Роль геоэкономического (энергетического) фактора в процессе трансформации политического режима в Азербайджане: ретроспективный анализ и современность

Гысымлы Азер Агагасым оглы аспирант, кафедра российской политики, Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова 119991, Россия, Москва, Ленинские горы, д. 1 Gysymly Azer Agagasym ogly Department of Russian Politics at Lomonosov Moscow State University 119991, Russia, Moscow, Leningradskie gory 1 azergasimli@yahoo.com Другие публикации этого автора

Комплексный анализ тенденций развития системы международных отношений показывает, что в начале 21 столетия одной из основных доминант планетарной макродинамики является геоэкономический фактор. Очевидно, резкий рост глобальной конкуренции в энергетической сфере, ситуация, когда борьба за «черное золото» и пути его транзита становится неотъемлемой составляющей мировой политики, позволяют говорить о выделении геоэкономического элемента из совокупности иных геополитических аспектов. ^[1,3]

В указанном контексте немаловажный интерес представляет вопрос: какова роль энергетического фактора в динамике внутренних социально-политических изменений в Азербайджане – значимом «игроке» на мировых рынках углеводородов.

Политические процессы внутри и вокруг Азербайджана, безусловно, содержат особый, энергетический контекст. Наиболее ярко роль нефтяного фактора и переход Азербайджана в разряд классических «петростейт» демонстрирует структурные изменения экономики республики в постсоветский период: удельный вес топливно-энергетического сектора в общем объеме промышленного производства вырос с 16% в 1991 году до 73% в 2001 году.^[2]

Ключевая по своему содержанию роль нефти в азербайджанской политике (и в политике внешних акторов по отношению к внутренним процессам в республике) получила широкое освещение в современной исторической и политологической литературе. Данная тематика рассматривается в работах В.Тимохина, М.Ростовского, Ч.Султанова, Я.Махмудова, Г.Кулиева, Э.Гусейнова, В.Мамедова, П.Дарабади, Э.Мурадалиевой, С.Вермишевой, С.Минасяна и других авторов. При этом следует подчеркнуть, что подавляющее их большинство акцентировали внимание на внешней, геополитической составляющей, рассматривали Азербайджан либо в макро-контекстах (как важную, но все же локальную фигуру на евразийской «шахматной доске»), либо - с точки зрения воздействия «фактора нефти» на макроисторическую динамику азербайджанской государственности. Последнее направление представлено трудами современных исследователей – П.Дарабади, А.Юнусова, А. Аббасбейли, А. Гасанова.^[3-5] При этом, практически вне поля научно-политологического интереса оказался не менее значимый вопрос: каким образом «фактор нефти» воздействует на развитие политического режима и внутриполитическую ситуацию в республике.

Приведенная ниже таблица наглядно иллюстрирует системную историческую важность нефтяного фактора в социально-политическом развитии Азербайджана в период становления политического режима АДР.

Таблица 1.

Добыча нефти на душу населения / добыча нефти на единицу территории.

Как видно из таблицы, с 1901 по 1911 г. Азербайджан уверенно занимал первое место в мире по добыче нефти на душу населения и единице территории, опережая ближайшего конкурента – США - в десятки раз. После известных революционных событий он начинает уступать Мексике, переходя на второе место в мире. По параметру, условно характеризующемуся "нефтяное богатство страны", Азербайджан занимает первое место с начала века в течение почти 50 лет.

Как известно, нефтяная составляющая мирового энергетического комплекса, доля нефти в глобальном производстве и потреблении ресурсов, неизменно возрастала до 80-х годов прошедшего века. Если в конце 19 века нефть вместе с природным газом обеспечивала 3,9% потребностей энергетики, то к средине 70-х гг. прошлого столетия этот показатель возрос до 63,2%. За период с 1900 по 1974 год мировая добыча нефти увеличилась в 126 раз. В дальнейшем произошел резкий спад темпов роста глобального нефтяного сектора. И, тем не менее, за 1975-2001 гг. мировое потребление нефти выросло на 15,5%, то есть, почти так же, как и ее добыча - на 14,8%.

