Английская демократическая традиция XVII в. (Б. Чичерин)

Б. Н. Чичерин рассуждая о развитии понятий государства, права и человеческой свободы в интеллектуальной истории человечества полагал, что государство как институт общественной власти, хотя и соединяет общество индивидуумов в единое целое, но при этом оно не должно подавлять свободу его членов. Человек по своей природе является свободным существом – подчиняясь правилам и установкам общественного порядка, человек ограничивает свою свободу, но «не уничтожает ее совершенно». В рационально устроенном демократическом государстве индивид является свободным лицом со своими правами, интересами и обязанностями. Чичерин подчеркивает, что свобода каждого отдельного человека выражается в юридических законах, отражающих баланс прав и обязанностей каждого индивида, а эти общие правила составляют «закон, истекающий из разума и налагающий на человека нравственное принуждение или обязанность. (…) Без него есть только произвол власти, уничтожающей свободу, или безграничная свобода, разрушающая общежитие. Закон заключает в себе нравственное начало государственного устройства»^{[1, С. 31]}.

Право и обязанность являются как бы двумя полюсами в жизни каждого человека, а действительно свободная жизнь индивида в государстве предполагает баланс между этими двумя базисными категориями права. Если рассмотреть структуру государства в самом общем виде, то мы увидим, что она состоит из четырех основных элементов: власть, закон, свобода, общая цель. Соответственно, анализируя историю политических учений, Чичерин выделяет четыре основные направления развития:

• общежительное;
• нравственное;
• индивидуальное, и, наконец,
• идеальное.

Эти четыре типа развития политической мысли в духовной истории человечества демонстрируют нам два совершенно противоположных метода исследования истины: умозрение и опыт, или требования разума и явления жизни. В умозрении мы исходим из требований разума, в опыте – из явлений жизни. Два таких разных подхода к поиску истинного знания приводят к появлению различных периодов в развитии науки: в истории развития общественных наук сменяют друг друга периоды «рационализма, где господствует умозрение, реализма, где преобладает опыт, и, синкретизма, или универсализма, где оба метода сочетаются, и в основание полагаются начала, общие обоим. Но на какую бы точку зрения ни становился человеческий разум в познании политической жизни, везде повторяются те же четыре основных воззрения на государство, ибо других элементов в государстве нет, а потому мысль по необходимости вращается в этом круге»^{[1, С. 32]}. Также и в политической теории важно учитывать концепции, описывающие отношение государства к другим четырем человеческим союзам: семейству, гражданскому обществу и церкви; при этом четвертым союзом является само государство.

Каждый из этих союзов состоит из одних и тех же элементов – власти, закона, свободного лица, общей цели. Однако, при этом, в любом союзе один элемент преобладает над другими элементами. В семействе главным является начало общей цели, составляющей внутреннюю связь всех элементов и приводящей их к единству. В гражданском обществе основным началом выступает свободный индивид с его правами и интересами. Именно здесь право раскрывает весь свой потенциал – возникает частное или гражданское право, которое оттачивает и развивает следующие юридические категории: владение, собственность, договор и т.п. Церковь представляет собой нравственно-религиозное начало, где основополагающим является нравственный закон. Однако, над этими тремя союзами господствует все-же государство – это начало верховной власти.

Чичерин отмечает, что при перенесении главных принципов определенных союзов на структуру государства, возникают различные типы государственного устройства: «Из перенесения на государство начал семейного быта возникает учение патриархальное, из построения государства на началах частного права – учение патримониальное, или вотчинное, наконец, из подчинения государства началам церковным – учение теократическое»^{[1, С. 33]}. Размышляя о законе исторического развития политической мысли, Чичерин называет два главных периода такого развития: древний или классический мир и мир новоевропейский. На востоке политика сливается в религией – можно лишь добавить, насколько прав и прозорлив оказался Чичерин. События сегодняшних дней – такие, как подъем религиозного фундаментализма или же распространение международного терроризма во всем мире, как раз и обнаруживают, среди прочего конгломерата проблем, всю политическую незрелость восточных государств и их сильную зависимость от религиозных догматов.

