Неоконсервативная политико-правовая идеология А. де Бенуа

Васильев Антон Александрович доктор юридических наук профессор, кафедра теории и истории государства и права, Алтайский государственный университет 656049, Россия, Алтайский Край край, г. Барнаул, ул. Красноармейский, 69б Vasilev Anton Aleksandrovich Doctor of Law Associate professor of the Department of Theory and History of State and Law at Altai State University 656049, Russia, Altaiskii Krai krai, g. Barnaul, ul. Krasnoarmeiskii, 69b antoshka_1998@mail.ru Другие публикации этого автора

Статья подготовлена при финансовой поддержке гранта Президента РФ для поддержки молодых кандидатов наук, проект № МК – 1456.2014. 6 «Консервативная правовая идеология в России и Западной Европе: сравнительный анализ»

Ален де Бенуа (1943 г.) – французский мыслитель, писатель и политик, основатель движения «Новые правые» во Франции. Свою политическую деятельность он начал в 1960 г. в политическом движении студентов-националистов «Молодая нация», которую возглавляли братья Сидо. В 1962 г. Ален де Бенуа принял участие в разработке манифеста «За позитивную критику», которые стал первой попыткой идеологического обоснования французского неоконсерватизма.

В 1969 г. в Ницце была создана группа изучение европейской цивилизации (Grece), которая и образовала движение новых правых. Интеллектуальным главой центра стал Ален де Бенуа. Движение выступило с критикой либеральной идеологии, идей революции 1789 г. В этом же году а. де Бенуа возглавил журнал Nouvelle École, а в 1973 г. он основал журнал Élément. В 1988 г. под редакцией А. де Бенуа стал выпускаться альманах «Кризис».

А. де Бенуа является автором более 50 книг, переведенных на большинство европейских языков: «Как можно быть язычником» (1981), «Артур Меллер ван ден Брук» (1981), «Демократия представительная и демократия участия» (1994), «Внутренняя империя» (1995), «По ту сторону прав человека» (2004), «Карл Шмитт сегодня» (2007). Его работы, разрабатывающие традиции европейского консерватизма, серьезное влияние оказывают на политические движения во Франции, Германии, Италии, Испании и др. Отечественный философ-евразиец А.Г. Дугин прямо называет А. де Бенуа своим единомышленником.

Движение французских новых правых резко отличается от англосаксонского неоконсерватизма, который исходит из идеи возврата к чистому либерализму, рыночной экономике, исключению государства из экономической жизни (Хайек). По сути дела консерватизм американцев и англичан сводится к реанимации неискаженных либеральных идеалов и полное отвержение традиционных начал европейской цивилизации.

Напротив, французские неоконсерваторы во главе с А. де Бенуа подвергают критике либерализм, однако учитывают тенденции общества постмодерна и пытаются приспособить традиционализм и некоторые идеалы социал-реформизма. Идеологический фундамент новые правые черпают в трудах классиков консервативной революции К. Шмитта, Юлиуса Эволы, Рене Генона, Ш. Морраса и др. К основным постулатам французских новых правых следует отнести:

- критика либеральных мифологем: свободного рынка, индивидуализма, минималистского государства, прав человека, управляемой парламентской демократии, общества потребления;

- идея демократии соучастия;

- построение новых империй - больших пространств;

- критика глобализации как угрозы для культурного разнообразия, существования государств и средства обеспечения гегемонии ТНК;

- создание коммунитаристской модели общественного устройства в противовес атомарной, индивидуалистической форме социальной организации;

- обоснование язычества и критика христианства.

Критика христианства и попытки реанимации язычества а. де Бенуа связаны с противопоставлением антропоцентризма и социоцентризма. А. де Бенуа видит в христианстве знаковое для европейской цивилизации обоснование ценности человека. Именно признание ценности отдельной личности было преобразовано в Новое Время в либеральный концепт индивидуализма и свободы личности. По словам А. де Бенуа: С самого начала западное христианство позиционирует человека как существо, которое находится до всяких связей во внутренней связи с Богом и которое может надеяться на свое спасение благодаря личной трансцеденции. В этой связи с Богом утверждается ценность человека как индивида, ценность, в оптике которой мир неизбежно принижается или обесценивается. Индивид, кроме всего прочего, является обладателем индивидуальной души. Эгалитаризм и универсализм выводятся на свермировой уровень…»^[1].

В язычестве соответственно признается общественная природа человека, доминирует идея целого – холизм. Поэтому языческие традиции в большей мере по Бенуа соответствуют человеческой социальности и должны получить новое рождение в современных условиях в борьбе против засилья либеральных ценностей индивидуализма.

