Мусульманское духовенство Среднего Поволжья. 1940-1980 гг.

Королев Алексей Александрович доктор исторических наук 440000 г. Пенза ул. Титова 28 Korolev Aleksei Aleksandrovich Doctor of History The author hasn't provided any information about himself 440000 Penza, ul. Titova  28  cntgyjdf-2012@mail.ru Другие публикации этого автора     Королева Лариса Александровна доктор исторических наук профессор, кафедра истории и философии, Пензенский государственный университет архитектуры и строительства 440028 Пенза ул. Г. Титова 28 Koroleva Larisa Aleksandrovna Doctor of History professor of the Department of History and Philosophy at Penza State University of Architecture and Construction 440028 Penza, ul. G. Titova  28 la-koro@yandex.ru Другие публикации этого автора

Гарькин Игорь Николаевич аспирант, , Пензенский государственный университет архитектуры и строительства 440028 г. Пенза ул. Г. Титова 28 Gar'kin Igor' Nikolaevich post-graduate student at Penza State University of Architecture and Construction 440028 Penza, ul. Titova 28 cntgyjdf-2012@mail.ru

Мусульмане считают ислам наиболее «демократичной» религией, поскольку в отличие от христианства, иудаизма и буддизма у последователей ислама нет так называемого штатного духовенства; отсутствует церковь как таковая с ее жесткой иерархией и четкой структурированностью; не существует единого религиозного центра или общепризнанного лидера как патриарх у православных или папа римский у католиков.

Руководство служителями исламского культа и верующими мусульманами Среднего Поволжья находилось в ведении Центрального Духовного управления мусульман Европейской части СССР и Сибири (г. Уфа).

Средне-волжское исламское духовенство было представлено муллами (имамами) и муэдзинами. В середине 1940-х гг. в Татарской АССР было официально зарегистрировано 18 мулл, к 1954 г. их количество сократилось до 9, в 1956 г. стало 11; численность мусульманского духовенства Пензенской области с послевоенного времени резко увеличивалась до середине 1960-х гг. (с 5 до 11 чел.), затем до середины 1980-х гг. оставалась достаточно стабильной (11-10 чел.); муэдзины при мечетях до 1960-х гг. отсутствовали; в Ульяновской области на протяжении данного периода количество зарегистрированных служителей исламского культа варьировалось от 5 до 8, обязанности муэдзина в зарегистрированных мечетях часто «выполняли разные лица из числа верующих»; в Куйбышевской области в середине 1940-х гг. было 7 мулл, к концу 1950-х гг. их насчитывалось 20 ^[1].

Параллельно с зарегистрированными имамами в Среднем Поволжье существовали «самозванные» или «нелегальные» муллы, которые занимались отправлением религиозных обрядов, главным образом, в сельской местности (в Куйбышевской области в начале 1950-х гг. было известно о 12 «самозваных» имамах; в Татарской АССР в 1961 г. насчитывалось 379 так называемых «бродячих» мулл и т.д.) ^[2].

Главными проблемами мусульманского духовенства Среднего Поволжья были преклонный возраст имамов, отсутствие мулл в некоторых селах, недостаточный уровень образования священнослужителей. Зарегистрированные служители мусульманского культа Среднего Поволжья характеризовались слабой включенностью в общественно-производственную деятельность, продолжительный стаж духовной деятельности, пожилым возрастом, практически отсутствием какого-либо светского образования и наличием хотя бы минимального духовного. Так, в середине 1950-х гг. в Татарской АССР из 9 зарегистрированных мулл только 2 были заняты на производстве, в колхозе и в учреждении; 2 исполняли культовые обязанности еще до революции 1917 г., 2 - с предвоенного времени, 5 - с 1941 г.; возраст одного священнослужителя - от 40 до 59, остальных - 60 и старше; у всех низшее общее образование; 2 - высшее духовное образование, 5 - среднее, 2 - низшее ^[3]. Аналогичной была картина в Куйбышевской, Пензенской и Ульяновской областях ^[4].

К концу 1960-х гг. в практике мусульманского духовенства явно наблюдаются кризисные тенденции, которые очень точно выразил уполномоченный Совета по делам религий по Куйбышевской области: «Муллы-профессионалы, имевшие богословское образование, давно вымерли. Сейчас в качестве мулл трудятся колхозники-пенсионеры, которые по уровню своего развития ничем не отличаются от остальных верующих. … Имеют преклонный возраст, Коран и богословие знают слабо. Избираются они общими собраниями верующих, как наиболее авторитетные и уважаемые граждане села. Но поскольку за их спиной прожитая жизнь, они хорошо знают быт и запросы верующих, а потому умело находят с ними общий язык» ^[5].

