Аннотация: В статье рассматриваются особенности восприятия философии экзистенциализма в Японии и анализируется влияние экзистенциалистских идей на творчество писателя Сиина Риндзо. Констатируется, что традиционное японское восприятие человека как причастного миру во многом противоположно западному эгоцентирическому экзистенциальному мировосприятию индивидуума как замкнутого на своём “Я”. Однако существует определённая близость экзистенциалистских и буддийских мировоззренческих установок, что способствовало распространению экзистенциализма в Японии. По мере развития капиталистических отношений в этой стране в японском общественном сознании получили распространение индивидуалистические настроения. Для японских экзистенциалистов главной проблемой стало определение и утверждение собственного “Я”. В статье использован эмпирико-герменевтический метод, т.е. метод корректного описания и толкования конкретных источников, а также диалектический метод в сочетании с принципом комплементарности. В статье впервые в истории отечественного литературоведения рассмотрены работы японского прозаика Сиина Риндзо в свете распространения идей экзистенциализма в Японии; впервые сделан перевод с японского языка текстов Сиина Риндзо и литературно-критических работ, посвящённых его творчеству; впервые предложен культурологический анализ текстов Сиина Риндзо; впервые для подобного анализа привлечены оригинальные японские культурологические и философские источники. Авторами статьи делаются выводы о том, что экзистенциалистские мотивы произведений Сиина Риндзо близки экзистенциализму Достоевского, а в образах героев этого японского писателя нашли отражение его этические искания, созвучные идеям представителя католического экзистенциализма Габриэля Марселя.

Abstract: The subject of the research is the peculiarities of introduction and perception of existential philosophy in Japan, in particular, the influence of the existential philosophic thought on Siina Rinzo’ works. The authors of the article state that within the Japanese culture a traditional attitude to a human being as a creature deeply involved in the natural and social world had been (at least up to the middle of the 20th c.) opposed to the Western one, taking a human being as an individual withdrawn into himself. Also, a considerable proximity can be found between existential and Buddhist mentalities which had favored the spread of existential philosophy in Japan. However, spreading of Capitalism in Japan led to strengthening of individualistic tendencies in Japanese society. Consequently, the main problem for existentially-oriented Japanese writers became “maintaining and determination of their own Self” (Jiga). The method of research: The empirico-hermeneutic methodology was applied: i. e. the method of correct description and interpretation of original sources; dialectical methodology supplemented with the principle of complementarity. Scientific novelty and conclusions: for the first time in Russian history of literature studies, the original texts both by Siina Rinzo (in the light of existential thought in Japan) and Japanese literature critics, texts by dedicated to Siina had been translated and analyzed; the authors also conclude that Siina’s existential motives are much closer to those of Dostoevsky than to the Western representatives of existentially-oriented literature. The characters in Siina’s works show obvious signs of their creator’s ethical striving which leads Siina to the ideals consonant to be ones of a Catholic representative of existentialism Gabriel Marcel.

Аннотация: В статье рассматривается проблема противостояния личности и общества в произведениях художественной литературы на примере сопоставления повести М. Булгакова «Собачье сердце» и рассказа Абэ Кобо «Тиннюся». Делается акцент на социокультурном контексте этих работ, написанных в переломные в мировоззренческом отношении эпохи, которые сопровождались тотальным ценностным хаосом: переход к устройству социалистического уклада в СССР и «поворот» к демилитаризации и демократизации Японии после Второй мировой войны. В обоих случаях проблемы психологии и поведения людей в периоды социальных катаклизмов осмысливаются и интерпретируются Абэ и Булгаковым в художественной форме фантастической аллегории и гротеска. Автором использован эмпирико-герменевтический метод, т.е. метод корректного описания и толкования конкретных источников, а также диалектический метод в сочетании с принципом комплементарности. В статье впервые в истории отечественного литературоведения и японоведения сопоставлены и проанализированы работы Абэ Кобо и Михаила Булгакова с культурологической, социологической и философской точки зрения; впервые для подобного анализа привлечены зарубежные, в том числе оригинальные японские философские, социопсихологические и культурологические источники.

Abstract: The article is devoted to the problem of the opposition between personality and society in literature based on the example of Mikhail Bulgakov's novel 'Heart of a Dog' and Abe Kobo's short story 'Tinnyusia'. The emphasis is made on the socio-cultural environment when those works were written because they were written at critical epochs of the paradigm shift accompanied with the total chaos of values. Those were the periods of Russia's becoming socialist USSR and Japan's 'turn' to demilitarization and democratization after the Second World War. In both cases psychology and behavior of people during social cataclysms were viewed and interpreted by Abe and Bulgakov through fantastic allegory and grotesque. In their research the authors of the present article have applied the empirical-hermeneutic method, i.e. the method of the correct description and interpretation of particular sources, as well as the dialectic method combined with the complementarity principle. This article is the first one in the history of Russian literary studies and Japanese studies to compare and analyze creative work of Abe Kobo and Mikhail Bulgakov from the cultural, sociological and philosophical points of view. For the first time in the academic literature the authors have also referred to foreign philosophical, socio-psychological and cultural sources including original Japanese texts. 

Аннотация: Предметом рассмотрения в статье является одна из характерных черт японского менталитета: актуальное, в режиме «здесь и теперь», целостное знание о мире рассматривалось как не менее, а зачастую – более значимое и истинное, чем текстовое знание. Особенно часто мы встречаемся с такого рода знанием в художественной традиции: в понимании творческого акта (как встраивания в динамику мирового континуума) и в способе обучения (как непосредственную, от учителя к ученику, передачу знания не только о профессии, но и о праведной жизни). Понимание истинного знания японцы унаследовали из Древнего Китая, где уже в IV в. до н.э. Чжуан-цзы обозначил две «ступени» непосредственного, телесно-укоренённого, знания о мире: ступень младенца, не выделяющего себя из своего окружения и ступень наделённого самосознанием профессионала, прошедшего длительную выучку. В обоих случаях человек действует спонтанно, «как природа», опираясь на внутреннюю убеждённость в правильности своего действия. Данный аспект знания становился предметом исследовательского интереса и на Западе. В частности, в России поэт В.А. Жуковский и писатель Л.Н. Толстой обратили своё внимание на такое, не выразимое в словах, актуальное, в режиме «здесь и теперь» знание о мире. Германский философ Е. Херригель посвятил несколько лет жизни совершенствованию холистического, телесно-ментального аспекта разума на пути кюдо – искусства стрельбы из лука. Об этом он написал две книги. Философ М. Полани посвятил данной теме монографию «Личностное знание». В нашей стране проблема «разума тела» наиболее полно рассматривается в работах Л.Г. Пугачёвой и В.А. Подороги. При проведении исследования применялся компаративистский метод, один из главных методов, используемых в гуманитарном знании. Сравниваются традиции западной эпистемологии, полагающей безличностное текстовое знание, безразличное к соматической природе человека – основополагающим для понимания мира и характерное для дальневосточной ментальности целостное, неутилитарное (по сути эстетическое) знание о мире и человеке первичным и потому наиболее истинным. Целостный, телесно воплощённый, эстетический аспект знания исторически предшествовал текстовому знанию. Дальневосточная традиция вплоть до XX века подчёркивала его первичность и истинность. Тем не менее, следует учитывать, что текстовое знание, дающее статическое и схематизированное описание мира, всё же логически первично: чтобы хотя бы выделить динамический аспект знания, надо встать по отношению к нему в позицию наблюдателя. Научная новизна состоит в применении разработок западных и российских учёных в области эпистемологии к менталитету стран дальневосточного культурного ареала.