Именно в критике христианстве новые правые резко расходятся с классическим консерватизмом (Ж. де Местр, Л. Де Бональд), который выступал апологетом веры и церкви как традиционных скреп европейских народов, вне которых общества разлагаются нравственно и политически.

Либерализм, который развил христианскую идею личности, создал человека нового типа – человека экономического и человека потребляющего. В либерализме именно частный, причем экономический интерес к прибыли, ведет к обеспечению свободы и блага каждого человека. Невидимая рука рынка сама по себе без участия государства создает порядок и максимальный положительный эффект для индивидов. Само общество сконструировано как совокупность атомов-индивидов, а сама природа человека признана универсальной независимо от времен и национально-культурного контекста.

Об экономизации общества и отрицании либерализмом государственного регулирования рынка А. де Бенуа пишет: «Рынок для них является «естественной» моделью общественных отношений. Из этого следует, что рынок тоже является «естественной» сущностью, определяющей порядок, предшествующий всякому принуждению и всякому решению. Представляя собой форму обмена, наиболее соответствующую человеческой природе, рынок присутствовал во всех обществах, начиная с зарождения человечества. Здесь мы встречаемся со стремлением каждой идеологии «натурализовать» свои предпосылки, т.е. представить себя не конструкцией человеческого разума, но простым описанием естественного порядка. Идее естественного регулирования общества рынком параллельно отвергает государство как искусственное образование»^[2]. А. де Бенуа подмечает в идее естественного саморегулирования рынка весьма угрожающие последствия для национальных государств в условиях глобализации. Рыночное регулирование призвано заменить политическое управление, государства должны уступить место законам мировой торговли и самоустраниться.

Господство либерализма неизбежно должно привести к политической дерегуляции и исчезновению государств: «политика, с либеральной точки зрения, воспринимается как потенциально опасная, так как она создает возможности для осуществления власти, имеющей «иррациональную природу». Поэтому она сводится к гарантированию прав и управлению обществом в оптике технической экспертизы и менеджмента. Таковфантазм «транспарентного» общества, общества, совпадающего с самим собой вне всякой символической соотнесенности и конкретной хаотичности. В социуме, живущем по рыночным законам и основанном на постулате о самодостаточности гражданского общества, государство обречено на исчезновение, так же как в утопиях о бесклассовом обществе Маркса»^[3].

Ален де Бенуа выступил решительным критиком государств-наций и обосновал возврат к имперским образованиям Древнего Мира и Средних веков. Причем, по мнению французского лидера новых правых, империя определяется не большим пространством и многонациональным составом населения. Суть империи в том, что император воплощает в себе мистическую идею, которая объединяет разные нации и территории. Во многом империя для А. де Бенуа напоминает идеократию и совпадает с консервативно традицией России, где ценность имеет именно национальная идея-правительница. Мыслитель отмечает: «Империя – это изначально не территория, а принцип, идея. Ее политический порядок на самом деле определяется не материальными факторами и не протяженностью территории, но духовной или политико-юридической идеей. Ошибочно считать, что Империя отличается от национального государства размером, что она есть просто «нация больше, чем другие»… Суть в том, император выводит свою власть из того, что воплощает в себе нечто большее, чем просто могущество. Будучи dominusmundi, он является сувереном князей и царей, он, так сказать, правит суверенами, но не их землями, представляет могущество, которым он управляет»^[4].

Римская Империя в период средневековья приобрела вселенский теологический характер, а император должен был нести духовную миссию во всем мире по охране и распространению веры. К концу средневековья империя начинает уступать место государствам-нациям, лишенным вселенской миссии и привязанных исключительно к государственной территории. При этом национальные государства становились светскими, чтобы прекратить национальную и религиозную вражду в обществе.

Ален де Бенуа весьма точно заметил своеобразие империи как такого политического единства, в котором отдельные народы и территории сохраняют национально-культурную автономию. Напротив, национальные государства стремятся к культурной унификации и стирают все национальные различия. По словам А. де Бенуа: «Если нация порождает или ставит себе задачу сформировать собственную культуру, то Империя охватывает разные культуры. Если нация ищет путь сближения между народом и государством, то империя объединяет различные народы. Ее общий закон – автономия и уважение к различиям. На высшем уровне Империя видит себя объединяющей – но без подавления – все разнообразие культур, этносов и народов. Империя в большей степени опирается на сами народы, чем на государство, она ищет их объединения в плане общей судьбы без сведения к идентичности»^[5].

