правило, связано с появлением негативных последствий.

А это дает возможность более эффективного прогнозирования течения исследуемых процессов и объектов. К сожалению, эволюционный подход, особенно в форме «эволюционной экспертизы», практически нигде не используется, а ведь он мог бы показать, какое направление развития может стимулировать то или иное действие или решение на любом уровне. Особенно на государственном, а тем более – на глобальном уровнях, где принятое мировым сообществом решение вскоре отразится на судьбе всего человечества и поэтому все глобальные решения должны быть адекватно-опережающими, поскольку их последствия в особо важных случаях уже будет некому устранять. Размышление над этими проблемами и интуитивное осознание важности исследуемого эволюционного подхода привело автора к пониманию важности эволюционных исследований для науки, от которых сейчас зависит будущее человечества.

Под эволюцией в широком смысле понимается процесс спонтанной самоорганизации (либо самодезорганизации, а также других форм развития) материальных систем, направленные изменения их структуры и содержания, включающие как восходящие и нисходящие ветви, так и другие направленные изменения их содержания. Особый интерес представляет самоорганизация как процесс усложнения структуры эволюционирующей системы, рост ее информационного содержания (разнообразия). В широком представлении понятия развития и эволюции фактически равнозначны, причем в этом понимании эволюция включает в себя и количественные, и качественные скачкообразные изменения, а также взаимосвязь прогрессивного, регрессивного, циклически-волнового и других существующих в природе видов и форм развития.

Здесь используется широкое понимание эволюции как синонима развития. Существуют различные методы измерения направления и уровня (степени) развития материальных систем, среди которых наиболее универсальным и пока наиболее эффективным является информационный критерий развития. Этот используемый нами критерий позволяет оценивать и измерять изменение информационного содержания материальных систем в ходе эволюционной самоорганизации либо самодезорганизации глобальных процессов и систем.

Причем на прогрессивной линии эволюции происходит непрерывное накопление информации в системах и тем самым этот критерий выступает в качестве вектора развития. Эта информационная векторность происходящих процессов и трансформирующихся систем и представляет основную новизну их исследования в эволюционном ракурсе. Одной из задач формирующихся эволюционных исследований проблемы безопасности (особенно их прикладной составляющей) станет выявление этих направлений эволюции с целью выдачи рекомендаций для принятия эффективных мер по уменьшению негативных (регрессивных) последствий и усилению позитивных (прогрессивных) тенденций развития. Особенно это стало очевидным в связи с глобализацией проблемы безопасности и необходимостью формирования глобальной безопасности.

Так, эволюционный подход к глобальным проблемам, показал, что они отражают объективно существующие социальные и социоприродные противоречия, обострение и развитие которых приводит, как правило, к отрицательным эффектам в социосфере и биосфере (и даже к угрозе их гибели). Вместе с тем позитивные сдвиги в решении глобальных проблем приводят к уменьшению этих негативов и способствуют поступательному развитию цивилизации. Глобальные проблемы – это проблемы развития человечества, выявившие свой планетарный характер в основном в прошлом веке, хотя общепланетарный характер развития человечества и возникающих на этом пути общечеловеческих проблем имели место и ранее в глобальной истории человечества. Глобальные проблемы выступают в качестве одной из форм глобального развития, требующей для своего решения «реверса» их дальнейшего эволюционного продолжения в позитивном (прогрессивном) направлении.

Связанная с этими проблемами глобализация выступает как процесс универсализации и интеграции, обретении целостности человечества, созидания не только планетарной общности цивилизации, но и единой глобальной социоприродной системы «человек-общество-природа» на принципах коэволюции компонентов этой системы. Глобализация рассматривается как важнейший социоприродный коэволюционный процесс, имеющий общепланетарный масштаб и значение, реализующийся в перспективе через переход к устойчивому развитию и требующий формирования механизмов глобального, в том числе и политического управления. Глобализация выступает не просто одним из глобальных процессов, но и важнейшим направлением глобального развития, эволюции и коэволюции этих процессов.

Отличие глобализации от других глобальных феноменов имманентно присущих всей истории и эволюции человечества, в том числе и интеграционных процессов, заключается в частности в том, что речь идет не просто о сближении тех или иных социумов. Глобализация способствует формированию той целостности, которая может именоваться глобальной системой, или глобальным миром, и которая формируется через различные, все умножающиеся глобализационные процессы как направления глобализации. Вся существующая и вновь формирующаяся совокупность глобальных процессов ведет к появлению глобальной системы в её социальном и социоприродном аспектах, в рамках которой цивилизация обретает новые способы и перспективы своего выживания и дальнейшей перманентной самоорганизации на неопределённо долгие времена.

В глобализации и глобальных проблемах как особенных формах глобального развития можно четко увидеть взаимодействие прогрессивных и регрессивных процессов и тенденций мирового развития. Одной из задач формирующихся междисциплинарных направлений глобалистики (особенно их прикладных составляющих) станет выявление этих направлений эволюции как глобализационных процессов с целью выдачи рекомендаций для принятия эффективных мер по уменьшению негативных (регрессивных) последствий и усилению позитивных (прогрессивных) тенденций глобальных процессов.

Глобализация и глобальные проблемы, другие глобальные социальные и социоприродные феномены в своем стихийном развитии порождают вызовы и угрозы, усиливают негативные тенденции совокупного глобального развития и их важно предотвращать и в необходимой степени снижать. Причем все эти меры должны носить опережающий характер, поскольку глобальные катастрофы можно только предотвращать, так как их последствия просто некому будет устранять. Однако и в позитивном ракурсе развёртывания глобализации возникают противоречия, которые также необходимо разрешать, используя формирование механизма глобального управления.

В перспективе разрешение этих противоречий мы видим на пути перехода к устойчивому развитию как управляемому системно-сбалансированному социоприродному развитию, не разрушающему окружающую природную среду и обеспечивающему выживание и безопасное неопределенно долгое существование цивилизации. Это нерегрессивное, т.е. наиболее безопасное развитие, целью которого является сохранение и коэволюция цивилизации и биосферы. В ходе информатизации общества и становлении глобального информационного общества через устойчивое развитие станет формироваться процесс созидания ноосферы в общепланетарном и в стратегической перспективе – космическом масштабах.

XX столетие принесло человечеству не только многочисленные возможности и блага, высветило новые горизонты прогресса, но и отчетливо выявило сопряженные с ним негативные последствия и угрозы. С одной стороны, – это продвижение в области экономического, технологического, социального, духовного развития, а с другой, – уже вполне реальная опасность гибели человечества (либо большей его части) через ядерную, экологическую и другие возможные глобальные катастрофы. Ядерная катастрофа способна погубить человечество в историческое мгновение, в то время как экологическая катастрофа проявляется часто незаметно, постепенно, обрекая человечество на длительную деградацию и медленное массовое вымирание всего живого.

