Рус Eng Cn Перевести страницу на:  
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Библиотека
ваш профиль

Вернуться к содержанию

Genesis: исторические исследования
Правильная ссылка на статью:

«Указники» в Северо-Западной Сибири: социальный портрет, трудовая деятельность и условия содержания депортированного населения

Загороднюк Надежда Ивановна

ORCID: 0000-0002-9071-6998

кандидат исторических наук

старший научный сотрудник, Тобольская комплексная научная станция Уральского отделения Российской академии наук

626152, Россия, Тюменская область, г. Тобольск, ул. Ак. Ю. Осипова, 15

Zagorodnyuk Nadezhda Ivanovna

PhD in History

Senior Scientific Associate, Tobolsk Complex Scientific Station of Ural Branch of the Russian Academy of Sciences

626152, Russia, Tyumenskaya oblast', g. Tobol'sk, ul. Ak. Yu. Osipova, 15

niz1957@yandex.ru
Другие публикации этого автора
 

 

DOI:

10.25136/2409-868X.2019.12.31679

Дата направления статьи в редакцию:

11-12-2019


Дата публикации:

18-12-2019


Аннотация: Объектом исследования является отдельная группа спецпоселенцев — депортированных граждан СССР, осужденных внесудебным порядком за уклонение «от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный паразитический образ жизни» по указам Президиума Верховного Совета СССР от 21 февраля и 2 июня 1948 г. На основе архивных документов приводится численность, места расселения, анализируется социальный состав «указников», их трудовая деятельность и условия содержания на территории Северо-Западной Сибири (Ямало-Ненецкого и Ханты-Мансийского национальных округов Тюменской области). Методологическую основу исследования составляют принципы исторического познания, предполагающие критическое отношение к источникам. Документальная база представлена материалами центральных и региональных архивов. В работе рассматриваются ранее неизученные вопросы послевоенной депортации на исследуемой территории. Основными выводами являются: «указники», в отличие от других контингентов, имели особый правовой статус; они стали источником принудительной рабочей силы в лесной промышленности, на строительстве железной дороги Чум - Салехард – Игарка; анализ их социального состава и содержания приговоров позволяет утверждать о неправомерности применения репрессий к отдельным гражданам; как и другие контингенты репрессированных, находились в тяжелых материально-бытовых условиях.


Ключевые слова:

депортация, колхозники, принудительная рабочая сила, спецпоселения, спецпоселенцы, лесная промышленность, исправительно-трудовой лагерь, Северо-Западная Сибирь, репрессии, железнодорожное строительство

Abstract: The object of this research is the separate group of forced settlers – the deported citizens of the Soviet Union, convicted unlawfully for evading “agricultural work and leading an antisocial parasitic lifestyle” in accordance with the decree of Presidium of the Supreme Soviet of USSR of February 21 and June 2, 1948. Based on the archival materials, the author describes the number, resettlement sites, social composition of “exile settlers”, their labor activity and living conditions in the territory of Northwestern Siberia (Yamalo-Nenets and Khanti-Mansi Autonomous Okrugs of Tyumen Region. The article explores the previously unstudied questions of postwar deportation in the territory under consideration. The conclusion is made that “exile settlers” unlike other population groups, had special legal status; they became the source of compulsory workforce in timber industry, as well as construction of the Chum-Salekhard-Igarka Railway. The analysis of their social composition and content of sentences allow stating on the unlawfulness of application of repressions towards separate citizens; same as other groups of political prisoners, they stayed in arduous material and living conditions.


Keywords:

deportation, collective farmers, forced labor, special settlements, special settlers, forest industry, correctional labor camp, North-Western Siberia, repression, he railway construction

В послевоенные годы, как и предыдущие десятилетия, значимым источником рабочей силы в народном хозяйстве СССР являлось «гулаговское» население: спецпоселенцы, заключенные исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ) и исправительно-трудовых колоний (ИТК). К 1945 г. насчитывалось более двух десятков категорий спецконтингентов.

Принудительное переселение отдельных категорий граждан в послевоенный период имело специфические черты. Определяющим был военный фактор. В конце Великой Отечественной войны началась новая «зачистка» территорий Западной Украины, Белоруссии, Молдавии, Прибалтики, проходила массовая репатриация советских граждан из фашистской Германии и других стран Европы.

В 1948 г. на значительной территории СССР была проведена вторая волна «раскулачивания». 21 февраля 1948 г. был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР «О выселении из Украинской ССР лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный паразитический образ жизни», 2 июня того же года – аналогичный указ, распространявшийся практически на всю территорию страны. Процесс реализации этих Указов является одной из малоизученных страниц истории репрессивной политики Советского государства.

Исследования, посвященные судьбе крестьян, осужденных в 1948–1952 гг. внесудебным порядком, появились в печати в 1990-е гг. Первоначально это было введение в научный оборот архивных документов Н. Ф. Бугаем [1], В. Н. Земсковым [15] и др. На страницах журнала «Отечественные архивы» был опубликован текст Указа от 21 февраля 1948 г. со вступительной статьей В. П. Попова о подготовке данного документа [20].

В работах В. Ф. Зимы, Р. Г. Пихои, посвященных репрессивной политике Советского государства, появились сюжеты, в которых подвергается анализу механизм принятия решений и выселения сельских жителей страны в исследуемый период. В монографии В. Ф. Зимы отдельная глава повествует о проведении насильственного выселения колхозников и единоличников с территории Украинской ССР и, по аналогичному Указу от 2 июня того же года, депортации крестьян с территории СССР, исключая Западную Украину, Белоруссию и Прибалтику. Анализируя методы выхода из кризиса сельского хозяйства, автор отмечает, что «правительство вновь пошло на применение устрашающих мер, чтобы силою заставить людей бесплатно трудиться в колхозах и совхозах, изымать в пользу государства всю произведенную ими продукцию и под угрозой ареста платить непомерные налоги». Принятие Указа оценивается как «социальный эксперимент», «второе раскулачивание» крестьян. Опираясь на документы центральных и местных органов власти, автор приводит механизм проведения «операции» по выявлению и выселению сельских жителей, не выполнявших обязательных заданий в колхозах, а также скомпрометировавших себя в глазах односельчан антиобщественным поведением. Справедливы выводы о том, что в послевоенной деревне тунеядцев было единицы, поэтому под действие указа попали фронтовики, вдовы, старики, молодежь, где большую часть из них составили женщины [16, с. 109].