Служители культа и сами верующие понимали бесперспективность данного положения и предпринимали серьезные усилия для исправления ситуации. В результате, уже к началу 1980-х гг. в Татарской АССР почти каждый шестой представитель духовенства имел среднее или высшее духовное образование, началось омоложение кадров. В Пензенском регионе к 1986 г. из 13 служителей исламского культа 2 были в возрасте до 40 лет; 1 имел высшее духовное образование ^[6].

Мусульманское духовенство в своей религиозной деятельности вынуждено было считаться с тем обстоятельством, что СССР являлся страной массового атеизма, что далеко не все население, в силу разных причин, составляли верующие. Все это стимулировало поиск новых методов и форм религиозной пропаганды и обуславливало снижение уровня требований к верующим в плане соблюдения религиозных обрядов и традиций. Как следствие, в 1969 г. при прохождении мусульманского праздника «Курбан-байрам» в Татарской АССР муллы разъясняли верующим, что для работающих граждан достаточно участия лишь в основной кратковременной части молитвы пророка, не занимающей много времени, после чего можно покинуть мечеть ^[7]. Особо подчеркивалась необязательность соблюдения поста для беременных, кормящих матерей. Для Среднего Поволжья фактически в прошлом осталась практика чтения полного текста Корана («хатм Коран»), хотя отдельные эпизоды чтения Корана на арабском языке присутствовали (Куйбышевская область) ^[8].

Одной из важнейших обязанностей служителей мусульманского культа была проповедническая деятельность. Социальные и нравственные проблемы жизни советского общества - труд, образование, наука, национальные и семейно-бытовые отношения и т.п., постоянно находились в поле зрения исламского духовенства. Уполномоченный Совета по Ульяновской области С.М. Агафонов верно определил содержание и задачи проповедей служителей мусульманского культа: «… Мулла выступал … с проповедью, в которой призвал молящихся придерживаться вероучения ислама, во всем проявлять покорность и терпение, не обижать близких, родственников и товарищей по работе, старшим поучать младших, а младшим слушаться и повиноваться старшим, молиться за здоровье и благополучие свое и близких родственников. Цель проповеди - удерживать и закреплять веру не только за теми, кто посещает мечеть, но и за их семьями» ^[9]. Анализируя публичные выступления мулл Татарской АССР уполномоченный давал им следующую характеристику: «В своих проповедях имамы мечетей, проявляя лояльность и уважение к конституционным требованиям и одобряя внешнюю и внутреннюю политику Советского государства, призывали верующих к строгому соблюдению догматов ислама, утверждали, что не всякий добродетельный поступок является истинным добром, а только такой, который сотворен глубоко верующим человеком: что нет и не может быть настоящей нравственности без веры в Аллаха, и поэтому-де религия необходима и при социализме; что нормы морали социалистического общества совпадают с нравственными предписаниями ислама, а положения ислама и его обряды подтверждаются научными данными» ^[10]. Постоянно в богослужениях, особенно в сельской местности, звучали наставления о вреде курения, пьянства, морального облика верующего, о воспитании детей и т.д. В мечети г. Чистополя Татарской АССР имам Н.М. Мофлюхунов говорил: «Водка - мать безобразных дел, начало всех грехов. Алкоголик разрушает религию ислам. Тот, кто дает деньги алкоголику, подобен соучастнику в убийстве» ^[11]. Данные сюжеты были актуальны для верующих мусульман и, что особенно важно, доступны для восприятия и понимания. Так, один из ульяновских мусульман сказал уполномоченному следующее: «Я не могу перевести то, что зачитывал мулла из Корана, но я хорошо понял те его слова, которые он сказал на нашем языке, слова о примерном поведении, о доброте, скромности, о дисциплине. Это неплохо. Так же и мы должны воспитывать своих детей». Подобные поучения и притягивают людей в мечети» ^[12]. По замечанию уполномоченного Совета по Куйбышевской области, «за такие проповеди верующие видят в лице мулл чуть ли не пропагандистов коммунистической морали и нравственности» ^[13]. 1979 г. омоченный Совета по Ульяновской облаасти и, что особенно важно,

Особое внимание в своих публичных выступлениях священнослужители мусульманского культа обращали на единство национального и религиозного: имам казанской мечети З. Сафиуллин на праздник «Ураза-байрам» (1982 г.) говорил: «То, что мы сегодня испытываем великую радость, существуем как великая нация - все это только благодаря благословенному исламу. И если мы отступимся от своей веры, упаси Аллах, то окончательно затеряемся среди других наций. Слава Аллаху, наше будущее возможно только под сенью нашей религии» ^[14].