Идея перехода к УР появилась именно в результате осмысления глобально-экологических проблем, или более точно и вместе с тем широко – проблем окружающей человечество среды, когда стало понятным, что эти проблемы тесно связаны с социально-экономическим развитием. И хотя до осознания этой связи было выявлено немало противоречий в развитии человечества, тем не менее, именно во взаимодействии общества и природы проявилось то противоречие, которое считается основным противоречием взаимодействия современной цивилизации с природой. Это социоприродное противоречие между растущими потребностями мирового сообщества и невозможностью биосферы обеспечить эти потребности ^[11]. На это социоприродное противоречие обратил в свое время Т. Мальтус, но только современная экологическая ситуация завершила спор о том, прав ли был этот ученый и высветила его глобальный и угрожающий бытию человечества характер ^{[12, с. 11-13]}. Причем это противоречие имеет не только ресурсно-экологическое измерение, а распространяется на все формы и виды человеческой деятельности.

Разрешение упомянутого выше социоприродного противоречия означает необходимость ведения хозяйственной и иной деятельности человека в пределах несущей (экологической) емкости экосистем, а человечества в целом – в границах этой же емкости биосферы. Собственно, это и есть переход к УР в отдельно взятом "экосистемном масштабе", когда будут гармонично сочетаться адаптирующая и адаптивная виды деятельности, что должно привести к соразвитию (коэволюции) природы и общества. Однако важно перейти к УР в планетарном масштабе для того, чтобы всё человечество смогло выжить и сохраниться как уникальный вид живых и разумных существ.

Если мировое сообщество не примет необходимых мер, то может разразиться социально-экологическая катастрофа глобального масштаба, либо иная, связанная с обострением других глобальных проблем и угроз. Ведь если разразится глобально-экологическая либо иная общепланетарная катастрофа, то устранять ее последствия будет просто некому. Чем масштабнее катастрофа, тем труднее борьба с ее отрицательным воздействием на человечество и поэтому средства выхода из глобальных кризисов и катастроф, решения глобальных проблем в принципе должны носить опережающий характер, а не «отстающий» – как ныне практикуемое устранение последствий локальных чрезвычайных ситуаций и катастроф.

От ликвидации последствий катастроф – к их предотвращению и опережающим действиям – такова принципиально новая стратегия противодействия любым негативным процессам и угрозам, а для глобальных проблем и процессов (каким является УР) – это основная, а может быть, и единственная долговременная стратегия. Не исключено, что и ряд циклических процессов в экономике и других сферах деятельности человечества могут быть «сглажены» с помощью превентивных мер по предотвращению негативных составляющих цикла, если он имеет антропогенную, а не природную доминанту.

Формирование новой стратегии развития означает постепенное соединение как минимум в единую самоорганизующую систему экономической, экологической и социальной областей деятельности. В этом смысле устойчивое развитие должно характеризоваться экономической эффективностью, социальной справедливостью и биосферосовместимостью при общем снижении антропогенного пресса на биосферу. Но оказалось, что этого недостаточно и устойчивой глобальной перспективы можно и не достигнуть, если не учитывать краткосрочные вызовы и угрозы УР со стороны современной рыночной экономики. И не только экономики, экологии и социальной сферы, но и политики, да и ряда других существенных сторон реальной жизнедеятельности человечества. В этом сказалось заложенное с самого начала противоречие между провозглашенной новой моделью устойчивого развития цивилизации и нынешней формой неустойчивого развития. Модель УР цивилизации оказалась более перспективной, во всяком случае, в экологическом ракурсе, поскольку представляется, что благодаря этому цивилизация сможет выжить.

Нужно иметь в виду, что научно-исследовательские работы и учебная литература по устойчивому развитию в течение примерно двух десятилетий во всём мире, где они публиковались, были в основном привязаны к специальностям в области экологии и природопользования. И понятно почему: ведь сама концепция УР возникла в связи с проблемами окружающей среды, попыткой связать социально-экономическое развитие с обеспечением экологической безопасности и рациональным природопользованием.

Это отмечается в «Концепции перехода Российской Федерации к устойчивому развитию», где представляется необходимым и возможным осуществить в Российской Федерации последовательный переход к устойчивому развитию, обеспечивающий сбалансированное решение социально-экономических задач и проблем сохранения благоприятной окружающей среды и природно-ресурсного потенциала в целях удовлетворения потребностей нынешнего и будущих поколений людей.

Однако сейчас, когда уже позади три конференции ООН на высшем уровне по проблемам УР, стало понятным, что новая стратегия цивилизационного развития выходит за пределы, условно говоря, чисто экологического видения и толкования. Осознание исторического значения перехода к УР, после принятия на ЮНСЕД стратегии УР мировым сообществом показывает, что воздействие перехода к УР ведет к принципиально новому повороту в цивилизационном развитии, вселяя надежду на спасение человечества не только от экологических, но и от других возможных катастроф и угроз. Начав свое становление с осознания проблем окружающей среды, концепция УР уже начинает захватывать всё больше сфер и направлений человеческой деятельности, что сможет гарантировать выживание человечества и его дальнейшее поступательное развитие на неопределённо долгие времена в будущем.

Выживание цивилизации действительно зависит не только от решения проблем окружающей среды, но и от более широкой гаммы факторов и проблем. Экологическая трактовка оказывается лишь начальной и пока наиболее понятной и разработанной областью проблематики УР, но вместе с тем далее будет показано, в каких нетрадиционных направлениях будет расширяться и развиваться концепция, а в дальнейшем и реализоваться стратегия УР в её более широком варианте.

Созданная пока на концептуально-теоретическом уровне в форме нормативного прогноза, модель УР оказывается весьма «тощей», менее системной и не учитывает еще многие составляющие в плане развития и безопасности, которые характеризуют современную модель развития, именуемую моделью неустойчивого развития (НУР). Именно эти составляющие «тянут назад» движение казалось бы в более правильном, но недостаточно системном, весьма урезанно-одностороннем направлении. «Устойчивому движению» противостоят угрозы со стороны пока не включенных областей деятельности (они-то продолжают развиваться в рамках модели НУР) и существенно тормозят прогресс на пути к УР в его экологическом видении.

Представляется, что ныне доминирующий акцент на экологическом видении движения по пути УР оказывается лишь началом осознания смысла нового пути в глобальное устойчивое будущее. Экологическая проблема в ее глобальном видении оказывается частью того общего процесса, который требует решения всех глобальных проблем, на что уже обращалось внимание, как только была принята эта концепция и стратегия ^[13]. Вряд ли можно считать (и тем самым зауживать), что главное в переходе к УР – это решение экологических проблем, ставших теперь уже глобальными. Речь должна идти обо всех (и прежде всего наиболее опасных для существования цивилизации) глобальных проблемах и негативных общепланетарных процессах, которые должны решаться на пути перехода к УР и которые тормозят или даже срывают этот переход.