Если мы обратимся к государствам теократического типа – таких, как восточные государства сегодня, то мы можем заметить, что религия господствует там неограниченно – совершенно так, как это было и у западных народов во время их первоначального развития, когда общество было заключено в состоянии первобытного единства. Однако сама эта цельность тормозит развитие отдельных личностей. Поэтому Восток «коснеет в неподвижности. Развитие человечества начинается там, где различные области духа освобождаются от теократических уз. В классическом мире мысль получает чисто светское направление, государство – чисто гражданское развитие. За синтезом следует период анализа, за первобытным единством – разложение»^{[1, С. 34-35]}. Причем, если мы сравним духовное и политическое развитие Западного и Восточного миров, то мы увидим, христианство, даже в эпоху Средневековья, не в такой степени подчиняет себе все стороны человеческого духа, как это делают и сегодня восточные религии. Христианство интересуется лишь отвлеченно-общей, нравственной стороной жизни индивидов. Христианство указывает небесную цель для человека, в земной же жизни предоставляется известная степень свободы – вспомним этику протестантизма с ее установкой на достижение богатства и материального успеха как степени богоугодности человека. Постепенно такая установка и приводит западные страны к современному демократическому государственному устройству.

Древнее государство, где так важны были клановые и кровно-родственные связи, поглощало отдельные личности, таким образом, в древности политический союз был началом и концом всего. По мысли Чичерина, древнее государство представляло собой «изящную, но узкую рамку», которая не могла вместить в себя все проявления человеческой жизни. Именно этот факт и обусловил падение древних тираний: «Личность и нравственное или общественное начало явились в нем разлагающими элементами. Они расстроили художественную полноту политического организма и наконец довели его до разрушения. Древнее государство не могло вынести ни развития личных интересов, ни расширения тех начал, на которых держалось общественное здание»^{[1, С. 36]}. В результате государство раздвоилось на два отдельных союза: церковь стала ответственной за религиозно-нравственную жизнь, а гражданское общество строилось на началах частного права, в основе которого стоял индивид со своими частными желаниями и стремлениями. Таким образом, в Средние века в европейских государствах происходила постоянная борьба двух начал – церкви и государства, где церковная власть зачастую брала верх.

С развитием новоевропейской истории положение дел постепенно начинает меняться и светская власть начинает занимать господствующее положение в государстве. Но в отличие от древнего мира, где также господствовала «светская власть», в Новое время Средневековье начинает представляться хаосом и насилием над личностью в угоду церкви. Необходимо было создать новый рациональный порядок в устроении и функционировании государства на основе разума. Следовательно, точка отправления была здесь субъективная: «потребность человека выйти из анархического состояния и установить лучший порядок. Первоначальный путь мышления был также субъективный: рационализм»^{[1, С. 37]}. И если в древности разнообразные элементы человеческой жизни были поглощены кланом и обществом, в новое время эти элементы получили свое полное развитие – подчинение государству здесь не уничтожает, а сохраняет человеческую личность. Все это приводит к развитию индивидуализма, протестантской этики капитализма и экономики, равно как и бóльшее развитие нравственного элемента в светской жизни. Все это привело западные общества к отрицанию рабства и к автономии государства от церкви. Также начинает подчеркиваться роль монархии, которая призвана свести воедино разнообразные силы и интересы в буржуазном обществе. Чичерин остроумно замечает в этой связи, что здесь мы видим «бóльшую ширину и разнообразие жизни и мысли при меньшей их гармонии».

В целом, характеризуя развитие истории политических учений, Чичерин полагает, что, хотя в древнем и новом государствах элементы политической жизни одни и те же, различается их строение. В древности преобладают «единство и гармония», в Новом времени – ширина и разнообразие. Пути развития политического мышления в древности и в Новое время прямо противоположны: «один есть путь постепенного разрушения государства, другой – постепенного его созидания. Древнее мышление отправляется от объекта, от понятия о государстве как цельном организме; субъект является здесь элементом разлагающим. Новое мышление, напротив, исходит от субъекта, который строит из себя весь объективный мир. Таким образом, конец древнего мышления есть начало нового, и конец нового есть возвращение к началу древнего»^{[1, С. 38]}. По мнению Чичерина, в истории древнего мышления можно выделить три различных пути познания: универсализм, реализм и рационализм.

В развитии политического мышления новоевропейской философии можно проследить обратную тенденцию – она начинается с рационализма, после чего главенствующее положение занимает реализм. Реализм и есть состояние нашего современного мира, который впоследствии, как полагает Чичерин, должен перейти к стадии универсализма. Рационализм как предтеча современной политической мысли состоит в том, что мыслители-рационалисты из некоего общего начала логически выводят все необходимые следствия. Эпоха рационалистического мышления получает свой расцвет в первой половине XVII в., причем как в чисто философском мышлении, так и в политических учениях. Декарт исходил из всеобщего сомнения и ставил мышление во главу угла философии; Гуго Гроций за несомненный факт и отправную точку философии брал тот факт, что человек есть существо «общежительное»: «По определению Гуго Гроция, естественным правом называется все то, что указывается разумом как необходимое для общежития. Таким образом, этот факт возводится в общее начало, из которого логическим путем выводятся все истекающие из него последствия. Исследование идет чисто рациональным путем»^{[1, С. 401]}.

