К вопросу о развитии института ответственности за измену Родине в советском законодательстве предвоенного и военного периода

Гоцуленко Алексей Викторович кандидат юридических наук военнослужащий, войсковая часть 69617 620000, Россия, Свердловская область, г. Екатеринбург, ул. Индустрии, 53, оф. 47 Gotsulenko Aleksei Viktorovich PhD in Law post-graduate student of the Department of History of State and Law at Ural State Law University 620000, Russia, Sverdlovskaya oblast', g. Ekaterinburg, ul. Industrii, 53, of. 47 gotsul@inbox.ru Другие публикации этого автора

Фомин Алексей Анатольевич соискатель, кафедра истории государства и права, Уральский госудрственный юридический университиет 620000, Россия, Свердловская область, г. Екатеринбург, ул. Академика Шварца, 10/3, оф. 202 Fomin Aleksei Anatol'evich post-graduate student of the Department of History of State and Law at Ural State Law University 620000, Russia, Sverdlovsk Region, Yekaterinburg, Academician Schwartz str. 10/3, of. 202  fomin.alex81@mail.ru

Защита политической и экономической системы общества, противодействие вмешательству во внутренние дела государства со стороны других государств или каких-либо организаций является приоритетной задачей любого суверенного государства, возведенной его уголовным законодательством в основу обеспечения внешней и внутренней безопасности. Преступления, посягающие на основы государственного устройства, на государственную независимость или территориальную неприкосновенность государства, всегда рассматривались как особо опасные. Законодательство, регламентирующее ответственность за совершение преступлений против государства в России, имеет многовековую историю; институт уголовной ответственности за государственные преступления занимает особое положение в правовых кодификациях, подчас нося не только правовой, но и политико-идеологический характер.

Нагнетавшаяся в 1930-е годы всеобщая подозрительность и доведенная до гипертрофированных масштабов бдительность «простого советского на­селения» подогревалась различными публикациями в средствах массовой информации, в том числе по вопросу борьбы с шпионами и сохранения секретов советского госу­дарства. Яркой иллюстрацией сказанного может служить статья в «Правде» от 29 и 30 июля 1937 года Н. Рубина и Я. Сереброва «О подрывной деятель­ности фашистских разведок в СССР и задачах борьбы с нею», впоследствии вошедшая в сборник Партиздата ЦК ВКП(б). В статье авторы утверждали, что одним из важных условий борьбы с агентами иностранных разведок является сохранение государственной и военной тайны, на выведывание которых направлены основные усилия врага. Знание этих секретов облегчит возможность нападения на СССР, подорвет оборонную мощь социалистистической Родины: "Нет больших или малых государственных тайн. Каждый государственный секрет, как бы мелочен он ни казался, является ценным для врага... само понятие государственной и военной тайны гораздо шире, чем это думают некоторые. Не только секретные мвед сведения о расположении воинской части или ее количественной составе являются военной тайной. Оборонная мощь страны завсити от ее экономики, от состояния и перспектив развтития промышленности, транспорта, сельского хозяйства. Сведения об экономике страны, статистические , о материалы, информация о внутреннй жизни партии о работе советского аппарата - все это помагает врагу строить планы нападения на СССР^[1].

Руководством страны и партии неоднократно подчеркивалась связь капиталистического окружения советского государства с «внутренним врагом», который непременно окажет помощь «и морально, и материально, и путем финансовой блокады и, при случае, путем военной интервенции»^[2].

Подобная риторика привела к изданию 8 июня 1934 года ЦИК СССР постановления «О дополнении Положения о преступлениях государственных (контрреволюцтонных и особо для Соза ССР опасных преступлениями против порядка управления) статьями об измене Родине»^[3]. Содержание закона об измене Родине вошло в УК РСФСР в качестве ст. 58-1 «а» («Измена Родине»), ст. 58-1 «б» («Измена Родине, совершенная военнослужащим»), ст. 58-1 «в» («Ответственность совершеннолетних членов семьи военнослужащего») и ст. 58-1 «г» («Недонесение об измене»)^[4].