В рамках общих перспектив развития европейских народов для А. де Бенуа считает необходимым переход от национальных государств к новому имперскому целому в виде объединенной Европы. Однако, Европейский Союз для него – не есть воплощение такой империи. Во-первых, такое объединение держится лишь на экономических связях и заведомо, поэтому лишено духовного единства. Во-вторых, в Европейском Союзе доминирует технократия и жесткий централизм, которая приводит к мнимому единству и лишает управления демократического характера. Единая европейская империя должна стать препятствием для формирования единого глобального миропорядка с гегемонией США, обеспечить многообразие культур, учет мнения общества путем элементов прямой демократии. А. де Бенуа пишет по этому поводу: «Европа стремится к политическому единству. Но это политической единство не может быть выстроено по национальной якобинской модели без того, чтобы не уничтожить богатство и разнообразие всех ее составляющих; еще менее его может взрастить экономический наднационализм, о котором грезят брюссельские технократы. Европа не может быть создана иначе чем по федеративной модели, основанной на единой идее, едином проекте, едином принципе, то есть в конечном счете по имперской модели»^[6].

Весьма показательно, что находясь на позициях традиционализма, А. де Бенуа не порывает с идеалами либерализма – демократией. В этом плане, он, как и Э. Берк, стоят на позиции либерального консерватизма, поскольку в равной мере отстаивают определенные либеральные ценности, что, например, не характерно для отечественного консерватизма, который резко отмежёвывается от любых либеральных идеалов. Для Э. Берка - это собственность, свобода и права человека. Для А. де Бенуа – это демократия соучастия. Следует, ради справедливости, отметить что французский консерватор поддерживает на классическую форму демократии и в принципе близок к идеалам корпоративного представительства. Прежде всего, он отрицает какие-либо достоинства парламентской демократии: «При представительной системе, когда избиратель путем голосования делегирует тому, кто его представляет, свою политическую волю, центр тяжести власти непоколебимо сосредотачивается не у народа, но внутри представительного корпуса и партийных группировок. Политический класс в обстановке всесмешения быстро формирует олигархию профессионалов, защищающую свои собственные интересы. Сегодня же, когда наделенные полномочиями принимать решения часть получают их не через избрание, а через кооптацию или назначение, к ней добавляется олигархия «экспертов», высших функционеров и технократов»^[7].

Весьма схожи рассуждения А. де Бенуа с идеями И.А. Ильина относительно формальной демократии. Представительная демократия основывается на математическом большинстве и использовании формально-юридических процедур безотносительно к содержанию принимаемых решений и народному контролю. По поводу правового государства консерватор подчеркивает: «Основанное на совокупности формально-юридических процедур и правил, оно оказывается безразличным к специфическим задачам политики. Из сферы его заинтересованности изъяты какие-либо ценности, и в результате образуется пустое пространство, открытое лишь противостоянию интересов. Законы приобретают силу только из самого факта их легальности, то есть соответствия Конституции и процедуре их принятия. Тем самым легитимность сводится к легальности»^[8].

Для исправления недостатков представительного правления А. де Бенуа предлагает использовать демократию соучастию, которая фактически является прямой демократией и предполагает вовлечение общества в принятие решений и использование различных инструментов выявления воли и интересов народа. Демократия соучастия по А. де Бенуа включает в себя:

- формы непосредственной демократии (референдум и др.);

- включение в политический процесс взамен устаревших и технократических политических партий различных общественных организаций, которые защищают не интересы как предмет торговли, а экзистенциальной ценности (экологические, идентитарные, регионалистские движения);

- широкий диапазон для выявления общественного мнения в целях принятия наиболее эффективных решений.

Сущность демократии соучастия для А. де Бенуа состоит в том, что она «имеет целью не обобщение идущих на всех социальных уровнях дискуссий, но прежде всего определение – через изучение и апробирование – новых, наилучших процедур принятия решений, согласующихся с непосредственными ожиданиями граждан»^[9].

Демократия соучастия для французского мыслителя имеет громадный потенциал восстановления социальных связей в обществе, утраченных после внедрения индивидуалистической модели развития общества. Демократия соучастия позволяет реанимировать солидарность, создать условия для формирования подлинной гражданской идентичности.