«Неизвестная инициатива Хрущева» по подготовке этих указов и применению репрессивных мер к отдельной категории сельских жителей Украины — «преступным и паразитическим элементам», а затем всей страны нашла отражение в монографии известного историка Р. Г. Пихои «Советский союз: история власти. 1945–1991» Автор подчеркивает антикрестьянский характер государственной политики, направленный на закрепление принудительного колхозного труда [19, с. 15–17].

Т. В. Вронская рассматривает новый виток государственного террора через принятие двух взаимосвязанных указов Президиума Верховного Совета ССР от 21 февраля 1948 г. «О выселении из Украинской ССР лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный, паразитический образ жизни» и «О направлении особо опасных государственных преступников по отбытии наказания в ссылку на поселение в отдалённые местности СССР» как желание «изолировать самых опасных политических "врагов" советской власти от "здоровой" части общества» [2, с. 108].

Исполнению Указов 1948 г. в регионах СССР (Кировской и Ростовской областях, на Урале, в Красноярском крае и Дальнем Востоке) посвящены работы Е. Л. Зберовской [14], Д. Н. Конышева [18], Р. Р. Хисамутдиновой [22], Е. А. Чайки [23], Е. Н. Чернолуцкой [24] и других. В вышеназванных работах делается акцент на подготовку и осуществление операции по выселению сельских жителей, приводятся факты и причины незаконного выселения, противоречащие официальным установкам, а также численность и дальнейшая судьба «указников» в этих регионах.

Дискуссионными остаются вопросы социального состава выселенцев в связи с отсутствием специальных работ по этой проблеме. В историографии сложилась точка зрения, что основной удар был нанесен той части населения, которая уклонялась от работы в колхозе или отказывалась вступать в колхоз, а «тунеядцев и паразитов» в деревне были «единицы» [16, с 182]. По мнению Е. Н. Чернолуцкой, на Дальнем Востоке приговоры на выселение выносили в основном трем группам жителей села. К первой относились те, кто «игнорировал работу в колхозе, но при этом имел крепкие личные хозяйства»; второй — плановые «переселенцы, получавшие льготы и ссуды, но уклонявшиеся от работы в колхозах»; третью группу «указников» составляли «откровенные пьяницы и тунеядцы». Особую группу составляли т.н. «балласт» общества — больные и немощные люди, многодетные и молодые матери [24, с. 105–106]. Несомненно, следует учитывать специфику региона: на бывших оккупированных фашистами территориях социальный состав выселенцев имел свою специфику.

Не претендуя на исчерпывающие ответы, автор ставит целью данной работы рассмотреть социальный состав, особенности расселения, трудоустройства и бытового обслуживания этой категории репрессированных граждан на территории Северо-Западной Сибири в 1948–1956 гг. Известно, что экономика Северо-Западной Сибири в послевоенное десятилетие развивалась за счет применения принудительного труда, однако исследования по обозначенной проблеме отсутствуют.

Рработы включает широкий круг архивных источников. Основу составляют документы государственных архивов Донецкой Народной Республики, Тюменской области, Ханты-Мансийского и Ямало-Ненецкого автономных округов. Для уточнения социального состава спецконтингента автор проанализировал содержание обвинений в отношении 450 лиц, проживавших на территории Сталинской области. Выбор этого региона не случаен: они составили значительную часть депортированных в Северо-Западную Сибирь [4, дд. 354–382]. Особый интерес представляет картотека спецпереселенцев, спецпоселенцев, выселенных, депортированных административно-ссыльных (осужденных по уголовным статьям), находившихся на учете в Салехардской окружной и районной комендатурах НКВД–МВД в 1929–1960-е гг., хранящаяся в фондах Ямало-Ненецкого окружного музейно-выставочного комплекса им. И.С. Шемановского в г. Салехарде. Она включает 3120 единиц хранения, среди них данные о 708 персонах, отнесенных к категории «указники» [13].

Выселение жителей Украины по Указу от 21 февраля 1948 г. стало своеобразной репетицией всесоюзной «операции». Составление списков лиц, подлежащих выселению, было возложено на партийные ячейки и колхозный актив. Судьба членов колхозов решалась общими собраниями колхозников, единоличников – общими сходами.

Партийными органами всячески поддерживалась «народная» инициатива. После партийного собрания колхозников или заседания партячейки собирался комсомольско-партийный архив, где озвучивались кандидатуры на выселение сценарий собрания. Затем на заседаниях бюро райкомов и обкомов партии оперативно отмечались те коллективные хозяйства и районы, где голосовали единогласно. В партийных протоколах отмечались позитивные результаты: «колхозники выражают благодарность», «укрепилась дисциплина», «поступило много заявлений о вступлении в члены артели» и проч. За «грубые извращения Указа», суть которых заключалась в том, что «собрания проходили не организованно, при слабой активности комитетов», секретарям райкомов КП(б)У были объявлены выговоры [3, д. 69, л. 6–9].