И подобных «отправных точек» мышления и, соответственно, философской методологии мыслители-рационалисты XVII в. находят множество: право, обязанности индивида, а также их различные сочетания. Все эти концепции объединяет, однако то, что основанием для выводов служат требования разума, а не наблюдение над эмпирическими явлениями, таким образом, философское мышление развивается путем чистого умозрения, а не исследования данных опыта.

По убеждению Чичерина, такое состояние дел в гуманитарных науках было потребностью того времени – после эпохи средневековья мысль исследователей отрешилась от всяких внешних авторитетов и, поэтому, могла опираться только на самое себя. Таким образом, была разрушена первобытная связь с объективным миром; анализ уничтожил первоначальную непосредственность миросозерцания, а объективный мир стал восприниматься как что-то внешнее и чужое. «Чтобы дойти до твердого познания, надобно было начать с себя, узнать, что заключается в самом мышлении, каковы его требования и законы, что для него представляется необходимым и что противоречит разуму. Без этого одно внешнее познание дает лишь несвязную груду неосмысленных и подверженных сомнению фактов. Разум понимает только то, что отвечает собственным его законам. Можно сказать, что мысль настолько способна познавать внешний мир, насколько она познает само себя. Истинное познание объекта возможно только на основании всестороннего познания субъекта»^{[1, С. 402]}.

Вследствие этого меняется и мировосприятие ученых XVII века: мыслители сначала создают свои собственные схемы, под которые «подгоняется» все многообразие внешнего мира. После этого происходит переход к объекту, от рационализма к реализму для того, чтобы свести эти оба элемента – субъективный и объективный – и обосновать свои логические умозаключения. Чичерин оценивает методологию рационализма позитивно, поскольку она способствовала очищению от пут анархического и теократического мышления. Для создания совершенно нового корпуса общественных наук, включая право и политические науки, прежнее догматическое мышление было непригодным. Поэтому рационалистическое мышление и обратилось к своим собственным истокам и пошло путем чистого умозрения. В результате этого в философии права возникли четыре основных направления: учения общежительные, нравственные, индивидуальные и идеальные – как уже было отмечено выше. Так было заложено основание современных либеральных теорий, дальнейшее развитие которых сформировало современную политическую, экономическую и культурную карту мира.

Наиболее подробно мне хотелось бы осветить демократические течения в английской общественной мысли XVII в. – так, как это заявлено в названии статьи. На сегодня у нас в стране это достаточно малоисследованная область политической философии, без обращения к которой развитие собственных либеральных концепций в России было бы неполноценным.

Итак, в XVII в. в Англии развернулась борьба двух политических направлений: одно защищало абсолютную власть Стюартов, другое же говорило о том, что верховная власть принадлежит всему английскому народу. Так, английский поэт Мильтон выступал на стороне республиканцев и написал целый ряд трактатов на эту тему. Мильтон полагал, что ни один человек не может отрицать тот факт, что все люди по своей природе рождаются свободными личностями. Люди были созданы по образу и подобию Бога и призваны – в отличие от других тварей земных – не повиноваться, а властвовать. Однако когда состояние хаоса и «войны всех против всех» в первобытных обществах достигает своего апогея, начинают возникать города и государства и начинает создаваться верховная власть в государствах как гарант спокойствия и порядка.

Для удобства и порядка верховная власть была вверена одному или нескольким индивидам, на которых полагалось большинство населения – так появились короли и сановники. Со временем эта власть начала злоупотреблять своими полномочиями – так народ осознал необходимость создания законов, ограничивающих верховную власть в государстве. Кроме этого, был создан институт присяги при вхождении в должность королей и сановников: «Из всего этого ясно, что власть королей и сановников чисто производная. Она возложена на них народом как поручение, для общего блага. Источник же власти постоянно остается в народе. Верховная власть не может быть у него отнята без нарушения прирожденного всем гражданам права»^{[1, С. 434]}. Мильтон утверждает, что христианство и абсолютная власть правителей совершенно несовместимы; общежитие людей в государстве требует, чтобы люди соединили свои силы для самосохранения и ограждения себя от насилий, а не для безоговорочного подчинения своей воли желаниям и прихотям князя. Поскольку в государстве князь устанавливается для народа, народ всегда выше его и может сменить его, когда посчитает его недостойным.