Концепция УР также не может ограничиться упомянутой триадой взаимосвязи экологии, экономики и социальной сферы, во всяком случае, в её современном представлении. Эти три «измерения» будущего перехода к УР следует существенно расширить, превратив «пространство движения к УР» в своего рода расширяющееся n-мерное пространство, где станут появляться и другие измерения, например, космическое или информационное (поскольку нужно выяснить, как взаимодействует устойчивое общество с обществом информационным). Предполагается «дробление» социальной составляющей и выделение из этого пока неопределенного компонента таких «измерений» как политическое, демографическое, правовое и т.д. (в принципе это возможно сделать даже по существующим наукам и проблемам). А это, в свою очередь, приведёт к тому, что необходимо будет выделять приоритетные направления и сферы деятельности по переходу к УР (приоритеты УР).

Не следует представлять дело таким образом, что искомая концепция УР уже создана и проблема заключается лишь в том, чтобы только её реализовать. Несовершенство концепции УР всё же оказывается одной из серьёзных причин того, что человечество не может идти достаточно быстро в направлении своего выживания, которое зависит не только от экологических факторов, о чём красноречиво свидетельствует обострившаяся современная геополитическая ситуация, приводящая к новой расстановке сил на мировой арене. Но всё стало ясным лишь спустя два десятилетия после принятия решения о смене курса цивилизационного развития и попыток его реализации.

Сейчас предполагается, что главной проблемой при переходе к УР в глобальном ракурсе оказывается глобально-экологическая проблема. Между тем, эта проблема в логическом плане вовсе не является исходной и наиболее важной, поскольку само УР предполагает, прежде всего, выживание и сохранение цивилизации. Ведь первый вариант сохранения и выживания человечества, предложенный К.Э. Циолковским, хотя и предполагал наличие угроз со стороны окружающей среды, но не антропогенного характера (природные земные и космические катастрофы). Он считал необходимым для выживания человечества вообще выйти в космос и там продолжать развитие, которое виделось ему там более безопасным, чем на планете. И здесь не важно, какая стоит угроза выживанию цивилизации – антропоэкологическая либо иная. Важно выбрать приоритеты среди возможных и реальных опасностей, которые в первую очередь угрожают сохранению цивилизации,

Очевидно, что из двух главных и взаимосвязанных целей глобального перехода к социоприродному устойчивому развитию – сохранения человечества и биосферы – наиболее приоритетной является сохранение и выживание человеческого рода. Прежде всего, с этой целью и была предложена идея перехода мирового сообщества к УР. С помощью этой идеи предполагается «обмануть» природу, которая на протяжении всей биологической эволюции последовательно уничтожала все появляющиеся виды живых существ, отводя им средний срок существования на планете всего несколько миллионов лет (но не для всех, а большинства видов). А из существующих миллиарды лет, вряд ли можно обнаружить в современной биосфере какой-то вид, исключая некоторые микроорганизмы (археи и бактерии). Во всяком случае, животных, тем более таких крупных как человек, не существует среди долгожителей нашей планеты.

Но человечество в темпоральных сроках существования не желает подчиняться естественным законам эволюции биосферы и благодаря своему разуму и другим социальным качествам, отличающего его от животных, стремится продлить свое бытие на неопределенно долгие времена, о чём и свидетельствует создание концепции УР. Теоретически такая идея и концепция вовсе не противоречит естественным эволюционным процессам особенно на главной и перманентно-прогрессивной траектории эволюции во Вселенной (супермагистрали глобально-универсальной эволюции) ^{[10, 14]}.

Поэтому можно считать, что если идея выживания человечества через переход к устойчивому развитию в принципе может быть реализована, то наряду с другими видами устойчивости (экономической, социальной, экологической и др.) должна будет реализована и демографическая устойчивость, причем она должна быть приоритетной.

Приняв в качестве фундаментального приоритета выживание человечества, важно проанализировать – как это проявиться на демографическом уровне, который оказался наименее изученным наукой, особенно в глобальном ракурсе (а тем более – в космическом). Поставив вопрос о глобальном демографическом процессе в перспективе УР, мы сталкиваемся с проявлением ряда противоречий в понимании этой проблемы. С одной стороны, человечество в планетарном масштабе не должно численно изменяться таким образом, чтобы исчезнуть с лица Земли, как это уже случилось с подавляющим большинством биологических видов. Это означает, что человеческий род, будучи уникальным не только в качестве биологического вида, но и как новая – социальная ступень эволюции материи, должен воспроизводить свою численность на необходимом уровне, ниже которого уже не сможет сохраниться (а ведь это едва не случилось, например, когда на Земле произошло извержение супервулкана Тоба более 70 тыс. лет тому назад). Тем самым, для реализации устойчивого развития необходимо не переходить некоторый, пока не установленный, нижний предел воспроизводства народонаселения планеты.

С другой стороны, с позиций устойчивого развития существует и верхний предел (тоже пока точно не определенный) упомянутой численности народонаселения планеты. Считать, что, чем больше будет населения на Земле, тем полнее будут реализовываться цели УР, тоже нельзя. Ведь биосфера, как и вся планета, имеет пространственные, экологические, ресурсные и другие ограничения и эволюционный коридор своей естественной устойчивости, т.е. несущую емкость биосферы. Эта устойчивость как естественная безопасность может нарушаться, и может произойти глобальная катастрофа. Тем самым беспредельное увеличение численности народонаселения (о котором мечтал, например, русский космист Н.Ф. Федоров) уже может разрушить наш общий дом с другими живыми существами, т.е. весьма вероятен глобальный омницид.

Как видим, эти весьма общие рассуждения в духе реализации целей глобального перехода к устойчивому развитию говорят о том, что численность населения земного шара должна находиться в определенном эволюционном коридоре с верхними и нижними пределами, в который должны вписываться все дальнейшие демографические траектории на нашей планете в процессе перехода к УР.

Поэтому необходимо будет рассмотреть, как будет идти реальный демографический процесс в мире и как он коррелируется с теми представлениями об этом процессе с позиций перехода к глобальной устойчивости. Именно от выработки адекватных представлений об этом соотношении зависит как демографическая стратегия в мире в целом, так и демографическая политика каждого государства-члена ООН, взявшего курс на переход к устойчивому будущему.

Демографическая устойчивость в глобальном ракурсе – это, на мой взгляд, самый главный вид устойчивости, который должен реализоваться при эволюционном переходе к устойчивому будущему. К сожалению, это ещё в достаточной степени не осознано широкими кругами учёных, не говоря уже о самом народонаселении планеты, ради которого и предложена идея УР. Ведь глобальная демографическая устойчивость – это фактически то, что лежит в основе идеи перехода к новой цивилизационной стратегии. Все остальные упомянутые и другие виды глобальной устойчивости явно или неявно направлены на реализацию главного вида «человеческой устойчивости» – устойчивости социально-демографических процессов как основного индикатора выживания цивилизации ^[15].