Предоставление права вынесения приговора, нечеткая формулировка определения вины – все это привело к субъективным оценкам совершенного. Помня опыт 1930 г., где во время раскулачивания реализовывался принцип «лучше перегнуть, чем недогнуть», односельчане выдвигали обвинения, вплоть до абсурдных. Повсеместно в список выселенцев были включены многодетные матери, беременные женщины, инвалиды, участники Великой Отечественной войны. Причем это были не единичные случаи. Так, в Сталинской области УССР по пяти районам (Добропольскому, Катыковскому, Макеевскому, Харцызскому, Ямскому) из 58 общественных приговоров, вынесенных в марте – апреле 1948 г., было отменено более половины — 34, аналогичная картина наблюдалась в других районах [3, д. 92, лл. 66–67]. Создавалась иллюзия справедливости наказания: незаслуженно репрессированные жители возвращались домой, а к исполнителям директивы применялись партийные и служебные взыскания: так, за внесение в список выселяемых 50-летней многодетной матери, а также двух больных, секретарю Харцызского РК КП(б)У был объявлен выговор, а уполномоченный по проведению выселения был отозван из района [3, д. 59, лл. 62–65].

Анализ содержания обвинений, предъявленных к жителям Сталинской области в марте – апреле 1948 г., показал: 78 гражданам из 450 было объявлено предупреждение: им давался трехмесячный испытательный срок с письменным обязательством исправиться и честно трудиться, выполнять обязательный минимум трудодней. 382 чел. подлежали выселению, из них 235 чел. (62 %) являлись колхозниками, остальные были исключены из колхоза (22 чел., 6 %) или самовольно вышли из него (125 чел., 32 %); 114 чел. (30 %) было предъявлено обвинение в невыполнении минимума трудодней, 41 чел. был назван нарушителем трудовой дисциплины. В списках к выселению значились 62 чел., в основном женщины, которые имели на иждивении малолетних детей [подсчит. по: 4, д. 354–382].

Задолженность колхозу мешка зерна, избиение коров, отказ напоить колхозное стадо из личного колодца, запрячь корову — тоже служили причиной для выселения [4, д. 355, лл. 7 об., 64–65; д. 359, лл. 106–117; д. 372, лл. 282–299].

В число лиц, преследуемых по Указу, вошли работники учреждений и предприятий, проживавшие в сельской местности: работник почты, налоговый агент, строитель, кустари.

В понятие «антиобщественный паразитический образ жизни» односельчане вкладывали широкий спектр определений. В выступлениях против Советской власти и колхозов обвинялись 19 чел., 114 чел. обвинялись в хищении колхозного и воровстве личного имущества, 101 чел.– в спекуляции товарами, их перепродаже, 20 чел. – в самогоноварении.

Односельчанам представилась возможность привлечь к ответственности тех, чьи морально-нравственные убеждения не совпадали с общественными: рвачей, многоженцев, гулящих женщин, хулиганов, нерадивых матерей. Личная неприязнь звучала в обвинениях типа: «хулиганство в вечернее время», «смеялась над честными колхозниками», «во время жарких полевых работ разъезжала по селу на велосипеде и мотоцикле», «одевши нарядное платье, демонстративно разгуливала по хутору», «ругалась с бригадиром, пыталась ударить его тяжелым предметом» и др.

В число осужденных сельскими сходами и колхозными собраниями вошли и те, кто подлежал высылке в отдаленные районы страны согласно постановлению Совета Министров СССР от 21 февраля 1948 г. «О ссылке, высылке и спецпоселениях», – «семьи осужденных, убитых и находящихся на нелегальном положении бандитов, их пособников, а также различных уголовных элементов», несмотря на то, что эта операция была возложена на МВД СССР: 56 чел. (15 %), которые отбыли тюремное наказание, и столько же — членов их семей; 96 чел. (25 %) лично сотрудничали с оккупантами, 79 чел. (20 %) – члены их семей. Высылке подверглись греки, немцы; бывшие раскулаченные и члены их семей; члены семей шахтовладельцев, торговцев; представители религиозных общин (баптистов); дезертиры Советской Армии, находившиеся с немецком плену, остарбайтеры [4, д. 354–382].

Лица, в отношении которых вынесены общественные приговоры о выселении, подлежали, согласно пункту 4 Указа, «удалению сроком на 8 лет из пределов Украинской ССР в местности, перечень которых устанавливается Советом Министров СССР».

Арестованных содержали в камерах предварительного заключения, создавались концентрационные пункты. Первый эшелон из Сталинской области был отправлен в двадцатых числах апреля. В списках значилось 332 чел., из них по приговорам, утвержденным поссоветами, т.е. единоличников – 153 чел. Хозорганам рекомендовалось «рассчитаться с этими людьми и выплатить им все, что полагается, чтобы они могли взять с собой побольше денег, чтобы они захватили с собой одежду, валенки и побольше белья». Среди принудительно выселяемых граждан было около 20 членов семей, добровольно выезжавших вместе с осужденными [3, д. 202, л. 24].

На конец июня в Сталинской области было вынесено 550 приговоров, из них 121 приговор был отменен по объективным причинам [3, д. 92, л. 66].

За первые два месяца операции в Украинской ССР было осуждено более 2 тыс. человек, все они были отправлены на предприятия лесной промышленности Карело-Финской ССР и Тюменской области [24, с. 103].

Летом того же года началась операция в масштабах страны. Накануне принятия Указа от 2 июня 1948 г. обкомам партии было разослано закрытое письмо ЦК ВКП(б) и Совета Министров СССР «О задачах партийных и советских организаций в связи с предстоящим проведением мер по выселению в отдаленные районы лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный. паразитический образ жизни». Дальнейшие события разворачивались по известному сценарию: заседание партийного актива, где намечались кандидатуры на выселение, назначались кандидатуры на роль докладчиков, выступающих в прениях, далее – колхозное собрание, оформление документов, высылка. Секретность проводимой операции по высылке сельского населения с территории Украинской ССР не позволила избежать ошибок и просчетов, которые были допущены и в других регионах СССР.