Согласно диспозиции ст. 58-1 «а» УК РСФСР объективная сторона измены Родине включала «действия, совершенные гражданами СССР в ущерб военной мощи СССР, его государственной независимости или неприкосновенности его территории, как-то: шпионаж, выдача военной или государственной тайны, переход на сторону врага, бегство или перелет за границу». Данный перечень действий являлся примерным. На это указывает использование при описании объективных признаков слова «как-то», после которого идет перечисление изменнических действий. Подтверждением этому служит и соотнесение данной нормы с положением ст. 133 Конституции СССР 1936 года, в которой в качестве актов измены Родине были указаны нарушение присяги, переход на сторону врага, шпионаж и вообще всякое нанесение ущерба военной мощи государства^[5]. При этом, характерно, что такого широкого понимания круга изменнических действий придерживались и официальные комментарии советского законодательства исследуемого периода^[6].

Таким образом, подобный подход при конструировании состава преступления об измене Родине, допускавший расширительное толкование данной охранительной нормы, наряду с возможностью применения аналогии закона, предусмотренной ст. 16 УК РСФСР, способствовал отнесению широкого круга разнообразных действий к предательству.

Период Великой Отечественной войны охарактеризовался усилением борьбы с изменниками Родине, шпионами и другими опасными государственными преступниками. При этом уголовное законодательство СССР и союзных республик формально не подверглось изменениям или дополнениям. Новые правовые инструменты борьбы с противоправной деятельностью советских граждан, изменивших Родине, нашли отражение в ряде чрезвычайных законодательных актов.

Одним из первых подобных документов военного периода, стал приказ Ставки Верховного Главного Командования Красной армии от 16 августа 1941 года № 270 «Об ответственности военнослужащих за сдачу в плен и оставление врагу оружия»^[7]. В документе приводились примеры того, как многие генералы и офицеры, оказавшись в окружении, сохраняли стойкость и дух мужества. Но вместе с тем имели место случаи, когда отдельные генералы и офицеры проявляли трусость и предпочитали дезертировать к врагу. В приказной части Ставка обязывала «всех вышестоящих командиров и комиссаров расстреливать на месте подобных дезертиров из начсостава», а их семьи подлежали «аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров». В приказе отмечалось, что «если такой начальник или часть красноармейцев вместо организации отпора врагу предпочтут сдаться ему в плен — уничтожать их средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи».

Согласно п. 1 приказа прокурора СССР «О квалификации преступлений лиц, перешедших на службу к немецко-фашистским оккупантам в районах, временно занятых врагом» от 15 мая 1942 года № 46 советские граждане, перешедшие на службу к оккупантам, а также выполнявшие указания немецкой администрации по сбору продовольствия, фуража и вещей для немецкой армии, по восстановлению промышленных и коммунальных предприятий, равно другими действиями помогавшие им; шпионы, провокаторы; доносчики, уличенные в выдаче партизан, коммунистов, комсомольцев,советских работников и их семей; участвовавшие в разведке и боевых действиях против партизанских отрядов и частей Красной Армии; принимавшие участие в работе карательных немецких органов, подлежали ответственности по ст. 58-1 «а» УК РСФСР и соответствующим статьям УК других союзных республик^{[8, С. 39–41]}.

Таким образом, деяния всех предателей подлежали квалификации как измена Родине. Следует отметить, что подобное требование о квалификации пособников немецких оккупантов было аргументировано в приказе, с одной стороны, сложившейся практикой применения в отношении данных лиц ст. 58-3 УК РСФСР, с другой, — фактами привлечения по ст. 58-1 «а» лиц, «хотя и занимавших при оккупантах административные должности, но оказывавшие помощь партизанам, подпольщикам, саботировавших требования немецких властей». В связи с чем, указанную категорию граждан, а также «рабочих и мелких служащих административных учреждений и лиц, занимавшихся своей профессией (врачей, агрономов, ветеринаров и т. д.)», если в результате тщательного расследования будет установлено отсутствие в их действиях отсутствовали признаков, предусмотренных пунктом 1 приказа. Кроме того, приказом было отмечена необходимость недопущения огульного привлечения советских граждан по подозрению в способствовании врагу. Таким образом, осуждение по обвинению в пособничестве оккупантам по одним лишь формальным признакам, исходя из факта нахождения у них на службе, было признано недопустимым. Дела об изменниках Родине, приказ предписывал направлять на рассмотрение военных трибуналов или Особого совещания.