Среди юридических работ А. де Бенуа, безусловно, первой и наиболее глубокой можно считать книгу «По ту сторону прав человека», в которой он с позиций консерватизма подвергает критике теорию естественного права. По мнению философа, для естественно-правовой концепции характеры все изъяны философии эпохи Просвещения: универсализм и субъективизм. Универсальность для А. де Бенуа неравнозначна с объективностью, поскольку универсализм формирует общие идеи без их опоры на конкретные факты. Соответственно, универсализм влечет за собой разрыв с действительностью. Другим следствием универсализма выступает искусственность суждений, происходящих из произвольности человеческого разума. Разум как критерий истины приводит к субъективной метафизике и порождает релятивизм знаний. Концепция прав человека в полной мере отвечает всем принципам философии Просвещения: «Она универсальна в той мере, в какой она внедряется без учета национальных различий, традиций, контекста. И она субъективна, потому что определяет права как субъективные атрибуты единственного индивидуума»^[10].

А. де Бенуа проводит различие в трактовке естественного права в античной философии и философии Просвещения. В античном мире право воспринималось как средство распределения справедливости во имя обеспечения общего блага. В античной концепции права доминировало превосходство социальности, общего блага над индивидуальными интересами. С христианской идеи ценности человека начинается регресс естественного права в сторону права человека, основанного на принятии личностью волевых решений по велениям своего разума вне всяких внешних детерминант. Вместе с тем христианство содержит в себе идею всеобщего равенства – равенства во Христе, что позднее будет основой для демократических теорий.

Коренное различие между классическим и современными подходами к естественному праву А. де Бенуа выразил следующим образом: «В то время как истоком первого является космос, который, будучи внешним принципом, защищает объективную перспективу, современное естественное право – это субъективное право, выведенное из субъекта. Принципы, согласно которым это право функционирует, происходят из рациональной природы человека и ни в коей мере не зависят от конкретного общества»^[11].

Идеология эпохи Просвещения произвела революцию в понимании права, превратив его из искусства обеспечения добра, блага и справедливости в инструмент защиты потребностей человека. Концепция естественных права стала юридическим оформлением индивидуализма и перехода в эпохе капиталистической экономики, где свобода предпринимательства и стремление стали критериями прогресса человечества. А. де Бенуа замечает: «Таким образом, совершена тройная революция. Во-первых, понятие воли подчинено понятию порядка. Во-вторых, индивид помещен в центр права и стал его атрибутом. Наконец, право отождествляется со «справедливостью», т.е. приобретает ярко выраженный моральный оттенок. Гоббсом и его последователями жизнь в обществе рассматривается с точки зрения полезности каждого в мире, в котором природа как объединяющее всех целое не обладает более ни внутренней ценностью, ни значением, ни целеполаганием… Разум здесь воспринимается как простая способность к расчету. Юридический материал перестает быть справедливым решением, но становится совокупностью санкционированных норм и правил»^[12].

А. де Бенуа подмечает метаморфозу в смене античной концепции естественного права новоевропейской теорией естественных прав. Современная теория естественного права меняет вектор в обеспечении правом ценностей. Если классическая концепция защищала общее благо и тем самым обладала качеством объективности, то современная идея прав человека охраняет справедливость, но понятую на уровне индивидуальной морали, восходящей к разуму человека. Именно разум, который всегда субъективно к охране личных интересов, пользе, и порождает субъективное представление о справедливости, оторванное от общего блага.

В рассуждениях лидера французских новых правых обращается внимание на неопределенность сущности, природы, видов и содержание естественных прав. Апелляции к естественному состоянию человека, его природе оказываются несостоятельными, поскольку в природе никогда не существует равенства и прав человека. Из самого факта человеческого бытия выводятся априорные права человека, как будто природа подтверждает их естественное существование. Однако, такие естественные права не могут быть обнаружены в природе вещей, поскольку по своей сути люди не равны и не обладают некими неотчуждаемыми правами. Еще дальше пошла кантовская трактовка, сводящая право на уровень морального закона личности, которая вовсе лишает права онтологических основ и влечет за собой релятивизм ценностей права. Мыслитель справедливо сетует: «Моральная автономия оборачивается пустотой: идеал полного освобождения от обусловленности приводит е бессодержательной свободе, свободе для самой себя. Однако тот же идеал оборачивается этноцентризмом: «Декларация прав является также утверждением ценностей» (Чарлз Тейлор). Либеральная этика вообще характеризуется поиском аксиологически нейтрального формального принципа, способного создать всеобщий критерий. Такая нейтральность всегда искусственна»^[13].

Следовательно, если поиск основ естественного права в природе или сакральности человека не приводит к результатам, то вообще сомнительно считать естественное право истинным и имеющим практическое приложение.