На январь 1949 г. на учете спецпоселений МВД республик и УМВД областей находились 21 124 «указников» (10 936 мужчин и 10 188 женщин), из них трудоспособных – 17 986 чел., но использовалось на работах значительно больше — 19 447 чел. [12, с. 127]. По количеству вселяемого спецконтингента Тюменская область (3342 чел.) была на втором месте после Иркутской (4771 чел.) [12, с. 141, 143–152].

На этот период времени спецконтингент Ямало-Ненецкого и Ханты-Мансийского национальных округов Тюменской области включал более десятка различных катеогий: «бывшие кулаки», поляки, немцы, «бессарабцы», калмыки, «оуновцы», «истинно-православные христиане», «фольскдойчи» и другие. Но самой большой колонией из вновь прибывших ссыльных стали «указники».

К 1945 г. многие отрасли экономики Тюменской области использовали труд спецпоселенцев. Планы распределения рабочей силы составлялись заранее, расселением спецпоселенцев занимались представители местных исполкомов и предприятий, контроль оставался за Отделом спецпоселений УМВД [14, с. 378].

5 июня 1948 г. районным комитетам партии и исполкомам была разослана спецтелеграмма Тюменского обкома партии и облисполкома, в которой сообщалось, что на территорию Березовского, Сургутского, Микояновского, Самаровского, Кондинского районов Ханты-Мансийского национального округа, а также Уватского и Ялуторовского районов на предприятия лесной промышленности был завезен спецконтингент из разных областей Украины. Утверждалось, что этот контингент представлял собой «паразитический элемент, тунеядцев, не желавших трудиться в колхозах», «в основной массе все они находились на оккупированной немцами территории» [8, д. 15, л. 5]. Прибытие в район ссыльных частично решило проблему нехватки рабочих рук в лесной промышленности, это позволило открыть новые лесоучастки и предприятия. Прибывшие из Сталинской, Днепропетровской, Запорожской, Кировоградской, Николаевской, Одесской, Черниговской областей Украинской ССР были закреплены за Урманным леспромхозом.

На этот период в регионе была сложная социально-экономическая обстановка. С октября 1946 г. жители северных районов стали снабжаться по нормам сельскохозяйственных районов. В связи были сокращены нормы выдачи хлеба и продовольственных товаров. В отдельных районах рабочий получал 350 г хлеба в сутки, служащий – 250 г, иждивенцы и дети – по 150 г. [7, д. 1, л. 68]. В ноябре 1946 г. значительная часть населения округа не получала хлеба по 8–10 дней [7, д. 1, л. 113]. В январе 1947 г. суточные нормы хлеба уменьшились до 100 г для рабочих и детей, 50 г для иждивенцев [7, д. 1, лл. 81–82, 130–132, 146]. Были зарегистрированы факты смерти от голода среди коренного населения. Наблюдался рост самоубийств, имелись факты каннибализма. На март 1948 г. в Ямало-Ненецком национальном округе было зарегистрировано 184 чел. больных цингой и 41 чел. — дистрофией. Наибольшее число заболеваний (130 случаев) было выявлено среди рабочих рыбозаводов Надымского района. Социальными причинами заболеваний были названы низкий заработок рабочих, сбои в снабжении продуктами питания, крайне плохие бытовые условия [7, д. 1, л. 226].

Факты недоедания, опухания от голода были выявлены в 1947–1948 г. и на юге области. Выросло число больных септической ангиной, желудочно-кишечными заболеваниями. Началась эпидемия сыпного и возвратного тифа. Значительные очаги заболевания были выявлены не только в национальных округах, но и в южных районах области [9, д. 1313, лл. 28–32].

Летом 1948 г. значительная часть области оказалась в зоне затопления, что привело к срыву производственных планов, доставки продовольствия и товаров первой необходимости.

В этот период решением Тюменского областного Совета от 19 июня 1948 г. было объявлено о проведении «мероприятий по выполнению Указа от 2 июня 1948 г.» на территории области. Дислокация сборных пунктов были определена в пяти южных районных центрах области. Проведение собраний было возложено на местный актив, соблюдение порядка, изоляция, охрана осужденных, предотвращение побегов, организация питания были возложены на областное управление МВД [9, д. 1313, лл. 104].

В сибирской глубинке ждали бандитов и бывших полицейских, а прибыли в основном женщины с детьми. Среди ссыльных были больные, инвалиды труда и Отечественной войны.

Серьезной проблемой было разъединение семей. Несмотря на принятии директивы МВД СССР № 33 от 8 марта 1948 г. о соединении разрозненных семей спецпереселенцев, по данным на 1 июля 1948 г., приведенным В. Н. Земсковым, в Тюменской области их число составляло 15,8 % [15, с. 158]. От спецпереселенцев шел поток заявлений с просьбами разрешить им выехать к своим родным и близким.

Адаптация многих спецпоселенцев проходила с большими трудностями: жители степных районов, в основном женщины, обучались непривычным специальностям вальщиков леса, лесорубов, обрубщиков сучьев, пильщиков, возчиков и др. Неудовлетворительные условия труда, несвоевременная выплата зарплаты, мизерные авансы, отсутствие элементарных бытовых условий порождали различные формы протеста – от жалоб в органы НКВД, членам ЦК ВКП(б) (КПСС) до побегов и активных выступлений против режима [21, с. 119–201].

В июне 1948 г. в партийных сводках отмечалось, что в Микояновском, Березовском, Кондинском, Сургутском, Ялуторовском районе «начались групповые побеги, угрожающие принять массовый характер». Предлагалось бежавших судить показательным судом [8, д. 15, л. 5]. Аналогичная картина наблюдалась и в других местах вселения «указников». На январь 1949 г. 200 чел. числились в бегах, 815 чел. находились в местах лишения свободы, в домах инвалидов – 11 чел., причем только в течение IV квартала 1948 г. на поселение в масштабах страны прибыло 3459 чел., а убыло 551 чел., из них: освобождено 79 чел., умерло 47 чел., арестовано 425 чел. [12, с. 128, 130].