Таким образом, на долю нефти в общем мировом энергобалансе 2001 г. пришлось - около 40%, тогда как угля - 27%, природного газа - 23%, ядерного топлива - 7,5% и гидроэнергии - около 2,5%^[2].

Согласно некоторым аналитическим отчетам, объемы мировой нефтедобычи могут вырасти до максимума уже в будущем десятилетии, хотя есть утверждения, что пик мировой нефтедобычи уже был пройден или это может произойти в самом ближайшем будущем. Вместе с тем, согласно опубликованному в 2001 году отчету американского Центра геологических исследований, мировая нефтедобыча достигнет своего пика не раньше, чем через несколько десятилетий. В прогнозе Международного энергетического агентства говорится о том, что уже только существующих запасов нефти при сегодняшнем уровне потребления миру уверенно хватит как минимум до 2025 г.^[2]

Азербайджанская республика, являясь одним из крупных региональных экспортеров углеводородов, исторически находилась в центре геоэкономического (энергетического) соперничества сверхдержав и связанных с ними транснациональных корпораций (ТНК). Так, уже 29 апреля 1920 года (на следующий день после вторжения красной армии и падения парламентского политического режима Азербайджанской демократической республики) В.И.Ленин публично признал, что за предпринятым внешнеполитическим актом стояли преимущественно рациональные экономические мотивы. Он отметил: «в Баку имеется миллион пудов нефти… Таким образом, наш транспорт и промышленность от бакинских нефтяных промыслов получат весьма существенную помощь». ^[6]

Нефтяные ресурсы Азербайджана стали не только важным компонентом восстановления разрушенной экономики советской России, но и веским аргументом во внешней политики России – СССР. Данный аргумент активно использовался советской дипломатией, в частности, в ходе Генуэзской и Гаагской конференций в 1922 году.

Азербайджанский энергетический потенциал исторически имел большое значение для двусторонних контактов Советской России с западными странами и, в целом, в международных отношениях. С другой стороны, невозможно отрицать тот факт, что «нефтяной вопрос», геоэкономические интересы актеров мировой политики, сначала способствовали искусственному поддержанию режима «ограниченного» парламентаризма в АДР через британское военно-политическое присутствие, а потом – привели к падению этого режима в результате советской военной акции.

Резкий всплеск геоэкономического интереса к Азербайджану пришелся на 90-е годы прошлого века. Кардинальное ослабление влияния постсоветской России в регионе и провозглашение новой государственности открывали широкие возможности для установления прямого или косвенного внешнего контроля над углеводородными ресурсами страны. Вместе с тем, следует отметить, что нефтяная индустрия Азербайджанской ССР, начиная с 70-х гг. 20 века, вступила в полосу затяжного кризиса. Объемы годовой добычи сократились с 20,2 млн. тонн (1970) до 12,5 млн. тонн в 1990 году. Внутриполитическая нестабильность первой половины 90-х гг. 20 века и военный конфликт с Арменией привел к дальнейшему сокращению объемов – до 9,1 миллионов тонн в 1996 году. Доля Азербайджана в мировой добыче нефти в 1991 г. составляла 0,4%, а к 1996 г. снизилась до 0,3%. ^[2]

Стремясь интенсифицировать структурные преобразования в энергетическом секторе руководство Азербайджанской ССР в 1990 году развернуло деятельность по привлечению иностранных инвестиций. В январе 1991 года был объявлен международный тендер, в котором приняли участие такие известные нефтяные компании, как "Бритиш петролеум" (в альянсе с компанией "Статойл"), "АМОКО" и "Юникал". Итоги тендера были подведены летом 1991 года: победителем была объявлена американская компания "АМОКО".

Вместе с тем по решению правительства к участию в проекте совместной разработки месторождения «Азери» привлекли и другие компании. Таким образом, был образован консорциум под руководством «АМОКО», в котором свою долю участия получили также "Юникал", альянс «Бритиш петролеум», «Статойл», «Макдермотт» и «Ремко». На следующей стадии начался этап разработки технико-экономического обоснования и проекта нефтяного контракта. Эти работы были завершены в октябре 1992 года.