Выдвижение этого «индикатора» устойчивости будущего развития, хотя и кажется очевидным с позиций здравого смысла, может не устроить некоторых «глубинных» экологов, для которых выживание человечества представляется столь же равноправным, как и выживание любого другого вида живых существ. И здесь опять-таки уместно заметить, что выживание такого уникального вида как человеческий род не может быть лимитировано лишь естественными биологическими законами. Если все иные живые существа в своем популяционно-видовом бытии (не говоря уже об индивидуальном) смертны, то человек в социально-биологическом видовом аспекте через свою рациональность и социальность претендует уже на видовое бессмертие, о чем в начале прошлого века мечтал К.Э. Циолковский. Потому вряд ли идею демографической устойчивости следует рассматривать как очередную «антропошовинистическую» идею.

Человеческий род претендует на социально-биологическое бессмертие (как непрерывное существование и поступательное развитие) не просто как вид живых существ, а как социальное информационно-интеллектуальное образование (ступень эволюции материи), призванное продолжить универсальную эволюцию на ее супермагистрали ^{[10, 14]}. А это в принципе невозможно без обретения соответствующей демографической безопасности и устойчивости социальной ступени эволюции (пока «в лице» человечества, но не исключено, что и других – внеземных цивилизаций).

В упомянутом докладе Группы высокого уровня отмечается, что «нынешняя модель глобального развития нерациональна». В результате её рационализации, т.е. перехода к УР в пока отдалённом будущем – на заключительном этапе среди ряда других характеристик социоприродной системы появится свойство (качество) глобальной устойчивости. Глобальная устойчивость – это характеристика цивилизационного процесса, когда устойчивое развитие становится общепланетарным, а другие глобальные процессы в том или ином ракурсе также рационализируются и становятся безопасными для дальнейшей эволюции человечества.

Вот почему новая модель (стратегия) цивилизационного развития оказывается более гуманной в своей стратегической и политической ориентации и перспективе. Удовлетворение потребностей будущих поколений выражает не всеми осознанную в данный момент времени, но будущую – своего рода опережающую гуманную потребность всего человеческого рода к своему выживанию и темпоральному продолжению существования. А через выживание и УР социальной ступени произойдёт и дальнейшее движение по супермагистрали глобальной эволюции.

Глобальное расширение человеческой деятельности, с одной стороны, существенно раздвигает пространство-время социальных и социоприродных взаимодействий до общепланетарного объема биосферы. Но, с другой стороны, это расширение наталкивается на планетарные (биосферные) ограничения, которые ставят объективный предел дальнейшему расширению социальных и социоприродных процессов и предполагает их «сжатие» и обретение целостности в границах биосферы (если не считать возможность дальнейшей космической экспансии, что пока сопряжено с огромными трудностями).

Между тем формирующийся глобальный мир обретает свою целостность не только под влиянием деятельности человека, но и природных – глобальных ограничений и особенностей. Глобальный мир оказывается всё более целостным, но ограниченным земным миром социоприродных взаимодействий, воздействующих и даже определяющих все другие процессы на нашей планете. Наиболее зримые ограничения – не только ограничения пространственно-территориальные, ставящие предел дальнейшему экстенсивному развитию, но и исчерпаемость природных ресурсов, глобальная экологическая угроза и т.д. Это и ограничения темпорального характера, связанные с пространственными пределами, очень часто ставящие временной финал развитию тех или иных процессов на Земле, в том числе и существованию человечества.

«Рыночное расширение» и другие параметры экономического роста завершают свою экспансию в сужающемся и в принципе ограниченном мире планеты. Глобальный характер предстоящего развития с его обозначившимися пределами и границами заставляет видеть наше общее будущее уже не таким спокойным и линейным, каким представлялось раньше это развитие, когда все параметры количественно росли – население, производство, спрос и т.д. и т.п. Именно на «идеологии непрерывного роста» и базируется рыночная экономика, но если рост замедлится и тем более прекратится в силу объективно существующих глобальных обстоятельств и пределов, то человечество ожидает кризис, из которого можно будет выйти, лишь создав принципиально новую глобальную устойчивую экономику и иные «устойчивые» сферы деятельности. Придется переходить на всё большее использование информационно-интеллектуальных ресурсов, а значит, создавать ту сферу обитания, которую В.И. Вернадский именовал ноосферой.

Однако осознанная эта опережающая потребность в выживании и продолжении человеческого рода всё больше будет влиять на потребности ныне живущих поколений, более рационально трансформируя их в направлении оптимальной реализации в устойчивом будущем. Это должно сказаться на всех процессах в обществе, на всех уровнях и масштабах развития, связывая их в единую целеустремленную систему. И что важно, – это должно сказаться на переходе процесса глобализации на траекторию УР.

Однако здесь мы сталкиваемся с противоречием между комплексом направлений глобализации, именуемых глобализационными процессами, насчитывающих уже несколько десятков, и упомянутой триадой УР. Разрешение этого противоречия мыслимо лишь на пути отхода от триады УР в пользу более широкого видения измерений УР (n-измерений), прежде всего тех, которые будут способствовать переходу всех глобализационных процессов на магистраль УР.

Глобальный ракурс развития вызывает обеспокоенность не только в плане глобализации, но и в контексте других глобальных процессов, поскольку это требует координации и интеграции усилий всего мирового сообщества. Поэтому важно не просто направить глобализацию по пути УР, на что уже нацеливают документы ООН, а все глобальное развитие должно, по крайней мере, в своей «антропогенной» части, реализовывать цели и принципы УР, которые будут уточняться с каждым новым этапом развития. Человечество в своем глобальном развитии вынуждено будет «вписываться» в окружающую природную среду и следовать естественным законам мироздания, прежде всего проявляющихся в биосфере.

Переход к устойчивому развитию настоятельно требует формирования глобального управления, ибо без него такой переход в принципе невозможен. Это предполагает разработку комплекса целей по обеспечению глобальной устойчивости, мониторинга перспектив глобального процесса устойчивого развития, повышение слаженности действий на всех уровнях перехода к УР и даже ставится вопрос о создании глобального совета по устойчивому развитию.

Глубинная причина усиления интереса к проблеме глобального управления заключается в необходимости изменения течения глобальных проблем и процессов (особенно, – глобализации), в которых нарастают негативные тенденции и последствия, вызывая обострение глобальных проблем. Деградационно-регрессивные последствия стихийного развертывания глобальных процессов и проблем требует их изменения с целью поворота вектора глобального развития на траекторию устойчивости. Поэтому переход к УР в силу целостности и сильной взаимосвязи компонентов биосферы (как фундамента жизни и регулятора окружающей среды) и формирования единства цивилизации через глобализацию должен оказаться процессом глобального управления, в тех или иных аспектах ограничивающих негативно-стихийное продолжение рыночно-экономоцентрической модели НУР.