С середины 1970-х гг. в проповедях духовенства Среднего Поволжья сильным лейтмотивом стали призывы к миру, что было связано с изменением международной обстановки. Так, в дни праздника «Курбан-байрам» 1977 г. в выступлениях мулл сельских мечетей А. Ахметвалеева (с. Новое Узеево Татарской АССР), З. Галиуллина (с. Старые Киязли Татарской АССР), Н. Нурмухаметова (с. Курманаево Татарской АССР) особое внимание было уделено вопросам «борьбы народов за мир и посильное участие в ней верующих мечети», «мира на земле» и т.п. ^[15]. В проповеди имама мечети Ш. Гарипова г. Альметьевска звучало: «Борьба за мир и его защита - священный долг каждого мусульманина и всех людей доброй воли. Пусть Всевышний Аллах поможет нашим руководителям в их неустанной борьбе за мир и дружбу между народами» ^[16]. Муллы мечетей г. Ульяновска В. Наруллов, с. Абдреево М. Хайруллин призывали верующих помолиться за правительство и «выражали пожелание ему и впредь заботиться о мире и не допускать войны» ^[17].

В общей же своей массе проповеди исламского духовенства Среднего Поволжья носили достаточно однообразный характер, повторялись из года в год, в них использовались, как правило, одни и те же аяты и высказывания из хадисов: мулла казанской мечети Х. Яруллин (Татарская АССР) текст праздничной проповеди в неизменном виде использовал 6 лет, мулла бугульминской мечети Г. Хамидуллин (Татарская АССР) более 8 лет выступал с одним и тем же текстом ^[18]. Ситуацию весьма красноречиво обрисовал имам с. Степное Озеро Н. Шаяхматов (1981 г.): «… Я выступаю с одной и той же проповедью с 1946 года. Эту же проповедь читали и мои предшественники. Она нас вполне устраивает. Потому что верующие никакого духовного образования не имеют и в мечеть ходят два раза в год. Вообще наша проповедническая деятельность затухает. Или им говоришь, или стенам - одно и то же» ^[19]. Безусловно, некоторые конъюнктурные моменты присутствуют, но в целом довольно объективно представлена картина. По мнению уполномоченного Совета по Татарской АССР И.А. Михалева, причина данного явления крылась в том, что «абсолютное большинство мулл - религиозные самоучки, имевшие низкий уровень общеобразовательной подготовки, кроме того, в настоящее время значительно ослаблены связи духовенства с муфтием, и он не рассылает праздничных посланий» ^[20]. Следует отметить, что верующих далеко не всегда принимали столь низкий уровень «компетентности» служителей культа: в 1969 г. в г. Чистополе (Татарская АССР) во время проповеди муллы Н.М. Мофлюхунова в праздник «Курбан-байрам» раздавались реплики «Это мы уже слышали», «Ничего нет нового» и т.п. ^[21].

В связи с преклонным возрастом мусульманского духовенства и в силу их слабой «профессиональной» подготовки, некоторые из мулл не выступали с религиозными проповедями, а ограничивались поздравлениями верующих с праздниками и высказыванием пожеланий им благополучия и мира (особенно часто данное явление встречалось в Куйбышевской, Пензенской и Ульяновской областях), зачитывали послания муфтия ДУМЕС или поздравительные телеграммы от религиозных объединений (Татарская АССР) ^[22].

В 1970-х гг. в Среднем Поволжье получила распространение практика представления проповедей мулл уполномоченным Совета и в комиссии содействия по соблюдению законодательства о религиозных культах, что расценивалось как «проявление лояльности к органам советской власти» ^[23].

Служители мусульманского культа осознавали, что без преемственности поколений не будущего ни у одной мировоззренческой системы, исходя из чего мусульманское духовенство активнее начало уделять самое пристальное внимание приобщению к вере в Аллаха детей, подростков, юношей. С конца 1940-х гг. со стороны отдельных представителей мусульманского духовенства Пензенского и Куйбышевского регионов отмечалось стремление к организации специального преподавания ислама в мечетях для подраставшего поколения, мотивируя это тем, что «мы, старики, умрем, и Коран читать будет некому» ^[24]. Данная практика вскоре дала свои результаты: в 1961 г. бывшие учащиеся Средне-Елюзанской средней школы А.Ш. Бибарсов и Я.Х. Дебердеев подали заявления о принятии их на учебу в Бухарское духовное училище; в начале 1980-х гг. 7 молодых людей Татарской АССР обучались в Бухарском медресе, причем, некоторые из них были членами ВЛКСМ, служили в рядах советской армии ^[25].