Следует отметить, что смена политического режима летом 1992 года способствовала дальнейшей либерализации экономики Азербайджана. Так, 7 сентября 1992 года с альянсом "Бритиш петролеум"/Cтатойл" было подписано соглашение по месторождению Чыраг и перспективной площади Шахдениз. После интенсивных консультаций 1 октября 1992 года был подписан ряд соглашений с альянсом "Пеннзойл/"Рэмко" по месторождению Гюнешли. По договоренности с иностранными компаниями к концу июня 1993 года должны были быть подготовлены и обсуждены проекты контрактов, подготавливаемые созданной Государственной нефтяной компанией Азербайджана (ГНКАР) и иностранными инвесторами. Однако, нестабильность политического режима А.Эльчибея привела к тому, что политические события в Азербайджане завершились очередной сменой руководства страны в июне 1993 года. В сложившейся ситуации пришедшее к власти правительство Г.Алиева приняло решение временно приостановить переговорный процесс. Однако, в дальнейшем азербайджанская сторона вернулась за стол переговоров. Вместе с тем, все более громкое недовольство односторонними действиями азербайджанских властей - разработкой Азербайджаном месторождений каспийской нефти без окончательного согласования вопроса о каспийском шельфе - высказал МИД России. В обстановке назревающего межгосударственного кризиса правительство Азербайджана решило уступить 10% своей доли участия в проекте российской компании "ЛУКойл" и тем самым добилось смягчения позиции Москвы по этому вопросу.

В сентябре 1994 года переговоры между руководством Азербайджана и группой западных инвесторов (нефтяным консорциумом) завершились «контрактом века», подписанием долгосрочного соглашения, рассчитанного на тридцать лет (до 2025 года). За этот период изначально предполагалось добыть 511 млн. тонн нефти (из них доказанные на тот момент запасы составляли около 130 млн. тонн). В этом проекте были представлены Государственная нефтяная компания Азербайджанской Республики (ГНКАР) (10%), американские компании Amoco (17,01%), Unocal (10,05%) , Pennzoil (4,82%), Ramco (2,08%), Exxon (8%), англо-норвежский альянс BP (17,13%), - Statoil (8,56%), турецкая TPAO (6,75%), японская Itochu (3,92%), Саудовская Delta (1,68%), ЛУКойл (10%). Для реализации данного проекта была создана Азербайджанская международная операционная компания (АМОК).

Следует отметить, что уже в 1995-1997 гг. политический режим Г.Алиева развил высокую внешнеполитическую активность по оформлению новых "суперпроектов" и одновременно - по вытеснению России из ее сферы геоэкономических интересов в Каспийском макрорегионе. Постепенно доля участия российских компаний в разработке азербайджанских углеводородов сокращалась. Так, например, в консорциуме по освоению месторождения Шах-Дениз Россия на начальном этапе полностью «выпала» из числа со-инвестров. В феврале 1996 года после вмешательства российского МИДа был подписан меморандум об участии в проекте компании " ЛУКойл", которая получила вместо просимых 20-30% только 10%. Другие российские корпорации, желавшие присоединиться к проекту ("СИДАНКО", "Роснефть", "ЮКОС"), не получили такой возможности.

В октябре 1996 г. было завершено формирование нового, теперь уже совершенно без российских капиталовложений, международного консорциума "MRT Energy" ("Мобил" - США и "Тоталь" - Франция по 40%, "Рамко" - Англия, 20%) по разработке с 1998 г. ряда мелководных участков шельфа.

В январе 1997 г. во Франции был подписан очередной крупный контракт относительно структур Ленкорань-Дениз и Талыш-Дениз. В качестве инвесторов выступили ГНКАР (25%), Elf Aquitaine (40%), Total (10%), германская Деминекс (10%), итальянская Аджип (5%) и Иранская государственная нефтяная компания (10%).

Анализируя процесс выхода Азербайджана на международный энергетический рынок в 1991-2001 гг., важно подчеркнуть, что, несмотря на внутренний кризис, политические элиты Азербайджана (вне зависимости от персоналии лидера: Муталибов – Эльчибей – Г.Алиев) проявили системную заинтересованность в приходе иностранного капитала в нефтяной сектор. Подобного рода факт может рассматриваться как с точки зрения макроэкономической стратегии – понимания необходимости и безальтернативности рыночных реформ, так и в контексте стремления сменявшихся президентов к собственной международной легитимации через форсированную распродажу национальных ресурсов.