Именно в этом положении коренится англосаксонское понимание демократического устройства государства – не покорное и раболепское следование власти, не путь революционного насилия и кровавой смены власти, а легитимная смена власти тогда, когда она перестает соответствовать ожиданиям большинства населения в государстве. Как видим, в Англии – в отличие от России, Германии или Восточных государств – эти идеи были высказаны, по меньшей мере, еще в XVII столетии. Таким образом, мы видим здесь совершенно иную «цивилизационную матрицу», сформировавшую идентичность и менталитет населения развитых западных государств.

В своем обосновании демократического устройства государства Мильтон во многом полемизирует с Салмазием, который по поручению изгнанного Карла II написал свой трактат «Царская защита в пользу Карла I». В этом трактате Салмазий, принимая в качестве отправной точки авторитет Святого Писания, критикует основные политические установки республиканцев. Среди прочего, Салмазий отстаивает положение о том, что верховная власть по существу своему не имеет над собою высшего судьи.

Мильтон возражает на это тем, что утверждает, что верховная власть никогда не может принадлежать царю, ибо царь «держит власть свою по поручению народа и для пользы последнего. Дать какому бы то ни было смертному власть над собою иначе, как в виде доверенности, было бы верхом безумия. Ни в каком народе, имеющем свободную волю, нельзя предполагать такой глупости, чтобы он добровольно сделал себя рабом. Истинная верховная власть всегда лежит в народе»^[2]. По мнению Чичерина, Мильтон подчеркивает равенство всех англичан – будь то рядовой гражданин, государственный чиновник или даже король Англии – перед английским законом все равны.

Таким образом, здесь раскрывается полная теория народной власти, полагает Чичерин. И если Гоббс и его последователи также производили верховную власть из требований общежития, от народа, то затем они все же выступали за безусловное подчинение подданных правителю. Это противоречит установкам демократов, полагавших, что власть не только первоначально принадлежит народу, но и всегда за ним остается. «Общежитие, по их мнению, вовсе не требует, чтобы народ отказался от своей власти и перенес ее на другое лицо. Напротив, самосохранение устраняет такие образы правления, которые ведут к произволу и рабству. Народ может оградить себя от насилия, только удерживая за собою верховное право и вверяя власть сановнику единственно как исполнителю, в виде поручения. В силу этих начал одна республика может считаться правомерным политическим устройством, ибо она одна совместна с прирожденною человеку свободою, которая, по этому учению, состоит именно в праве распоряжаться государственным управлением»^{[1, С. 437]}. (курсив мой – Р.П.) В основе демократического государства должна лежать общественная власть, подчеркивает Мильтон.

Необходимо отметить, что Чичерин критикует политическую теорию Мильтона – Чичерин полагает, что Мильтон, защищая демократию, строит здание, которое «лишено настоящего основания». Мильтон исходит из теории общежития, которая производит власть из первоначального договора людей во имя самосохранения – и в этом он показывает лишь преимущество того или иного образа правления, но никак не обосновывает правомерность определенного типа правления. Тем не менее, не вдаваясь в тонкости и детали теоретического обоснования и проработанности положений теории политического Мильтона, его размышления наглядно демонструют нам, так сказать, «дух» свободолюбивой английской политической традиции и менталитет англичан.

Другой английский мыслитель того времени Джон Голль в своих сочинениях пытался доказать, что монархическая власть в Шотландии произошла от насилия, основана на ложных умозаключениях и на неправильном толковании Св. Писания. Если цари «уважаются в силу той власти, которою они обличены, а верховная власть во всяком образе правления одна и та же, то из этого следует, что республиканскому правлению принадлежит совершенно такое же божественное право, как и монархическому. (…) защитники монархии обыкновенно довольствуются общими доводами в пользу власти, между тем как необходимо доказать в частности, что известный монарх действительно имеет законное право на престол. Спрашивается: откуда может проистекать подобное право? Источник его может быть двоякий: свободный выбор народа и завоевание, которое в свою очередь порождает третий способ приобретения власти – наследство»^{[1, С. 442-443]}.