Летом 1948 г. районные комитеты партии рассматривали предварительные итоги хозяйственного устройства спецпоселенцев в леспромхозах. В Сургутском районе, как и в других, условия размещения были признаны неудовлетворительными: в Островном лесоучастке до 50 % семей были размещены в бараках, остальные – на чердаках домов. В Ореховском лесопункте 75 чел. были размещены в овощехранилище. Отмечалась слабая организация труда: из 736 чел., завезенные на лесоучастки, к работам привлекалось только 400–500 чел. Рабочим не были доведены нормы выработки, не организован учет и прием их работы. К этому времени леспромхоз имел задолженность по зарплате более 80 тыс. рублей. В связи с этим имелись факты побегов, воровства, убоя колхозного скота [6, д. 3, л.8].

На 20 июля 1949 г. в Тюменской области находилось 2829 «указников», из них в лесной – 2191 чел., рыбной – 230, местной промышленности – 255 чел. За колхозами и совхозами было закреплено 100 чел. [5, д. 143, лл. 77–80].

На протяжении последующих лет бытовые условия на лесоучастках Урманного ДПХ оставались неудовлетворительными. В 1950 г. на лесоучастках Лорба и подучастке Котлах работало 212 выселенцев. Они были размещены в неоштукатуренных, непобеленных бараках. Мужчины и женщины, одиночки и семейные – все в одном помещении. На 30–40 человек приходилось по одному столу и две скамейки, поэтому принимать пищу приходилось стоя; на 70–80 человек – один умывальник. Эту вопиющую картину дополняли факты несвоевременной выплаты зарплаты, отсутствие медицинской помощи [6, д. 3, л. 8; 7, д. 9, л. 152].

На 1952 г. в Урманном леспромхозе работало 1223 «указника». Окружная комендатура констатировала: для рабочих не были завезены продукты питания, предметы первой необходимости. На этой почве голодания у 9 человек цинга, 50 человек больны дистрофией, из заболевших 24 чел. были отправлены в больницу. Все это породило «антисоветские измышления, попытки побегов» [7, д. 14, л. 193–195]. В Красноленинском ЛПХ задолженность по зарплате на август 1952 г. составляла 700 тыс. руб., авансов хватало на 1–2 дня. Более 100 человек не выходило на работу, предпочитая лагерь или тюрьму [21, с. 201]. Преступное отношение к выселенцам осудили обком партии и облисполком, но ситуация продолжала быть катастрофической до конца пятидесятых, до освобождения из ссылки.

В Ямало-Ненецком национальном округе «указники» находились на учете в Салехардской окружной комендатуре, но в связи с производственной необходимостью проживали как в населенных пунктах округа, так и за пределами.

В феврале 1947 г. Совет Министров СССР принял постановление об изысканиях для строительства морского порта между устьем Оби и мысом Каменным и железной дороги Чум – Салехард, затем Салехард – Игарка, строительстве паромной переправы через р. Обь, перевалочной базы в бухте Новый Порт в Обской губе и др. Для выполнения правительственного задания было создано Северное управление железнодорожного строительства МВД. Часть «указников», в основном заключенные, находились в распоряжении Обского исправительно-трудового лагеря № 501. Местом их размещения стали поселки Абезь, Елецкая, станции Никита, Полярный Урал и др.

Условия содержания заключенных в лагере отличались от спецпоселений. Были даже некоторые преимущества: крыша над головой (чаще всего, землянка, палатка, барак), обеспечение одеждой и питанием. Опубликованные документы и свидетельства очевидцев позволяют говорить, что для лиц, выполнявших тяжелую физическую работу, выдавали усиленный паек — по 600 г хлеба, 300 г мяса [11, с. 72].

Вдоль строительства трассы возводились лагерные пункты, которые устраивались практически одинаково: по периметру – проволочные заграждения, вышки. Основное жилье — бараки, которые служили не только жилищем, но и приспосабливались под штаб, столовую, клуб, пекарню, баню, мастерские, медпункт и др.

В условиях полного бесправия сложнее всего было женщинам. Заключенные женских лагпунктов выполняли ту же саму работу, что и мужчины: лесоповал, отсыпка железнодорожного полотна, чистка железнодорожного полотна от снега, кроме того, трудились в различных мастерских, использовались как обслуживающий персонал. В. Н. Гриценко приводит сведения о женской лесоповальной колонне, где подавляющее большинство заключенных было из этой категории. Колонна находилась у берега р. Хейгияха, левого притока р. Надыма. Дети, рожденные в лагере, передавались в Дом ребенка. В начале 1950-х гг. была создана специальная колонна Дома матери и ребенка в Салехарде [10, с. 98–103; 11, с. 86].

Лица, закрепленные за лесозаготовительными пунктами № 5 и № 7, в 1949 г. были переданы в Микояновский район для работы в Урманном леспромхозе [13, с. 35].

На 1 апреля 1950 г. в Обском ИТЛ числилось 292 «указника» (без членов семей), на 1 января 1953 г. — 232 чел. Численность «указников» относительно общего числа заключенных Обского ИТЛ была незначительна (на начало 1949 г. общее число заключенных составляло 50 019 чел., 1951 г. — 41 718 чел., 1954 г. — 12 725 чел.) [12, с. 190–191, 227].

На 1 июля 1950 г. на территории Тюменской области спецконтингент составлял 59749 чел., из них 3700 «указников», на 1 января 1953 г. — 3003 чел. [12, с. 178, 351]. В 1956 г. истек срок высылки «указников», осужденных в 1948 г. На 1 января 1958 г. в Тюменской области стояло 6 чел. [15, с. 263].