Тем не менее, необходимо признать, что неустойчивость политического режима в 1990-1994 гг. накладывала серьезный отпечаток на процессы интеграции республики в глобальное экономико-энергетическое пространство. Непоследовательность принимаемых решений, отсутствие соответствующего инвестиционного климата, недостаток полноценной макроэкономической стратегии и ограниченность возможностей для её реализации, внутриполитическая конфликтогенность делали азербайджанскую промышленность объектом высоко рисковых капиталовложений. Естественно, что указанный спектр негативных факторов способствовал дальнейшей стагнации нефтяной отрасли в 1991-1996 гг.

С другой стороны, факт завершения длительных переговоров и заключение в 1994 году «контракта века», на наш взгляд, коренным образом трансформировал неформальный геополитический статус Азербайджанской республики и установившегося в ней политического режима Г.Алиева. Западный истеблишмент отошел от стереотипного для конца 80-х гг. 20 века восприятия Азербайджана преимущественно как «горячей точки» -плацдарма этнической дестабилизации советской политической системы, а затем и постсоветского пространства. Лейтмотивом новой стратегии отношений «Азербайджан – Запад» в 1994-2003 гг. стала идея стабильности установившегося в республике авторитарно-персоналистского политического порядка – гаранта внешних энергетических интересов.

Свидетельство такого рода заинтересованности - кардинальный рост иностранных капиталовложений в экономику республики. Так, уже к концу 2000 года Азербайджан имел двадцать соглашений с инвесторами в нефтяной сфере. Факт, на который стоит обратить внимание: из двадцати контрактов, компании США представлены в пятнадцати.

Немаловажно, что инвестиционный бум 1994-2001 гг. совпадает с процессами реструктурации политического режима – перехода от конфликтной, неструктурированной конкуренции к более устойчивой авторитарно-персоналистской политической конфигурации. В связи с этим важно признать, что внутриполитическая динамика, направленная на укрепление режима власти Г.Алиева и его ближайшего окружения, несомненно, способствовала росту инвестиционной привлекательности Азербайджана как относительно предсказуемого партнера. При этом, отказ правящей элиты от продолжения демократических преобразований, реверс к авторитарным политическим практикам, ни коем образом не рассматривался ведущими геоэкономическими субъектами (ТНК, представляющие США и западную Европу) как сдерживающий фактор. Более того, на наш взгляд только завершение периода постсоветской неопределенности и переход к авторитарно-стабилизационной фазе политического развития сделали возможным эффективное и долгосрочное сотрудничество азербайджанской власти с крупным зарубежным бизнесом.

С другой стороны, присутствие иностранного капитала, открыто артикулируемые стратегические интересы США и европейских государств в регионе, подчеркнутая лояльность режима Г.Алиева – И.Алиева по отношению к евроатлантической политике, преференции американским и европейским нефтяным компаниям, выступали дополнительными факторами внешней легитимации и внутриполитической стабилизации.

Подчеркивая первостепенность энергетического фактора в режимных трансформациях политической системы современного Азербайджана, Г.Кулиев пишет: «новейшая история вынесла на первый план феномен симбиоза нефти и большой политики. Ныне открыто декларируется наличие явного нефтяного следа почти во всех геополитических акциях и намерениях. Иными словами, нефть и "нефтяники" постоянно оказывают непосредственное влияние на политику и политиков. …Практически в каждой нефтяной стране формируется свой класс "нефтяных политиков", оказывающих, по сути, заметное влияние на политическую жизнь страны и ее стратегию. Именно от их "стратегической честности" зависит во многом будущее страны - возможность ее процветания. Все это актуально для Азербайджана: судьба стратегии страны находится в руках новоявленных "нефтяных политиков". Вопрос в их предрасположенности: к реализации стратегии процветания страны или ...».^[7]