Во второй половине 1940-х гг. правительство СССР разрешило паломничество советских мусульман в Мекку. Паломничество производилось за счет самих паломников, приблизительная стоимость «путешествия» оценивалась в 10000 руб. Помимо достаточных материальных средств и крепкого здоровья, желавшие совершить паломничество должны были получить рекомендации от уполномоченных, советских и партийных органов и органов госбезопасности. В 1960-х гг. паломникам разрешили посещать не только Мекку, но и другие центры ислама. Так, делегация верующих Татарской АССР в 1962 г. побывала по пути в Мекку и обратно в Каире, Джетде, Медине, Таифе, Бейруте, Александрии, Триполи, где проходили встречи с видными мусульманскими, общественными и государственными деятелями Египта, Саудовской Аравии, Ливии и Ливана. Как сообщало посольство, паломники в своих выступлениях допускали даже «чрезмерное приукрашивание положения религии и верующих в СССР» и оставили хорошие впечатления о СССР и жизни советских людей ^[26]. Постепенно процедура отбора паломников была систематизирована, и на места стали поступать разнарядки. Так, именно по разнарядке, поскольку «в настоящее время в республике нет иных лиц для направления в паломничество», в 1976 г. был разрешен хадж имам-хатыбу казанской мечети Т.С. Тазееву; в 1979 г. - Н.Х. Валееву и И.З. Зайнуллину ^[27].

Начиная с 1950-х гг. мусульманское духовенство, пытаясь «модернизировать свое религиозное учение и вопреки ранее принятым обычаям, открыто стало привлекать женщин-татарок в мечети» ^[28]. Мухтасиб Я.С. Юсупов поощрял посещение женщинами мечетей, считая, что запрещение «Корана в данном отношении устарело, поскольку именно через семью, через женщину идет воспитание с детства религиозного убеждения в ребенке. Мулл, которые уклонялись от привлечения женщин в мечети, он называл «твердолобыми» ^[29]. В некоторых мечетях часть помещения была отведена специально для женщин или оборудованы особые комнаты (г. Альметьевск Татарской АССР, с. Большой Труев, Татарский Канадей, Бестянка Кузнецкого района Пензенской области) ^[30]. В 1960-х гг. обыденной практикой стало присутствие на намазах в мечетях женщин в Татарской АССР ^[31]; в г. Куйбышеве на жертвоприношениях вместе с мужчинами собирались и женщины (в сельской местности области - раздельно) ^[32].

Имам пользовался фактически непререкаемым авторитетом среди населения. В 1946 г. с. Новое Усманово Камышлинском районе Куйбышевской области колхозники в дни «Уразы-байрам» вышли на работу только после призыва муллы, проигнорировав все предварительные атеистические мероприятия властей ^[33]. Религиозные общины в с. Индерке Сосновоборского района, Бестянке Кузнецкого района Пензенской области самовольно, без разрешения построили жилые дома для мулл мечетей ^[34].

В Среднем Поволжье особо почиталось приглашение имама на дом для совершения молитвы, особенно в дни религиозных праздников - «разговение», «гостевание», что получило особое распространение в Ульяновской и Куйбышевской областях. Приглашение муллы на дом было дорогостоящим мероприятием: по оценке имама г. Ульяновска Мухаметова каждый такой «вызов» в 1968 г., сопровождавшийся, как правило, обильным ужином и чаепитием, обходился хозяевам и организаторам в сумму не менее 50 руб. ^[35].

Некоторые муллы вовсе не бескорыстно исполняли свои «служебные обязанности». В 1967 г. председатель исполкома Черемшанского райсовета (Татарская АССР) П.С. Ковшов вынужден был разбираться в ситуации по поводу выплаты подоходного налога за муллу М. Ахсанова мечетью в течение нескольких лет ^[36]. Мулла уразовской мечети Ульяновской области А.Х. Сулейманов получал от мечети пенсию в размере 20 руб. ^[37].