Выше приведенные факты позволяют сделать некоторые выводы. В оценке историков, Указ Президиума Верховного Совета ССР от 21 февраля 1948 г. «О выселении из Украинской ССР лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный, паразитический образ жизни» носил антикрестьянский характер. Эта категория населения подверглась осуждению внесудебным порядком, что повторяло печальный опыт раскулачивания крестьян в 1930–е гг. В их числе были лица, подвергнутые повторным репрессиям за одно и то же преступление. Отданные на откуп настроениям и предпочтениям партийного и колхозного актива, многие из осужденных испытали на себе предвзятость и несправедливость наказания. Репрессивные меры на некоторое время улучшили показатели в сельском хозяйстве, но антисоветские, антиколхозные настроения сохранялись.

Спецпоселенцы и заключенные в послевоенный период испытывали бесправие, трудности трудового и бытового устройства, которые сохранялись на протяжении всего периода отбывания наказания.

«Указники» стали дешевой рабочей силой в различных отраслях народного хозяйства страны. Тюменская область, где лесная и рыбная промышленность была построена на принудительном труде, в лице «указников» получила дополнительную рабочую силу. Но в период массовой реабилитации наблюдался значительный отток населения, что вызвало кризисные явления в экономике и демографической ситуации региона, преодоление которого стало основной задачей в последующие десятилетия.