Вместе с тем, аналитические отчеты фиксируют высокий уровень коррупции в республике. Нефтяной профиль азербайджанской экономики при отсутствии прозрачной публичной политики неизбежно способствует воспроизводству теневых политико-экономических практик действующего режима. Очевидно, что энергетические коррупционные схемы – неотъемлемая часть современной азербайджанской системы управления. При этом, фактор причастности к незаконным операциям с нефтью перманентно используется как инструмент взаимной политической борьбы правящей элиты и оппозиции. Наиболее громкий пример: в начале 1998 года официальные власти Азербайджана возбудили уголовное дело против экс-спикера парламента Расула Гулиева, находящегося с конца 1996 года в США. Его обвиняли как «теневого нефтемагната» в «хищении» более 70 млн. долларов. В ответ Р.Гулиев распространил аналогичное «нефтяное обвинение» против высшего руководства страны, непосредственно причастное к масштабной коррупции. Впоследствии подобная политическая риторика, связанная с обвинениями в системной коррупции, неоднократно использовалась политической оппозицией против режима И.Алиева.

В связи с этим следует отметить, что согласно докладу международной организации Transрarency International «Индекс восприятия коррупции 2004 года», Азербайджан занимает 140-е место в списке 146 стран мира по уровню коррумпированности, являясь таким образом лидером по данному показателю среди государств постсоветского пространства. (По данным исследования, Россия по коррупции занимает 90-е место, Армения - 82-е, Узбекистан - 114-е, Беларусь - 74-е. Все остальные страны СНГ (Молдова, Украина, Казахстан, Кыргызстан, Туркменистан, Таджикистан и Грузия) также занимают позиции по уровню коррупции лучшие, нежели Азербайджан.)

Комментируя результаты исследования, председатель правления TI Питер Айген отметил: «Коррупция лишает страны потенциала, необходимого для развития. Согласно индексу восприятия коррупции, такие страны, обладающие богатейшими запасами нефти, как Нигерия, Чад, Азербайджан, Индонезия, Ангола, Ирак, Судан, Казахстан, Венесуэла, Йемен, Эквадор, Ливия, Россия и Иран, набрали чрезвычайно низкие баллы индекса. В этих странах система заключения государственных контрактов, связанных с нефтедобычей, пронизана коррупцией, в результате чего львиная доля доходов от производства и продажи нефти оседает в карманах менеджмента западных нефтяных компаний, посредников и местных чиновников».

Проведенный анализ свидетельствует, что отдельно взятый нефтяной фактор пока не способен приблизить азербайджанский политический режим к плюрализму и конкурентным практикам. Более того, - как справедливо констатирует А.Юнусов - за прошедшее десятилетие «Азербайджан стал все больше и больше ассоциироваться не с демократическими преобразованиями, а с массовыми нарушениями прав человека, колоссальным уровнем коррупции и монополизацией экономики…».^[4]

С другой стороны … «нефть не стала фактором стабильности и расцвета экономики», а исключительно «инструментом насаждения политической системы … порождающей политическую элиту, паразитирующую на нефтяных прибылях».^[4]

Следует отметить, что из-за нефтяных месторождений у режима Г.Алиева неоднократно возникали серьезные противоречия с другими прикаспийскими странами. Например, в 1997 г. разразился громкий международный скандал вокруг месторождения "Кяпаз". Когда Россия и Азербайджан подписали соглашение о совместном освоении этого месторождения, последовал резкий протест Туркменистана, который заявил о своих претензиях на данное месторождение. Проведя детальный анализ возможных политических и экономических рисков, российская сторона отказалась от подписанного соглашения. В свою очередь, отношениям между Азербайджаном и Туркменистаном был нанесен серьезный урон.

Вслед за этим у официального Баку возник конфликт с Тегераном, который также обвинил Азербайджан «в захвате месторождений, находящихся в пределах Ирана». «Эти конфликтные ситуации ярко продемонстрировали шаткость заявлений, будто нефтяная политика и ставка на нефть – основа стабильности для Азербайджана». Стало абсолютно очевидно, что помимо замороженного конфликта с Арменией, Азербайджан стал активным участником острой геоэкономической конкуренции в Каспийском регионе. Естественно, преимущественная ориентация на инвестиции американских ТНК, в значительной степени предопределяла правящему режиму роль «младшего партнера» США, выразителя проамериканских интересов в макрорегиональных процессах.