Вывод, сделанный уполномоченным Совета по Пензенской области в 1960 г., оставался актуальным на протяжении всего периода: «Мусульманское духовенство всячески стремится разжечь религиозный фанатизм среди населения» ^[38]. Так, уполномоченный по Куйбышевской области еще в начале 1950-х гг. отмечал наличие «среди мулл и таких, которые до сих пор не смирились с колхозным строем» ^[39]. Мулла Бакаевской мечети Камышлинского района А. Галимов сознательно проводил богослужения во время сельскохозяйственных работ с целью их срыва, в частных беседах проводил «свои антиколхозные толкования» ^[40]. В конце 1970-х - начале 1980-х гг. верующие г. Чистополя Татарской АССР открыто выражали недовольство действиями, вернее, недействиями муллы Н.М. Мофлюхунова, который «отказывался отпевать погибших при исполнении воинского долга», поскольку «эти люди преждевременно ушли из жизни не в боях за ислам, а по иным причинам», не скрывал своего неприязненного отношения к членам КПСС и ВЛКСМ, осуждал интернациональное общение граждан, препятствовал заключению смешанных браков и т.д. По замечанию уполномоченного Совета по Пензенской области, противостояние с мусульманским духовенством иной раз достигало такой остроты, что последний вынужден был предупреждать священнослужителей о принятии к нарушителям советских законов о культах мер воздействия вплоть до снятия их с регистрации. В 1959 г. был снят с регистрации «как антисоветский человек» мулла с. Благодаровка Челно-Вершинского района Куйбышевской области И.С. Яхин; в 1961 г. принудительно «уволили» имам-хатыба мечети с. Камышла Куйбышевской области Т. Ахметшина несоблюдение советского законодательства ^[41] и т.д.

В целом же, постепенно к концу 1960-х гг. религиозная практика служителей мусульманского культа в Среднем Поволжье стабилизируется, «антисоветские» крайности в их деятельности встречаются все реже. Да и само Духовное управление мусульман Европейской части СССР и Сибири «проводит очень осмотрительную политику, во внутреннюю жизнь религиозных обществ по существу не вмешивается, а в рассылаемых иногда разъяснениях стремится сдерживать мулл и верующих от наиболее вредных обычаев и поступков», требует «строгого соблюдения советских законов и пресечения деятельности религиозных фанатиков и шарлатанов» ^[42].

Таким образом, численность мусульманского духовенства в Среднем Поволжье (муллы и муэдзины) после всплеска в послевоенный период зафиксировалась на одном уровне. Мусульманское духовенство Среднего Поволжья характеризовалось высоким возрастным цензом и низким уровнем образования, как общего, так и духовного. В некоторых селах в связи с малочисленностью священнослужителей ислама их обязанности выполняли посторонние лица или старики-бабаи. Мулла, особенно в сельской местности, пользовался непререкаемым авторитетом, что выражалось и в материальной форме.

Мусульманское духовенство развивало активную деятельность, применяя самые разнообразные методы работы среди населения. Важнейшим элементом религиозной практики исламского культа являлась проповедь. Эффективность проповедей мусульманского духовенства была, поскольку звучавшие в них сюжеты о любви к Родине, укреплении семьи, ведении здорового образа жизни, формировании трудолюбия отвечали обыденным запросам верующих, были им понятны и близки, в свою очередь, попутно доказывали единство ценностей ислама и общечеловеческого. Но, тем не менее, кризисные тенденции ощущались, поскольку советская действительность явно не благоприятствовала распространению религиозности. Служители исламского культа также говорили в своих выступлениях о лояльном отношении к социалистическому строю, одобрении внешней и внутренней политики КПСС и Советского правительства, в целом, что, с одной стороны, обеспечивало относительно комфортные условия существования, с другой, частично приводило к ослаблению атеистической работы на местах, распространению религиозного мировоззрения и способствовало поддержанию влияния служителей исламского культа.

Мусульманское духовенство Средне-волжского региона ориентировалось на максимальное приспособление идеологии ислама и деятельности религиозности объединений к условиям социалистического общества, модернизацию религиозных догматов Корана, сближение социально-нравственных принципов ислама и коммунизма, религии и культуры. Служители мусульманского культа стремились адекватно реагировать на происходившие изменения в советском обществе; и для укрепления своей базы среди верующих исламские священнослужители активно вовлекали в свою веру молодежь и делали послабления для активной части населения, в том числе и женщин всех возрастов. При некоторых мечетях были организованы специальные школы-курсы по преподаванию основ ислама.

Муллы, будучи в основной своей массе толерантными в отношении советской власти, все же иногда вступали в открытое противостояние, как по принципиальным вопросам веры (главным образом, в Татарской АССР и Куйбышевской области), так иногда и из корыстных побуждений.