Библиография
1. Бугай Н. Ф. Л. Берия — И. Сталину: Согласно Вашему указанию… М. : «АИРО-ХХ», 1995. 320 с.
2. Вронська Т. В. 21 лютого 1948 р. в iсторiï сталінського терору // Український історичний журнал. 2011. № 1. Л. 107–122.
3. Государственный архив Донецкой Народной Республики (ГА ДНР). Ф. П326. Оп. 7.
4. ГА ДНР. Ф. Р2794. Оп. 1.
5. Государственный архив социально-политической истории Тюменской области (ГАСПИТО). Ф. П124. Оп. 40.
6. ГАСПИТО. Ф. П124. Оп. 54.
7. ГАСПИТО. Ф. П3894. П. 2.
8. Государственный архив Ханты-Мансийского автономного округа (ГАХМАО). Ф. Р1955. Оп. 1.
9. Государственное бюджетное учреждение Тюменской области «Государственный архив в г. Тобольске» (ГБУТО ГА в г. Тобольске). Ф. Р281. Оп. 1.
10. Гриценко В. Н. Калинин В. История «мертвой дороги» : 501/503. Екатеринбург : Баско, 2010. 239 с.
11. Гриценко В. Н. История Ямальского Севера в очерках и документах. В 2-х тт. Т. II. Омск : Омское книжное издательство, 2004. 327 с.
12. Депортации народов СССР (1930-е – 1950-е годы). Часть I. Документальные источники Центрального Государственного Архива Октябрьской революции, высших органов государственной власти и органов государственного управления (ЦГАОР) СССР. М. : Ин-т этнологии и антропологии РАН, 1992. 353 с.
13. Загороднюк Н.И. Описание коллекции картотеки спецпереселенцев, спецпоселенцев, выселенных, депортированных, а также административно-ссыльных (осужденным по уголовным статьям), находившихся на учете в Салехардской окружной и районной комендатурах НКВД-МВД в 1929–1960-е гг. Салехард, 1993. 38 с. Рукопись // Ямало-Ненецкий окружной музейно-выставочный комплекс им. И.С. Шемановского. Научный архив. Д. 1.
14. Зберовская Е. Л. Численность, состав и территориальное размещение спецпоселенцев в Красноярском крае (1945 – начало 1950-х гг.) // Вестник Красноярского аграрного университета. 2006. № 11. С. 374–379.
15. Земсков B.H. Спецпоселенцы в СССР, 1930–1960. М. : Наука, 2005. 306 с.
16. Зима В. Ф. Голод в СССР 1946–1947 годов: происхождение и последствия. М., Институт Российской истории РАН, 1996. 265 с.
17. Иосиф Сталин — Лаврентию Берии: «Их надо депортировать...»: Документы, факты, комментарии / Вступ. ст., сост., послесл. Н. Бугай. М.: Дружба народов, 1992. 288 с.
18. Конышев Д. Н. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 2 июня 1948 г. и его реализация (на примере вятской деревни) // История государства и права. 2014. № 19. С. 44-49.
19. Пихоя Р. Г. Советский союз: история власти. 1945–1991. Новосибирск : Сибирский хронограф, 2000. С. 15–17.
20. Попов В. П. Неизвестная инициатива Хрущева (о подготовке указа 1948 г. о выселении крестьян) // Отечественные архивы. 1993. № 2. С. 31–46.
21. Самаровский край: История Ханты-Мансийского района / Н. И. Загороднюк, Ю. Н. Квашнин, А. Ю. Конев, И. А. Ломакин, В. Г.. Усманов / под. ред. А. Ю. Конева и В. Г. Усманова. Тюмень : Мандр и Ка, 2003. 296 с. + ил.
22. Хисамутдинова Р. Р. Антикрестьянская сущность Указа Президиума Верховного Совета СССР от 2 июня 1948 г. и его осуществление на Урале // Вестник Оренбургского государственного университета. 2002. № 8. С. 56–62.
23. Чайка Е. А. Реализация Указа Президиума Верховного Совета СССР от 2 июня 1948 года «О выселении из Украинской ССР лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный, паразитический образ жизни» в Ростовской области // Историческая и социально-образовательная мысль. 2014. № 5 (27). С. 204–207.
24. Чернолуцкая Е. Н. «Указники» на Дальнем Востоке (Принудительное выселение крестьян из колхозов в 1948–1950 гг.) // Вестник Дальневосточного отделения Российской академии наук. 2007. № 3. С. 102–109.
References
1. Bugai N. F. L. Beriya — I. Stalinu: Soglasno Vashemu ukazaniyu… M. : «AIRO-KhKh», 1995. 320 s.
2. Vrons'ka T. V. 21 lyutogo 1948 r. v istoriï stalіns'kogo teroru // Ukraїns'kii іstorichnii zhurnal. 2011. № 1. L. 107–122.
3. Gosudarstvennyi arkhiv Donetskoi Narodnoi Respubliki (GA DNR). F. P326. Op. 7.
4. GA DNR. F. R2794. Op. 1.
5. Gosudarstvennyi arkhiv sotsial'no-politicheskoi istorii Tyumenskoi oblasti (GASPITO). F. P124. Op. 40.
6. GASPITO. F. P124. Op. 54.
7. GASPITO. F. P3894. P. 2.
8. Gosudarstvennyi arkhiv Khanty-Mansiiskogo avtonomnogo okruga (GAKhMAO). F. R1955. Op. 1.
9. Gosudarstvennoe byudzhetnoe uchrezhdenie Tyumenskoi oblasti «Gosudarstvennyi arkhiv v g. Tobol'ske» (GBUTO GA v g. Tobol'ske). F. R281. Op. 1.
10. Gritsenko V. N. Kalinin V. Istoriya «mertvoi dorogi» : 501/503. Ekaterinburg : Basko, 2010. 239 s.
11. Gritsenko V. N. Istoriya Yamal'skogo Severa v ocherkakh i dokumentakh. V 2-kh tt. T. II. Omsk : Omskoe knizhnoe izdatel'stvo, 2004. 327 s.
12. Deportatsii narodov SSSR (1930-e – 1950-e gody). Chast' I. Dokumental'nye istochniki Tsentral'nogo Gosudarstvennogo Arkhiva Oktyabr'skoi revolyutsii, vysshikh organov gosudarstvennoi vlasti i organov gosudarstvennogo upravleniya (TsGAOR) SSSR. M. : In-t etnologii i antropologii RAN, 1992. 353 s.
13. Zagorodnyuk N.I. Opisanie kollektsii kartoteki spetspereselentsev, spetsposelentsev, vyselennykh, deportirovannykh, a takzhe administrativno-ssyl'nykh (osuzhdennym po ugolovnym stat'yam), nakhodivshikhsya na uchete v Salekhardskoi okruzhnoi i raionnoi komendaturakh NKVD-MVD v 1929–1960-e gg. Salekhard, 1993. 38 s. Rukopis' // Yamalo-Nenetskii okruzhnoi muzeino-vystavochnyi kompleks im. I.S. Shemanovskogo. Nauchnyi arkhiv. D. 1.
14. Zberovskaya E. L. Chislennost', sostav i territorial'noe razmeshchenie spetsposelentsev v Krasnoyarskom krae (1945 – nachalo 1950-kh gg.) // Vestnik Krasnoyarskogo agrarnogo universiteta. 2006. № 11. S. 374–379.
15. Zemskov B.H. Spetsposelentsy v SSSR, 1930–1960. M. : Nauka, 2005. 306 s.
16. Zima V. F. Golod v SSSR 1946–1947 godov: proiskhozhdenie i posledstviya. M., Institut Rossiiskoi istorii RAN, 1996. 265 s.
17. Iosif Stalin — Lavrentiyu Berii: «Ikh nado deportirovat'...»: Dokumenty, fakty, kommentarii / Vstup. st., sost., poslesl. N. Bugai. M.: Druzhba narodov, 1992. 288 s.
18. Konyshev D. N. Ukaz Prezidiuma Verkhovnogo Soveta SSSR ot 2 iyunya 1948 g. i ego realizatsiya (na primere vyatskoi derevni) // Istoriya gosudarstva i prava. 2014. № 19. S. 44-49.
19. Pikhoya R. G. Sovetskii soyuz: istoriya vlasti. 1945–1991. Novosibirsk : Sibirskii khronograf, 2000. S. 15–17.
20. Popov V. P. Neizvestnaya initsiativa Khrushcheva (o podgotovke ukaza 1948 g. o vyselenii krest'yan) // Otechestvennye arkhivy. 1993. № 2. S. 31–46.
21. Samarovskii krai: Istoriya Khanty-Mansiiskogo raiona / N. I. Zagorodnyuk, Yu. N. Kvashnin, A. Yu. Konev, I. A. Lomakin, V. G.. Usmanov / pod. red. A. Yu. Koneva i V. G. Usmanova. Tyumen' : Mandr i Ka, 2003. 296 s. + il.
22. Khisamutdinova R. R. Antikrest'yanskaya sushchnost' Ukaza Prezidiuma Verkhovnogo Soveta SSSR ot 2 iyunya 1948 g. i ego osushchestvlenie na Urale // Vestnik Orenburgskogo gosudarstvennogo universiteta. 2002. № 8. S. 56–62.
23. Chaika E. A. Realizatsiya Ukaza Prezidiuma Verkhovnogo Soveta SSSR ot 2 iyunya 1948 goda «O vyselenii iz Ukrainskoi SSR lits, zlostno uklonyayushchikhsya ot trudovoi deyatel'nosti v sel'skom khozyaistve i vedushchikh antiobshchestvennyi, paraziticheskii obraz zhizni» v Rostovskoi oblasti // Istoricheskaya i sotsial'no-obrazovatel'naya mysl'. 2014. № 5 (27). S. 204–207.
24. Chernolutskaya E. N. «Ukazniki» na Dal'nem Vostoke (Prinuditel'noe vyselenie krest'yan iz kolkhozov v 1948–1950 gg.) // Vestnik Dal'nevostochnogo otdeleniya Rossiiskoi akademii nauk. 2007. № 3. S. 102–109.