Говоря о глобальном управлении, уместно обратить внимание на то, что в своем целостном виде этот феномен может появиться лишь в будущем, когда глобализация вступит в свою следующую, может быть, и не «завершающую» стадию, под которой мы имеем в виду управляемый переход в планетарном масштабе к устойчивому развитию УР. Причем процессы глобализации при переходе к УР и становления глобального управления весьма тесно взаимосвязаны, прогресс в одном направлении будет стимулировать продвижение в другом.

Существует очевидное противоречие между явно излишними потребностями определенной – относительно небольшой части нынешних поколений и возможностями удовлетворения даже витальных потребностей поколениями будущими (и настоящими). Рост потребностей нынешних поколений, в особенности потребностей неразумных и патологических (криминальная и богатая часть населения), ведет к существенному уменьшению возможностей и способов удовлетворения потребностей в природных ресурсах и экологических условиях не только нынешних, но и грядущих поколений людей вплоть до исчезновения человечества в результате глобальных антропоэкологических катастроф.

Глобальные кризисы уже случались в эволюции человечества, например, когда разразился кризис верхнего палеолита, который угрожал только первобытному человечеству и сравнительно небольшой части биоты – в основном мегафауне. Между тем нынешний – уже в полном смысле глобальный кризис угрожает и цивилизации в целом и биоте – тоже в целом (особенно высшим её представителям). Стратегия УР представляется в качестве выхода из пока углубляющегося глобально-экологического кризиса и возможного омницида. Такой кризис антропогенного происхождения усиливается в результате обострения других глобальных проблем и роста негативов глобальных процессов, обретая все больший масштаб и угрожая существованию человечества и всей жизни на Земле. И в этом смысле УР выступает как бескризисное, антиэнтропийное, наиболее безопасное социоприродное развитие, создающее основу для формирования будущей сферы разума.

Поэтому переход к УР в силу целостности и сильной взаимосвязи компонентов биосферы (как фундамента жизни и регулятора окружающей среды) и формирования единства цивилизации через глобализацию должен оказаться процессом глобального управления, в тех или иных аспектах ограничивающих негативно-стихийное продолжение рыночно-экономоцентрической модели НУР. И хотя только к ограничениям, разумеется, нельзя свести переход к УР, однако, они приобретают сейчас приоритетное значение и в зависимости от степени осознания этих биосферных и иных пределов и границ можно будет в будущем судить об эффективности перехода к УР на глобальном, региональном, национальном и локальном уровнях.

Если модель неустойчивого развития (НУР) акцентировала внимание на отдельном «экономизированном» индивиде, то модель УР уже выступает как глобальная стратегия выживания всего человечества. Стало очевидным, что не только права и свободы, но и жизнь отдельного человека не может быть обеспечена, если будет деградировать и разрушаться вся сфера обитания homo sapiens (которую вряд ли сейчас можно именовать сферой разума), не только его социальное, но и природное окружение. Вот почему новая модель (стратегия) цивилизационного развития оказывается более гуманной, социально, экономически и экологически справедливой в своей стратегической и политической ориентации и перспективе.

Поскольку в модели неустойчивого развития (HУР) невозможно удовлетворить даже жизненно важные потребности в одинаковой степени как нынешних, так и будущих поколений людей, то эта модель развития предполагает достаточно быстрый драматический финал расточительного рыночно-экономоцентрического развития цивилизации. Этот возможный конец истории «рыночного человечества» (если можно так называть финал экономоцентрической модели эволюции цивилизации) связан с антропоэкологической катастрофой, прежде всего, с ухудшением окружающей природной среды и истощением природных ресурсов.

«Рыночное расширение» и другие параметры экономического роста завершают свою экспансию в сужающемся и в принципе ограниченном мире планеты. Но если расширение рынков по каким-то причинам ограничено, то, с какого-то момента, дальнейшее углубление разделения труда становится невозможным, а значит, экономика сталкивается с серьезным глобальным кризисом, который М.Л. Хазин назвал кризисом падения эффективности капитала. Этот ученый делает вывод: «поскольку процесс расширения рынков ограничен размерами Земли, то научно-технический прогресс в своей нынешней модели принципиально ограничен во времени, он неминуемо должен, рано или поздно, закончиться» ^{[16, 17]}.

Глобальный характер предстоящего развития с его обозначившимися пределами и границами заставляет видеть наше общее будущее уже не таким спокойным и линейным, каким представлялось раньше это развитие, когда все параметры количественно росли – население, производство, спрос и т.д. и т.п. Именно на «идеологии непрерывного роста» и базируется рыночная экономика, но если рост замедлится и тем более прекратится в силу объективно существующих глобальных обстоятельств и пределов, то человечество ожидает кризис, из которого можно будет выйти, лишь создав принципиально новую глобальную экономику.

Будущие поколения уже будут жить в нелинейном глобально-ограниченном мире и им придется соединять не только экономику и экологию, о чем не часто говорят экономисты, но и создавать иную – не просто и не только «зеленую» экономику, а альтернативную нелинейную интенсивную хозяйственную деятельность ^{[18, 19]} и пока не ясно, какое место в нем займет рыночная стихия. И как будут удовлетворять свои потребности наши потомки, когда многие из ресурсов будут не только ограничены, но просто исчезнут, во всяком случае – ряд невосполнимых материально-природных ресурсов, которые хищнически используются сегодня. Невольно придется переходить на информационно-интеллектуальные ресурсы, а значит, создавать ту сферу обитания, которую В.И. Вернадский считал ноосферой.

Потребности выживания будущих поколений большинство ныне живущих на планете «здесь и сейчас» не только не осознает, но и игнорирует, если видеть развитие человечества в координатах упомянутой рыночно-экономоцентрической стихии. Понимание опережающей потребности к темпоральному продолжению человеческого рода появляется, когда от сиюминутного наша мысль устремляется в глобально-космические масштабы пространства и времени. Эта потребность находится за пределами сиюминутного «рыночного горизонта» мышления, она устремлена в весьма отдаленное гуманистическое устойчивое будущее, имеет принципиально виртуально-стратегический характер.

Однако осознанная эта опережающая потребность в выживании и продолжении человеческого рода всё больше будет влиять на потребности ныне живущих поколений, более рационально трансформируя их в направлении оптимальной реализации в устойчивом будущем. Это должно сказаться на всех процессах в обществе, на всех уровнях и масштабах развития, связывая их в единую целеустремленную систему. Особую обеспокоенность вызывает глобальное измерение развития (о чём уже шла речь выше), поскольку оно требует координации и интеграции усилий мирового сообщества. Поэтому важно не просто направить глобализацию по пути УР, на что уже нацеливают документы ООН, а все глобальное развитие должно, по крайней мере, в своей «антропогенной» части, реализовывать цели и принципы УР, которые будут уточняться с каждым новым этапом развития.