Говоря о современном состоянии углеводородного потенциала Азербайджанской республики, следует признать, что «суммарные оценки азербайджанских запасов нефти и газа на шельфе Каспийского моря варьируются в зависимости от политических пристрастий исследователей и очень трудно составить объективное представление о цифрах реального углеводородного потенциала Азербайджана». Ряд исследователей, ориентируясь на официальные статистические данные, делает вывод, что эти нефтегазовые резервы «весьма значительны» и способны в течение длительного времени оказать влияние на экономическое развитие Азербайджана и должны обязательно учитываться при анализе региональных политических, военно-технических и социально-экономических процессов.^[8]

Следует признать, что некоторые российские эксперты в недавнем прошлом, в конце 90-х гг. явно недооценивали азербайджанские нефтегазовые ресурсы и придерживались скептической точки зрения относительно долгосрочных перспектив азербайджанского режима в глобальной энергетической игре. Так, С. Вермишева пишет: «годовая добыча нефти в Азербайджане может составить порядка 20 млн. тонн в год…Однако добыча в 20 млн. т нефти в год, конечно же, не тот уровень, чтобы «бросать перчатку» не только Кувейту, но и какой-либо нефтяной компании средней руки». Поэтому, «в противовес количеству подписываемых международных контрактов и соглашений и проводимых руководством республики нефте-шоу, увеличения добычи нефти в Азербайджане на ближайшую перспективу не предвидится».^[9]

Но резкий рост цен на энергоносители в начале 21 века, совпавший с военно-политическим кризисом в Ираке и стабилизацией политического режима Алиевых, коренным образом трансформировал глобальную экономическую ситуацию и привел к нефтяному буму в республике. Так, по официальным данным, приведенным председателем Государственного комитета по статистике А.Велиева, в Азербайджане в 2007 году было добыто более 40 млн. тонн нефти (прирост – более 30% по отношению к показателям 2006 года) и 11 млрд. кубометров газа (прирост – 61% к 2006 г). По сравнению с итогами на 11 месяцев 2006 года за аналогичный период в 2007 году ВВП Азербайджана вырос на 25,4%.

Основываясь на прогнозах и текущей динамике нефтедобычи (с учетом падающей добычи ГНКАР), эксперты считают, что добыча нефти в 2010 г. в Азербайджане составит около 47-50 млн. тонн. Главным сдерживающим фактором в этом случае может стать отсутствие достаточных транспортных мощностей для доставки на мировые рынки. Оценки же роста добычи к 2020 г. до уровня 55-60 млн. тонн, даваемые специалистами ГНКАР, представляются сегодня не совсем обоснованными, поскольку к этому времени пик добычи по крупнейшему на сегодня проекту Азери-Чираг-Гюнешли будет уже пройден, а по другим проектам пока нет подтверждения достаточности нефтяных запасов.^{[2, 10]}

Наряду с национальным энергетическим экспортом и привлечением зарубежных финансовых ресурсов, не менее важную роль в азербайджанской внутриполитической динамике играет транзитный аспект. Так, в рамках диверсификации транзита азербайджанских и среднеазиатских энергоносителей в Европу в 2003-2006 гг. было организовано строительство нефтепровода Баку-Тбилиси-Джейхан (БТД) - самый масштабный инвестиционный проект западных нефтяных ТНК на постсоветском пространстве. Нефтепровод проходит по территории трех стран: Азербайджана - 443 км, Грузии - 248 км, Турции - 1.076 км. Основными акционерами являются «Бритиш Петролеум» (30,1% акций), ГНКАР (25%), американская «Юнокал» (8,9%) , норвежская компания «Статойл» (8,7%) и турецкая ТПАО (6,53%). Очевидно, и у инициаторов проекта БТД, и у азербайджанской стороны были серьезные экономические предпосылки для выбора данного маршрута: сократить транспортные издержки, диверсифицировать источники экспорта энергоносителей, уменьшить зависимость от ближневосточных экспортеров, облегчить поставки каспийской нефти на мировой рынок. Вместе с тем, можно частично согласиться и с мнением российского эксперта В.Тимохина, что замысел «направить нефть с открытых на Каспии и в западном Казахстане месторождений на мировой рынок по неподконтрольному России маршруту мотивировали, прежде всего, геополитические интересы США и Великобритании».