В 1943 году в связи с начавшимся освобождением советской земли возникла необходимость в принятии специального законодательного акта для наказания тех, кто в годы оккупации творил злодеяния против советских граждан. Так, 19 апреля 1943 года был издан Указ Президиума Верховного Совета СССР «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников Родины из числа советских граждан и для их пособников» (далее — Указ от 19 апреля 1943 года).

Указом от 19 апреля 1943 года пособники оккупантов окончательно были причислены к субъектам ответственности за военные преступления: за совершение убийств и истязаний гражданского населения, согласно ст. 1, они подлежали преследованию наравне с гитлеровцами. В Указе отмечалось, что к немецко-фашистским преступникам и их пособникам прежде применялась не соответствующая их злодеяниям мера наказания, отныне немецкие, итальянские, румынские, венгерские и финские фашистские злодеи и шпионы и изменники из советских граждан будут караться смертной казнью через повешение. Статья 2 Указа целиком посвящалась пособникам из представителей местного населения, уличенным в оказании содействия фашистским злодеям в совершении расправ и насилий над гражданским населением и пленными красноармейцами, и вводила для них кару в виде ссылки на каторжные работы сроком от 15 до 20 лет^[9].

Несмотря на издание Указа от 19 апреля 1943 года, следственные и судеб­ные органы продолжали квалифицировать как измену Родине всякое содей­ствие, оказанное советскими гражданами врагу, независимо от его характера. В этой связи Пленум Верховного Суда СССР 25 ноября 1943 года счел необхо­димым дать разъяснения по этому поводу^{[8, С. 43–45.]}. Проводя в соответствии с требо­ваниями Указа от 19 апреля 1943 года различие между изменниками Родины и пособниками гитлеровцев, Пленум дал судам указания, согласно которым советские граждане, которые в период оккупации служили у немцев в органах гестапо или на ответственных административных должностях (бур­гомистры, начальники полиции, коменданты и т. д.); выдавали или преследо­вали партизан, красноармейцев, советских активистов или членов их семей; принимали непосредственное участие в убийствах, насилиях над населением, грабежах и истреблении имущества, а также военнослужащие, перешедшие на сторону врага, подлежали ответственности за измену Родине по ст. 58-1 «а» или ст. 58-1 «б» УК РСФСР, а в случаях, предусмотренных Указом от 19 апреля 1943 года, — по его первой статье. Лица, выполнявшие задания оккупан­тов по сбору фуража, продуктов и вещей, оказывавшие им иное активное со­действие при отсутствии в их действиях признаков, указанных в ст. 1 Указа, подлежали ответственности как пособники по ст. 58-3 УК, а в надлежащих случаях — по ст. 2 Указа. Таким образом, военные преступники и их пособники из числа советских граждан, в зависимости от тяжести содеянного ими, были дифференцированы на две большие группы, что предоставило правоприменителю возможность более глуьокого учета степени их вины при назначении наказания.

Таким образом, анализ развития института ответственности за измену Родине в советском законодательстве в предвоенные и военные годы позволяет выделить ряд характерных особенностей. Так, формирование соответствующих охранительных норм, а также последующее их развитие и применение протекало в условиях политико-идеологических установок, максимально обострившихся в военный период. Наряду с этим возможность объективного вменения, расширительного толкования и применения закона по аналогии способствовала формированию репрессивной практики при привлечении к ответственности за измену Родине. При этом, советское уголовное законодательство предвоенного периода, оказалось не вполне достаточным дляпротиводействия изменническим действиям советских граждан в условиях начавшейся войны. Данное обстоятельство послужило основанием дополнения общих правовых актов (в частности, УК РСФСР) актами чрезвычайными (например, Указом от 19 апреля 1943 года). При этом, по нашему мнению, подобный двойственный характер правового регулирования рассматриваемого института ответственности, расширяя перечень противоправных действий, образующих измену Родине, существенно затруднял единообразное правопонимание и правоприменение, что наряду с приведенными факторами стимулировало применение репрессивных мер.