Подобная весьма пессимистическая перспектива как раз и потребовала изменения современной модели развития цивилизации (как модели НУР) с целью реализации постепенно осознаваемой опережающей потребности в темпоральном продолжении (желательно на неопределённо долгие времена) существования человеческого рода. Поскольку эта потребность уже в какой-то степени начинает осознаваться, то она становится общечеловеческим интересом, причем долговременного стратегического характера, который все больше должен учитываться по мере перехода к устойчивому будущему. Возникшее противоречие между современными и будущими потребностями человечества может решаться только одним единственным способом – сохранением возможностей удовлетворения потребностей будущими поколениями за счет разумного ограничения (естественно, без затрагивания витальных потребностей) удовлетворения потребностей нынешних поколений (но отнюдь не бедной части человечества, у которой уже нечего отнимать). Ведь в условиях ограниченности планетарных ресурсов и условий современные поколения (не все, конечно), по сути, живут взаймы за счет поколений будущих, фактически бездумно растрачивая и природные ресурсы, и создавая для них все более ухудшающиеся условия существования в биосфере, что явно антигуманно, если иметь в виду стратегическую перспективу существования человечества на нашей планете.

Процесс все большего удовлетворения осознаваемых опережающих потребностей, выходящих за пределы краткосрочного «рыночного горизонта» уместно назвать процессом футуризации потребностей (и интересов). И переход к УР предполагает долговременную целостную систему мероприятий, которые реализуют процесс футуризации и, тем самым, рационализацию и «стратегическую гуманизацию» потребностей. А это предполагает постепенный отказ от современного общества потребления и переход на более рациональное удовлетворение потребностей, превращая их в «коэволюционно-разумные» потребности, что и предполагает переход к УР.

В этом случае будет происходить темпоральная оптимизация потребностей нынешних и будущих поколений, проявляющаяся в футуризации и рационализации потребностей человечества, которое необходимо рассматривать не просто как единое целое в пространственном смысле, но и как единое целое и непрерывно существующее в темпоральном измерении. Ведь вряд ли целью, скажем, процесса глобализации является достижение только пространственной либо иной целостности в модели НУР, которую рано или поздно разрушит возможная антропоэкологическая катастрофа. Ясно, что человеческая история не должна ограничиться только прошлым и настоящим, она должна быть продлена в непрерывно длящееся будущее.

Становится понятным, что принципы УР, изложенные в таком важном документе ЮНСЕД как Рио-де-Жанейрская декларация по окружающей среде и развитию или итоговый документ Рио+20 ^[20], должны обрести не только свое темпоральное продолжение, но и не замыкаться исключительно в социальном мире, а распространиться в определенной степени на природу (прежде всего, на биоту). Биота выступает не только одним из фундаментов существования человечества, но также «претендует» на удовлетворение своих потребностей и должна сохраниться, продолжая эволюционировать без мощного негативно-разрушительного воздействия цивилизации. Т.е. речь идет о сохранении биосферы и, прежде всего, ее биоразнообразия, естественных биологических сообществ, которые играют фундаментальную роль в стабилизации и регуляции природной среды ^[21].

Одна – традиционная модель развития, по которой мы движемся по инерции (уже не в направлении всеобщего прогресса), грозит планетарным омницидом. Вторая модель существует пока лишь на концептуально-теоретическом уровне и представляет собой в основном политические декларации и благие экологические пожелания («мягкое право» ООН) на глобальном, региональном, национальном и местном уровнях. Эта виртуальная, но пока не претворенная в жизнь, реальность создает массу трудностей и проблем для нынешнего, казалось бы, обреченного на исчезновение неустойчивого развития.

Стратегические цели изменения курса развития вступают в противоречие с политикой, тактикой и конкретным поведением ныне действующих властей и народов планеты, которые думают о глобальном и продолжающемся будущем в лице лишь узкого круга своих интеллектуальных представителей. Глобальное устойчивое будущее не появится без борьбы с неустойчивым настоящим и даже прошлым. В этом – противоречие и драматизм XXI века, который в зависимости от разрешения этого противоречия станет либо веком перехода к устойчивому будущему человечества, либо концом его истории в прямом смысле этого слова.

Ведь глобальные проблемы, другие глобальные феномены, тесно связанные с космическими процессами, возникли именно благодаря пространственной шарообразности и ограниченности земного шара и его биосферы, в которой развертывается антропогенная деятельность. Глобализация и ряд других социоприродных глобальных процессов уже были «закодированы» и «запрограммированы» естественно-природными особенностями земного шара. Человечество в своем глобальном развитии вынуждено «вписываться» в окружающую природную среду и следовать естественным законам мироздания, прежде всего проявляющихся в биосфере. В этом и особенность перехода человечества к УР, которое должно восстановить утраченный в ходе развития производственно-некоэволюционной деятельности адаптивный характер дальнейшей социоприродной эволюции.

Переход к устойчивому развитию настоятельно требует формирования глобального управления, ибо без него такой переход в принципе невозможен. Глубинная причина усиления интереса к проблеме формирования глобального управления заключается в необходимости изменения течения глобальных проблем и процессов (особенно, – глобализации), в которых нарастают негативные тенденции и последствия, вызывая обострение глобальных проблем. В глобальных проблемах концентрируются, в основном, негативные последствия предшествующего мирового развития и обостряются противоречия, которые угрожают общемировыми катастрофическими последствиями. Человечеству необходимо принять скоординированные действия по выходу из того или иного глобального кризиса, порожденного глобальными проблемами и процессами негативного характера. Деградационные последствия стихийного развертывания глобальных процессов и обострения глобальных проблем требует их изменения с целью поворота вектора глобального развития на траекторию прогрессивного развития (или, как выяснилось около двух десятилетий тому назад, на траекторию устойчивого развития как нового типа развития, сохраняющего цивилизацию и биосферу).

Эволюционное видение глобальных процессов – это естественный шаг в их познании, и такой подход помогает в более эффективном их использовании в становлении глобальной деятельности и особенно глобального управления. Для наиболее общего представления и решения такого рода проблем потребовалось в глобалистику ввести эволюционный подход и тем самым произошло появление эволюционной глобалистики ^[22] и этот эволюционный подход к изучению глобальных процессов получил дальнейшее развитие ^{[10, 23-25]}.

Поскольку стихийная эволюция глобальных процессов ведет к усилению негативных последствий и даже угрожает катастрофами, то появилась идея ряд из них, зависящих от антропогенной деятельности, трансформировать в желаемом позитивном направлении. А это требует формирования принципиально нового типа управления – глобального управления социальной и социоприродной деятельностью. Важно сформировать такую теорию глобальных процессов, в которой можно было бы не просто описывать объективно-стихийно происходящее в мире в глобальном измерении, но и ориентировать эти процессы в нужном для человечества прогрессивно-поступательном направлении.