По нашему мнению, отклонив альтернативные – «российский» (через Новороссийск) и «украинский» (через Одессу) - варианты энергетического транзита и сделав выбор в пользу БТД, западные геоэкономические акторы де факто продемонстрировали не только преференциальный подход по отношению к действующей азербайджанской власти, но и взяли на себя дополнительную функцию внешне- и внутриполитического стабилизатора сложившегося в стране политического порядка.

При этом важно, на наш взгляд учитывать, что период внутриполитической неопределенности в Азербайджане летом – осенью 2003 года (связанный с приходом к власти И.Алиева) протекал де факто в условиях уже начавшейся реализации проекта Баку-Тбилиси-Джейхан. В силу этого, равно как и ряда рассмотренных выше геополитических и геостратегических особенностей, «наследственный» формат передачи власти в республике получил фактическое одобрение со стороны США и ряда европейских государств (Великобритания, Франция и т.д.), объективно заинтересованных в максимальной преемственности политического курса.

Очередным, важным на наш взгляд, значимым этапом укрепления международных позиций режима И.Алиева является проект «Набукко». Разработанный австрийским энергетическим гигантом OMV, данный геоэкономический комплекс предполагает строительство стратегического газопровода по маршруту Азербайджан-Грузия-Турция-Болгария (с ответвлениями Сербия-Черногория) - Румыния-Венгрия-Австрия. Само строительство планируется начать после 2010 года, когда будут окончательно разработаны богатейшие казахстанские и азербайджанские газовые месторождения. При этом, согласно заявлению министра промышленности и энергетики Азербайджанской республики Н.Алиева Южно-Кавказкий трубопровод (ЮКТ) рассматривается как одна из ветвей стратегического газопровода «Набукко».

Необходимо отметить, что в создавшейся противоречивой ситуации США выступают главным внешнеполитическим оператором «Набукко», отстаивающим идею сохранения ранее согласованного транзитного формата. Так, помощник государственного секретаря США М.Брайза, выступая на саммите по энергетической безопасности в Вильнюсе (октябрь 2007 года) подчеркнул, что именно Азербайджан и проект «Набукко» - наиболее эффективная альтернатива российскому энергетическому экспорту в Европу. В связи с эти, очевидно, что решение США о снятии ограничений на торговлю с Азербайджаном (отмена поправки Джексона-Вэника), принятое в феврале 2008 года, может рассматриваться двойственно: в экономическом ракурсе - как шаг по оптимизации промышленно-технологической составляющей американо-азербайджанского энергетического сотрудничества; в политическом ракурсе – как усиление вектора на долгосрочную поддержку режима И.Алиева.

В заключение анализа геоэкономического (энергетического) можно сделать ряд выводов:

1) Энергетическая (нефтяная) составляющая, ставшая доминирующей отраслью экономики постсоветского Азербайджана (более 70% промышленного производства), оказывает существенное, все более возрастающее, влияние на внутриполитические процессы в республике, в том числе – на процессы легитимации и реинституализации действующего политического режима.

2) Процесс роста энергетического сектора совпал в темпоральном плане с переходом азербайджанской политической системы от фазы неструктурированно-конфликтной конкуренции (силовая смена режимов) к фазе институционализации автократической конфигурации. Факторы снижения внутриполитической конфликтности и преемственности власти способствовали повышению инвестиционной привлекательности Азербайджана как объекта аллокации финансовых активов ведущих западных ТНК.

3) Геоэкономические интересы (как их следствие – капиталовложения) западных политико-экономических акторов выступили ключевым фактором международной легитимации и внутренней стабилизации «наследственного» режима Г.Алиева – И.Алиева.

4) «Нефтяной» профиль азербайджанской политики активно используется как политическая технология - инструментарий внутренней конкуренции. Он способствует активному росту теневых политических практик правящего режима, сужению публично-политического поля, криминализации принимаемых политических и экономических решений.