Завоевание как результат насилия ни в коем случае не рождает права, а потому такая власть не может быть передана по наследству. Если защитники монархии говорят о естественном законе, берущем свои истоки еще в Священном Писании, то, как полагает Голль, они должны при этом доказать, что природа наделила людей неравною свободою: одни созданы господами, а другие – слугами, что является ложным утверждением. По мнению Чичерина, главная заслуга Голля состоит в том, что в его учении в зародышевой форме можно найти идеи о неотъемлемых правах человека, которые позднее в Англии получили свое более систематическое развитие.

Другим известным приверженцем республики в Англии VII в. был Яков Гаррингтон. По его глубокому убеждению, республика – это тот тип правления, когда в государстве господствуют законы, а не люди. Именно законы и право способны позитивно воздействовать на людей в обществе и привести к общественному прогрессу человечества. Гаррингтон разводит правление законное (de jure) и правление фактическое (de facto).

Сущность законного правления состоит в справедливости и беспристрастности, это как раз и есть правление законов, а не людей. Фактическое правление – это искусство, посредством которого один индивидуум или группа лиц правят государством в соответствии со своими личными интересами – это уже правление людей, не законов. Первый тип правления получил название демократии, второй – монархии или аристократии. Для Гаррингтона, как и для Гоббса, основной движущей силой в обществе является человечесая воля и человеческий интерес: «там, где владычествуют немногие лица, господствует частный интерес, напротив, где правление принадлежит всем, там естественно владычествует интерес общий. А так как разум вообще не что иное, как интерес, то народное правление наиболее приближается ко всеобщему или правому разуму. Поэтому оно может быть названо правлением разума или закона»^[3].

Чичерин подчеркивает, что Гаррингтон не всякое народное правление признавал разумным и законным. Для того, чтобы народное правление было разумным и законным, необходимы материальная сила и хорошее устройство общества. Материальная сила – это богатство и собственность, которые служат опорой для власти. Там, где перевес собственности склоняется на сторону народа – там и возникает демократия. В противном случае мы имеем аристократию или монархию. Там, где власть основана не на материальной силе – богатстве, – там господствует насилие как способ удержания власти в государстве.

Чичерин обнаруживает слабые места теории Гаррингтона, когда он говорит о том, что чистая монархия возможна лишь там, где большая часть земли принадлежит государю – это положение опровергается фактами истории самой Англии. Гаррингтон явно недоценивал влияние движимой собственности: вследствие этого он всю английскую революцию объяснял «передвижением поземельной собственности из рук аристократии в руки народа. На этом основании он утверждал даже, что в Англии невозможно иное правление, кроме республиканского, и что всякие попытки установить иное устройство ни к чему не поведут. Между тем последующая история показала всю несостоятельность этих выводов. В сущности, сила либеральной партии в Англии лежала не столько в поземельной собственности, сколько в городах, центрах движимого имущества»^{[1, С. 448]}.

Таким образом, Гаррингтон политическое здание демократического устройства строит на фундаменте аграрных законов. Также он подчеркивает важность наличия в государстве таких институтов как армия и государственный совет. Говоря о выборной системе в государстве, Гаррингтон выделяет два основных момента: свободу избирателей и равенство граждан. Свобода избирателей обеспечивается процедурой тайного голосования, равенство граждан в государстве достигается с помощью «круговорота» или «очереди избираемых». Именно так обеспечивается ротация кадров и государственные выборные должности не остаются постоянно в руках немногих граждан.

Что касается выборов, то здесь важна следующая процедура: предложение лиц или мер предоставляется немногим, а сам выбор или решение – уже всем гражданам государства. Именно так возможно справедливое и разумное построение верховной власти. «Изобретение есть дело одного или немногих, ибо на это нужна мудрость; но суждение о том, что требуется интересом всех, должно быть предоставлено всему народу, который один имеет в виду общую, а не частную пользу»^[4]. Поэтому предварительное обсуждение и предложение законов проходят в сенате, а утверждение законов – прерогатива народных представителей. В этих двух собраниях сосредоточена законодательная власть, которая является верховной властью в государстве. Исполнительная же власть являет собой другое крыло власти.

По мнению Гаррингтона, это единственно правильное республиканское государственное устройство – и хотя верховная власть имеет здесь неограниченный характер, как и в монархиях, – она все же уравновешена, ибо она распределена между различными органами власти в государстве. Гаррингтон даже утверждает, что в мировой истории нет такого примера, когда республика, в которой господствует равенство, была бы побеждена монархом. Чичерин отмечает, что несмотря на всю логичность и продуманность рассуждений Гаррингтона, английская революция показала, что народ, имеющий в своих руках верховную власть, имеет законное право устанавливать тот образ правления, который ему (народу) хочется – так в Англии народ снова восстановил монархическое правление.