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Конец 1980-х – начало 1990-х гг. привели к коренным переменам в духовной жизни нашей страны, что было связано с глубоким постепенным упадком господствовавшей в течение семидесяти с лишнем лет официальной коммунистической идеологии. Демократизация и гласность особенно ярко проявились в социальных и гуманитарных науках, стремительно набравших популярность в советском обществе. В тоже время данные процессы на фоне коммерциализации нашей страны привели к погоне за сенсационностью, а в исторической литературе способствовали формированию массовых трудов таких «псевдоисториков», как А.Т. Фоменко и Г.В. Носовский, чьими трудами оказались заставлены полки книжных магазинов. Подобная тенденция сохраняется и в наши дни. А ведь без знания своей истории невозможно идти в будущее. Заметим, что тысячелетняя отечественная история богата трагическими и героическими эпизодами, многие из которых перекликаются друг с другом: всем памятны строчки про «праздник со слезами на глазах» День Победы. Так, предметом острых споров, начиная с XX съезда КПСС, является сталинский период. Напомним, что сама Перестройка началась на волне критики Сталина: В.В. Костиков писал на страницах «Огонька» в 1989 г.: «Вдумчивый читатель, конечно же, уже смекнул, что наскучившая ему публицистическая «Сталиниана» была вынужденной, но необходимой мерой политической ассенизации…Критика Сталина на определенном этапе вызревания гласности была своего рода «эвфемизмом» более серьезной, концептуальной критики». Но и сегодня у Сталина имеются многочисленные последователи и защитники.
Указанные обстоятельства определяют актуальность представленной на рецензирование статьи, предметом которой являются лица, подвергшиеся наказанию в 1948 г. вследствие Указов Президиума Верховного Совета СССР «О выселении в отдаленные районы лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный паразитический образ жизни». Автор ставит своими задачами рассмотреть социальный состав, особенности расселения, трудоустройства и бытового обслуживания на территории Северо-Западной Сибири в 1948–1956 гг. лиц, выселенных на основании Указов 1948 г.
Работа основана на принципах анализа и синтеза, системности и объективности, методологической базой исследования выступает историко-генетический метод, в основе которого по определению академика И.Д. Ковальченко, находится ««последовательное раскрытие свойств, функций и изменений изучаемой реальности в процессе ее исторического движения, что позволяет в наибольшей степени приблизиться к воспроизведению реальной истории объекта», а отличительными чертами которого является конкретность и описательность.
Научная новизна исследования заключается в самой постановке темы: автор стремится охарактеризовать «механизм проведения «операции» по выявлению и выселению сельских жителей, не выполнявших обязательных заданий в колхозах, а также скомпрометировавших себя в глазах односельчан антиобщественным поведением», то есть «второго раскулачивания». Научная новизна исследования определяется также привлечением материалов из архивных фондов.
Рассматривая библиографический список статьи, как позитивный момент следует отметить его масштабность и разносторонность: всего список литературы включает в себя свыше 20 различных источников и исследований. Источниковая база исследования представлена документами из фондов Государственного архива Донецкой Народной Республики Государственного архива социально-политической истории Тюменской области, Государственного архива Ханты-Мансийского автономного округа, Государственного бюджетного учреждения Тюменской области «Государственный архив в г. Тобольске», научного архива Ямало-Ненецкого окружного музейно-выставочного комплекса им. И.С. Шемановского. Из используемых автором исследований укажем на труды Н.Ф. Бугая, Л.Е. Зберовской, В.Ф. Зимы, Р.Г. Пихоя, Р.Р. Хинсамутдиновой, Е.А. Чайка, в которых рассматриваются различные аспекты исполнения Указов 1948 г. в регионах СССР. Отметим, что библиография имеет важное значение не только с научной, но и с просветительской точки зрения: читатели, познакомившись с текстом статьи, могут обратиться к другим работам по затрагиваемым темам. На наш взгляд, комплексное использование различных источников и исследований позволило автору должным образом раскрыть поставленную тему.
Стиль написания работы является научным, однако доступным для понимания не только специалистов, но и широкой читательской аудитории, всем, кто интересуется, как историей репрессий, в целом, так и процессами раскулачивания, в частности. Апелляция к оппонентам представлена в выявлении проблемы на уровне собранной информации, выявленной автором в ходе работы над темой исследования.
Структура работы отличается определенной логичностью и последовательностью, в ней выделяются несколько разделов, в том числе введение, основная часть и заключение. В начале автор определяет актуальность темы, показывает, что «выселение жителей Украины по Указу от 21 февраля 1948 г. стало своеобразной репетицией всесоюзной «операции». В работе проводятся параллели между первым раскулачиванием 1930-х годов и событиями 1948 г.: «помня опыт 1930 г., где во время раскулачивания реализовывался принцип «лучше перегнуть, чем недогнуть», односельчане выдвигали обвинения, вплоть до абсурдных». Примечательно, что как показывается в работе, «отданные на откуп настроениям и предпочтениям партийного и колхозного актива, многие из осужденных испытали на себе предвзятость и несправедливость наказания», которое выносилось на общем собрании колхозников. Автор обращает внимание на сложные условия, в которые попадали выселенные в Сибирь лица: так, «заключенные женских лагпунктов выполняли ту же саму работу, что и мужчины: лесоповал, отсыпка железнодорожного полотна, чистка железнодорожного полотна от снега, кроме того, трудились в различных мастерских, использовались как обслуживающий персонал».
Главным выводом статьи является то, что «указники» стали дешевой рабочей силой в различных отраслях народного хозяйства страны. Тюменская область, где лесная и рыбная промышленность была построена на принудительном труде, в лице «указников» получила дополнительную рабочую силу». В целом, приводимые данные позволяют опровергнуть мнение о том, что репрессии в колхозной среде закончились в своей массе в 1930-е годы.
Представленная на рецензирование статья посвящена актуальной теме, вызовет определенный интерес у читателей, а ее материалы и выводы могут быть использованы в курсах лекций по истории России, так и в различных спецкурсах.
Статья может быть рекомендована для публикации в журнале «Genesis: исторические исследования».