Глобальное управление будет реализоваться различными способами и в различных направлениях, например, с помощью экономических, политических, экологических и других социальных и технологических способов и действий и т.д. Говоря о глобальном управлении, уместно обратить внимание на то, что в своем целостном виде этот феномен может появиться лишь в будущем, когда глобализация будет вступать в свою следующую, может быть, и не «завершающую» стадию, под которой мы имеем в виду управляемый переход в планетарном масштабе к устойчивому развитию УР. Причем процессы глобализации при переходе к УР и становления глобального управления весьма тесно взаимосвязанны, прогресс в одном направлении будет стимулировать продвижение в другом.

Глобальное управление необходимо и для оптимального развертывания геополитических процессов, которые также существенно глобализируются, происходит эрозия Вестфальской системы и акторами мировой политики, кроме государств, все активнее выступают международные и всемирные организации, глобальные города, транснациональные корпорации, локальные цивилизации, которым от государств в той или иной степени постепенно передается ряд властных полномочий, в том числе и в геополитическом ракурсе. Властные полномочия при таком глобальном управлении «переносятся» с конкретной территории на специально создаваемую глобальную структуру (например, всемирную организацию, ТНК) и определенный глобальный процесс.

Наряду с экологической трактовкой УР, в последнее время появилась так называемая «безопасностная» интерпретация этого типа развития ^[26-34]. В принципе речь идет о том, что, как показали упомянутые выше исследования, УР оказывается наиболее безопасным типом социального и социоприродного развития, в результате которого в отдаленной перспективе возможно всё большее приближение к коэволюции общества и природы. Причем это касается как экологической, так и многих других известных нам видов и форм безопасности, в том числе национальной и глобальной безопасности.

Безопасность в широком смысле здесь понимается как устойчивый способ бытия того или иного объекта, сохранение его природы в условиях внутренних и внешних негативных воздействий и изменений. Причём безопасность мирового сообщества и национальная безопасность России в перспективе может быть обеспечена не столько средствами защиты, сколько эффективной реализацией стратегии устойчивого развития, ведущей к выживанию цивилизации и сохранению биосферы, о чём идет речь в Стратегии национальной безопасности РФ до 2020 года.

Если рассматривать не только экологически безопасное, но и другие формы и виды безопасного развития, то можно выявить определенные границы (пределы) и нормы безопасного в том или ином отношении развития. Это касается экономически безопасного развития, социального, информационного, политического, технико-технологического и всех других форм и видов развития и соответствующих им форм обеспечения безопасности. Развитие любой системы в целом оказывается устойчивым, если оно происходит в рамках соответствующего «нормативного коридора безопасности», т.е. той или иной «несущей емкости» антропогенной деятельности.

В этом смысле экологическая безопасность не отличается от других видов безопасности, но важно то, что понятие УР впервые было сформулировано лишь в связи с экологией в перспективе её возможной эволюции. И до осознания взаимосвязи понятий «развитие и окружающая среда» изучались другие виды безопасности наряду с экологической, но концепция УР была создана только на пути экологического осмысления связи развития и безопасности. Лишь позже стало понятным, что наряду с экологической безопасностью, важно включить и другие характеристики реального процесса развития, т.е. экономическое его измерение, политическое, правовое, демографическое, информационное и т.д. При концептуально теоретическом осознании проблем УР важно перейти к новой, более системной концепции этого типа развития в его широком «безопасностном» понимании, которое оказывается более целостным, чем принятая вначале экологическая трактовка.

В принципе концепция УР могла бы появиться и не в «экологоцентрической» форме, если бы было осознано, что в принципе необходимо менять курс развития всего мирового сообщества в силу иных обстоятельств. Имеется в виду, что могла бы появиться не экологическая, а какая-то другая глобальная проблема, которая угрожала существованию человечества в такой же либо большей степени. И хотя исторически концепция УР появилась благодаря осмыслению проблемы окружающей среды в силу осознания приоритетности и глобальности экологической угрозы, все же нельзя новый тип развития связывать только с реализацией стратегических экологических императивов. УР – это все-таки безопасно-инновационный тип развития во всех отношениях, который реализуется в достаточно узком эволюционном коридоре (в рамках несущей емкости экосистем). Поэтому на определенном уровне «нормативного» осознания сути этого типа развития важно констатировать, что оно характеризуется глобальностью, системностью, непрерывностью, безопасностью и принятием опережающих решений.

Развитие цивилизации станет существенно более безопасным во всех отношениях, если оно будет осуществляться в форме УР в его широком варианте, которое реализует обеспечение безопасности на необходимом и достаточном уровне для дальнейшего сохранения человечества. Это обеспечение ориентируется не только на защиту, но и на такие формы обеспечения безопасности, которые связаны с опережающими действиями, с формированием развития в наиболее безопасной форме. Безопасность в случае УР обеспечивается через нерегрессивные типы развития, что не требует защиты от ряда негативных воздействий и процессов, которые в этой форме развития существенно снижены либо элиминированы.

Если в модели неустойчивого развития основное внимание уделяется «защитно-силовым» средствам, то в новой цивилизационной модели обеспечение безопасности должно достигаться в основном через прогрессивное либо нейтральное развитие, консенсус, коэволюцию, опережающие решения и действия. При этом в новой модели также уменьшается (либо даже устраняется) раздвоение социальной деятельности на ту, которая собственно занимается поступательным развитием (созиданием, творчеством и т. д.) и обеспечением безопасности этой основной деятельности. В модели устойчивого развития противоречие между обеспечением безопасности и развитием разрешается в пользу нерегрессивного (прогрессивного либо нейтрально-одноплоскостного) развития, которое постепенно становится безопасным во всех отношениях коэволюционно-устойчивым развитием.

Таким образом, получается, что переход к устойчивому развитию опять-таки направлен на обеспечение сохранения всех объектов, которые переходят на этот новый тип развития. Такой новый концептуально-методологический подход должен реализоваться как на государственно-национальном, так и на глобально-международном уровне при переходе мирового сообщества к устойчивому развитию и фиксироваться в соответствующей нормативно-правовой базе.

Рассмотрение УР в аспекте проблемы безопасности означает не только новое видение механизмов и перспектив ее обеспечения, но фактически переход к более широкому и адекватному пониманию УР, в этом случае представляющего собой нерегрессивный тип глобальной эволюции, элиминирующий либо снижающий до приемлемого уровня любые негативные воздействия на объект с целью его сохранения. Короче говоря, УР в этом более широком смысле, как отмечалось, представляет собой наиболее безопасное развитие, в которое как частный (но первый и самый главный вариант) входит ставшее достаточно распространенным его «экологическое» понимание (обеспечение экологической безопасности и экоразвития в глобальном масштабе) ^{[35, 36]}.