Тем не менее, демократические убеждения не исчезли и свобода стала знаменем вигов. Одним из самых талантливых мыслителей этой партии был Альджерон Сидней, учение которого как бы подводит итог всего предыдущего развития демократических идей в Англии и знаменует собой переход к новой ступени в развитии демократических учений.

В своем сочинении «Речи о правительстве» Сидней обосновывает врожденную свободу человека и понимает ее как участие в установлении закона или верховной власти, т.е. как свободу политическую. Чичерин отмечает, что эти идеи позднее развивал Руссо. Происхождение государства, по мнению Сиднея, вытекает из развития чувства самосохранения у людей: избавиться от зла можно только «соединением многих в одно тело, так чтобы отдельные лица защищались совокупными силами всех. Таким образом, частное право каждого вносится в общий склад, и естественная свобода ограничивается ввиду большого блага. Но через это люди не становятся рабами, они сохраняют право ограничивать свою свободу настолько, насколько это нужно для общей пользы, устраивать общество, как им кажется лучше, устанавливать те правительства, какие им вздумается (…) Кому принадлежит право устанавливать, тому принадлежит и право отменять. (…) Поэтому народ всегда имеет право сменять королей, злоупотребляющих своею властью»^[5]. Установление правительства в государстве предполагает заключение договора между правителем и народом. У Сиднея теория договора приводится к установлению условий, которые полностью зависят от воли народа и законы в государстве всегда зависят от воли народа. Установление всякого правительства и издание законов есть дело произвольное – оно зависит от воли людей. Хорошее правительство имеет такую же «произвольную» власть, как и дурное – с тем, однако, отличием, что при хорошем правительстве устройство власти и законы служат общему благу, а не группе олигархов.

Чичерин отмечает, что концепция демократического государства Сиднея – как и у его предшественников – не лишена противоречий. Так, входя в диссонанс со своими собственными более ранними утверждениями, Сидней признает законность чистой монархии и оценивает ее как «правильную» политическую форму правления. Одновременно Сидней утверждает и то, что порядок, постоянство и добродетель проистекают единственно из свободы: «Порядок состоит в том, чтобы каждый был поставлен на свое место, а это возможно только при свободе, ибо здесь правление вручается лучшим и достойнейшим людям, между тем как в монархии верховный сан предоставляется случайности рождения, а потому может попасть в руки женщин (! – Р.П.), детей или слабоумных. (…) Народное правление держится единственно добродетелью, а потому для народа выгодно ее поддерживать, тогда как власть монарха требует унижения подданных, следовательно, способствует развитию всех дурных наклонностей человека. В республике все заботятся об общем благе, ибо все участвуют в решении общих дел; в монархии господствуют частные интересы, интриги и раболепство»^[6].

Подобная противоречивость суждений Сиднея, по мнению Чичерина, была присуща всем английским демократическим мыслителям XVII столетия, что свидетельствует о незрелости политической теории либерализма той эпохи. Это происходило от того, что ни один из этих мыслителей не исследовал начал естественного права. Возражая защитникам монархического типа государственного устройства, мыслители-демократы опровергали, скорее, следствия из монархических учений, но они не подвергали критике самые основы таких учений.

Все возражения демократов против правомерности монархического правления ограничивались тем, что «добровольное подчинение народа единому лицу должно считаться безумным и постыдным. Но это эпитет, а не доказательство. Из теории общежития точно так же вытекает возможность монархического правления, как демократического и смешанного, ибо все они равно способны охранять порядок в обществе, и монархия нередко лучше, нежели демократия. Признавая смешанное правление совершеннейшим из всех, демократы этим опровергали свои собственные положения»^{[1, С. 458-459]}. Задача исследования идей естественного права на основаниях начала свободы было той перспективой, к которой начала двигаться последующая демократическая мысль Запада.

Тем не менее, работа, проделанная английскими демократами-публицистами в XVII в. не была напрасной. Как и первая революция в Англии, так и труды Сиднея, Гаррингтона, Мильтона и Голля были тем фундаментом, тем первоначальным этапом в развитии демократических теорий государственного устройства, опираясь на который уже такой известный философ, как, например, Джон Локк, смог создать свою цельную и продуманную теорию естественного права и стать основателем индивидуальной школы в философии. Кроме того, как уже было отмечено выше, работы английских демократических мыслителей XVII в. показывают нам, насколько глубоко были укоренены идеи свободы и правового демократического государства в английской духовной и интеллектуальной традиции на протяжении ее истории.