Говоря о соотношении универсального для всех народов и времен естественного права и многообразия культур, А. де Бенуа приходит к двум выводам:

- естественные права характерны для европейской цивилизации, но не согласуются с мировоззренческими началами других цивилизаций, где чаще сам термин права человека неизвестен и речь идет об обязанностях личности;

- весьма опасно вследствие ошибочного признания объективности естественного права навязывать его в ходе аккультурации другим народам, что ведет к разрушению традиционных культур.

Идеология прав человека становится средством глобализации, проникновения западной цивилизации в традиционные общества. При этом универсализм концепции создает этноцентризм, расовое и национальное превосходство, нетерпимость и экстремизм европейского правосознания. А. де Бенуа отмечает: «Доктрина или культура, считающая себя носительницей «универсального послания, склонна рассматривать свои частные, присущие только ей истины как всеобщие. Она дисквалифицирует ценности других, воспринимая их как ошибочные, иррациональные, несовершенные или оставшиеся в прошлом. Из лучших побуждений она проповедует нетерпимость»^[14].

В качестве серьезных и опасных следствий естественного права А. де Бенуа называет:

- оправдание любого желания и интереса человека как естественного права;

- юридизация общественной жизни и потеря обществом самостоятельности вследствие стремления к эгалитаризму, гомогенности;

- борьба и устранения политической сферы как угрозы для свободы человека, которая приводит к управлению человеком без государства на основе законов рынка и манипуляций ТНК с использованием масс-медиа и рекламы.

А. де Бенуа в критике естественного права нередко прибегает к доводам юридического позитивизма. Во-первых, вне признания естественных права в законах вряд ли можно рассчитывать на их воплощение в жизнь. Во-вторых, без политической власти и средств принуждения права человека не имеют средств для осуществления.

Среди альтернатив естественно-правовой концепции А. де Бенуа приводит доктрины гражданского республиканства и коммунотаризма. Так, коммунотаризм выдвигает идею защиты общего блага, а не оправдываемого внутренней моралью действия человека. Вполне ожидаемыми в таком случае выступают не права, а обязанности личности, а также коллективные права человеческих общностей.

Примечательно, что в оценке России А. де Бенуа стоит на позициях необходимости сотрудничества России и Европы. Он обличает ошибочное восприятие России как отсталой и варварской страны врагов Европы. Борьба против России была традиционной и была направлена на нее как геополитической державы. А. де Бенуа видит в антироссийской политике попытки завершения глобализационного проекта по американскому образцу. Однако, для Бенуа дляЕвропе нужна конфронтация с Россией, а сотрудничество в деле противостояния гегемонии и проекту господства над миром США как державы моря. Только России до последнего времени сдерживает как континентальная держава экспансию державы моря – США. В падении СССР и расширении НАТО на Восток Бенуа видит противодействие России, постепенное вытеснение России из Восточной Европы, Азии и Кавказа. Поворот он видит только в связи с укреплением России в 2000-е гг. и приходом к власти В.В. Путина. Вот что он пишет: «Однако Кремль реагирует. После черных лет эпохи Ельцина решительно ориентируется на многополярный мир. Выступление Владимира путина на Конференции по безопасности в Европе в Мюнхене (февраль 2007 г.) ознаменовало поворот в российской политике. Вооруженное отражение грузинской агрессии в августе 2008 г. сделало этот поворот необратимым»^[15].

Вполне в духе евразийства А. де Бенуа считает Россию не европейской державой, а евразийской. Россия и Европа как континентальные державы нуждаются друг в друге в противостоянии американской гегемонии: «Сегодня русские часто испытывают чувство горечи и унижения по отношению к Европе. Они ждут признания и уважения. Они заслуживают того, чтобы Европа проводила по отношению к ним самостоятельную политику, а не сверяла ее с американцами. Европа, в свою очередь, для того, чтобы сохранить независимость и избежать внешней зависимости и подчинения, нуждается в сильной России, вернувшей себе традиционный политический статус сверхдержавы и роль структурного элемента в международных отношениях. Ее собственный интерес состоит в возможно более тесном партнерстве с Россией, которую она дополняет в технологическом и экономическом плане… Европа должна решительно выйти из западного мира и повернуться лицом к Востоку. Упадок России будет означать ее собственный упадок»^[16].

Таким образом, в своей консервативной концепции А. де Бенуа сочетает как консервативные элементы (критика либерализма, естественных прав человека, обоснование национал-социализма, империостроительства), так и традиционные для европейской цивилизации начала – прямую демократию, рационализм. Серьезной особенностью доктрины А. де Бенуа является критика справа мондиализации, что делает его учение актуальным и показывает потенциал консерватизма в современных условиях.