Характерным примером «эволюционного расширения» понятия безопасности в контексте УР являются российская трактовка этого типа развития. Так, упомянутой Стратегии национальной безопасности в России в ближайшее десятилетие выделяются с позиций обеспечения национальной безопасности следующие приоритеты устойчивого развития:

– повышение качества жизни российских граждан путем гарантирования личной безопасности, а также высоких стандартов жизнеобеспечения;

– экономический рост, который достигается, прежде всего, путем развития национальной инновационной системы и инвестиций в человеческий капитал;

– наука, технологии, образование, здравоохранение и культура, которые развиваются путем укрепления роли государства и совершенствования государственно-частного партнерства;

– экология живых систем и рациональное природопользование, поддержание которых достигается за счет сбалансированного потребления, развития прогрессивных технологий и целесообразного воспроизводства природно-ресурсного потенциала страны;

– стратегическая стабильность и равноправное стратегическое партнерство, которые укрепляются на основе активного участия России в развитии многополярной модели мироустройства ^[37].

Как видим, предлагаемые приоритеты УР в его широком понимании существенно отличаются от распространенного экологического видения УР и выдвигают более широкую гамму направлений социальной активности. В том, что экологические приоритеты могут на определённом этапе заменены другими свидетельствует и современная геополитическая ситуация, связанная с событиями на Украине.

Эти приоритеты УР, в которых экология занимает отнюдь не центральное место, не во всем совпадают с приоритетами национальной безопасности, о которых идет речь в упомянутой Стратегии и которые появились в последнее время. Но так и должно быть, поскольку обеспечение безопасности преследует цель сохранения того или иного объекта (прежде всего личности, общества и государства), а устойчивое развитие – его дальнейшее, но уже безопасное прогрессивно-поступательное развитие. Объединение в единую систему обеспечения различных видов безопасности и нерегрессивных форм развития превращает реальное многовекторное развитие в безопасную поступательную эволюцию, а безопасность, в свою очередь, обеспечивается через устойчивое развитие в его наиболее широком понимании. Кстати, уместно отметить, что приоритеты УР будут меняться в зависимости от многих обстоятельств и факторов.

Стратегия национальной безопасности России представляет собой не только важнейший официальный документ по проблеме национальной безопасности страны, но одновременно принципиально новое понимание российской концепции перехода к УР. Новое видение этого социоприродного типа развития с позиции обеспечения безопасности как РФ, так и всего мирового сообщества представляет важный мировоззренческий и концептуально-методологический поворот в области проблем безопасности и одновременно в сфере УР, их объединения в важное и единое научно-поисковое и практическо-деятельностное направление.

В этой связи отметим, что эта проблема почему-то даже не упоминается и не обсуждается в «Докладе о реализации принципов устойчивого развития в Российской Федерации. Российский взгляд на новую парадигму устойчивого развития. Подготовка к «Рио+20» (М., 2012), в котором подводятся итоги и приводится информация о реализации принципов устойчивого развития в России за последние 20 лет в нашей стране. Ведь главные цели перехода к УР мирового сообщества заключаются, прежде всего, в обеспечении безопасности (во всех аспектах, а не только экологической) общества и сохранения биосферы, формирования их коэволюционных отношений.

При переходе к устойчивому развитию безопасность перестает быть только одним из условий развития как это имеет место в модели НУР, и становится его необходимой составной частью. Впрочем, и наоборот: развитие, в данном случае нерегрессивное, оказывается неотъемлемым компонентом обеспечения безопасности, что и получает свое выражение в форме словосочетания «безопасность через устойчивое развитие» ^{[26, 28]}, выступающего в качестве основной концептуальной идеи национальной безопасности России, причем не только до 2020 года, но и на всю обозримую перспективу, и не только упомянутого государства, сделавшего важный шаг на пути в безопасно-устойчивое будущее.

Нынешнее медленное и достаточно противоречивое движение России к УР, безусловно, имеет свою специфику и отличается от подходов других стран в ходе реализации целей и принципов УР. Однако все страны находятся в разном социально-экономическом и экологическом положении. Поэтому к общемировому переходу к УР добавляется та или иная особенность такого перехода конкретного государства. Так, в России в стратегической перспективе речь идет о совмещении общецивилизационного перехода к УР и модернизационно-инновационного развития, отражающего специфику современного этапа развития страны (включая демократические преобразования и дальнейший переход к рыночным отношениям, что продемонстрировало, например, вступление России в ВТО).

Сейчас пока создана первоначальная упрощенная и односторонняя концепция УР, которая не является достаточно адекватной, поскольку выделяет в качестве приоритетного в основном экологический аспект и его связь с экономикой и социальной сферой. Уже требуется существенно более комплексный и целостный подход к формированию концепции и стратегии устойчивого развития, обеспечивающий учет не только экологических и социальных издержек экономического роста, на чем сейчас в основном акцентируют внимание. Важны и многие другие составляющие этого глобального типа развития и новое более целостное его видение.

Новая модель развития цивилизации оказалась, с одной стороны, более перспективной, поскольку именно с ее помощью цивилизация сможет выжить и сохранится. Но, с другой стороны, созданная пока на концептуально-теоретическом уровне, эта модель оказывается менее системной и не учитывает еще многие составляющие в плане развития и безопасности, которые характеризуют современную модель развития, именуемую моделью неустойчивого развития (НУР). Именно эти составляющие «тянут назад» движение в правильном, но недостаточно системном, весьма урезанном направлении. Устойчивому будущему противостоят угрозы со стороны пока не включенных областей деятельности (они-то продолжают развиваться в рамках модели НУР) и они существенно тормозят прогресс на пути к УР экологической ориентации.

В принципе важно создать теоретико-методологическую концепцию принципиально нового типа развития человечества, где движение к глобальной устойчивости выступает как общепланетарная стратегия дальнейшего безопасного существования и развития цивилизации. Переход к устойчивому развитию будет содействовать разрешению основного социоприродного противоречия между растущими потребностями мирового сообщества и невозможностью биосферы обеспечить эти потребности. Устойчивое развитие будет становится всё более глобальным и самым безопасным типом социально-экономического развития и в широком смысле представляет собой нерегрессивный тип эволюции, который элиминирует либо снижает до приемлемого уровня опасности для человечества и биосферы с целью их взаимного сохранения.

Важно акцентировать внимание на необходимости расширения и развития трактовки этого будущего глобального типа развития, все большего распространения его на основные сферы человеческой деятельности, включая решение всех глобальных проблем и обеспечения национальной, международной и в перспективе – глобальной безопасности. Необходимо также существенно расширить предметное поле исследования проблемы глобальной устойчивости, сделать концепцию устойчивого развития более целостной и тем самым адекватной, способной к более эффективной реализации с помощью формирующихся глобальных технологий социально-экономической и гуманитарно-ноосферной направленности.

Ведь если этого не произойдет, то переход к УР будет идти весьма односторонне и довольно медленно и опять придется констатировать, что надежды не только экологов, но и других сторонников такого перехода к глобальной устойчивости опять окажутся не реализованными. Поэтому становится понятным, что будущая теория УР должна оказаться гораздо более широкой и системно-целостной, чем это представляет большинство ученых, которые занимаются «устойчивой» проблематикой.