Стратегии политической легитимации в постсоветских государствах де-факто

Тлостнаков Аскер Асланович Старший научный сотрудник, Центр междисциплинарных гуманитарных исследований, Южный федеральный университет 344022, Россия, Ростовская область, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 160, каб. 202 Tlostnakov Asker Aslanovich Senior Scientific Associate, Center for Interdisciplinary Humanitarian Studies of the Southern Federal University 344022, Russia, Rostovskaya oblast', g. Rostov-Na-Donu, ul. Pushkinskaya, 160, kab. 202 tlostnakov@sfedu.ru Другие публикации этого автора

Статья подготовлена в рамках выполнения государственного задания Министерства образования и науки РФ в сфере научной деятельности №30.2875.2017/8.9

В настоящее время в научной литературе, посвящённой изучению процессов легитимации политической власти, стратегическому аспекту этих процессов уделяется незаслуженно мало внимания. Как правило, исследователи ограничиваются анализом источников, факторов, механизмов и технологий легитимации власти.

В то же время, вопрос легитимации власти по средствам ответа на вопросы, имеющие фундаментальное значение для общества остается актуальным как для государств, признанных мировым сообществом (недавний кризис в Европе, связанный с «наплывом» мигрантов, и поставивший проблему, связанную с самим существом европейской идентичности это лишний раз подтверждает), так и для непризнанных государств.

Отличие состоит в том, что в государствах де-факто подобные вопросы стоят гораздо более остро, чем в обычных государствах, и, обосновывая своё право на власть, элиты не только не могут игнорировать данные вопросы, но и активно эксплуатируют указанную проблематику в процессе легитимации. В действительности, под вопросом находится не только происхождение их власти (учитывая самопровозглашённый характер политических новообразований), но и статус самой государственности, на управление которой они претендуют. Кроме того, перед элитами стоит задача определения путей развития политических институтов государства де-факто, особенностей политического режима, места и роли в международной системе и т. д. Чаще всего подобные вопросы всегда возникают в кризисных ситуациях и период нестабильности, но фундаментальное значение они приобретают после распада государственности или в случае возникновения нового протогосударственного образования.

Существенный интерес в этой связи представляет недавнее совместное исследование политик легитимации на постсоветском пространстве, проведенное немецкими и голландскими учеными Й. Ахренсом, М. Брусисом и М. Шульце-Весселем^[1]. Авторы различают претензии режимов на легитимность, касающиеся «справедливости» поддерживаемых ими политических и социальных порядков, и технологическую способность политической системы порождать легитимность^[1]: «В отличие от большей части существующей литературы по этому вопросу, в которой основное внимание уделяется популярности режима, мы анализируем различные основы, на которых различные режимы претендуют на легитимность. Такие претензии на легитимность имеют фундаментальные политические последствия в отношении сплоченности элиты, активности оппозиции и потенциальной популярности режима»^[1]. В этой связи, авторы выделяют шесть стратегий легитимации недемократических режимов. Й. Ахренс, М. Брусис и М. Шульце-Вессель исходят из установки: «Каждая политическая система – независимо от того, демократическая она или авторитарная, – должна достигнуть определенного уровня легитимности, чтобы обеспечить свое сохранение в долгосрочной перспективе»^[1]. И стратегия достижения этого уровня основывается на шести измерениях^[1]:

1. Идеология. Этот элемент стратегии трактуется в духе Д. Истона – как обобщенные нарративы относительно справедливости определенного политического порядка. Соответственно, идеологическая легитимация может опираться на национализм, социальные модели и религию. Особенно часто режимы, получившие независимость от материнского государства, апеллируют к националистическим чувствам.

2. Основополагающий миф. На значимость фундаментального мифа, в частности, обращал внимание Д. Битэм, когда подчеркивал связь между принципиальной спорностью исторических нарративов с процессом легитимации власти в современности^[2]. Политические лидеры, элиты и партии склонны определенным образом преломлять исторический нарратив так, чтобы представить в выпуклом виде собственную роль в государственном строительстве. Особенно актуальным это становится во время сильных потрясений, таких как война, революция и освободительные движения^[3]. С этим же связаны претензии революционных партий на то, что они воплощают волю своего народа.

3. Персонализм. Этот элемент стратегии восходит к веберовскому понятию харизматического авторитета как источника легитимности. Харизматический лидер позиционирует себя в качестве носителя определенной миссии, избранника судьбы и т. д. Соответственно, легитимация на персоналистской основе представляет собой «дискурсивный механизм, который подчеркивает центральную роль правителя в некоторых достижениях, таких как единство, процветание и стабильность нации»^[1]. И оснований такой легитимации может быть два: личная харизма лидера и/или исключительные способности и опыт руководства.

4. Международное участие. Речь идет не о «внешней легитимности» государства, понимаемой как признание другими государствами, но о том, как политический режим использует свою роль на международной арене для легитимации своей власти внутри страны. Шайырбек Джураев из Сент-Эндрюсского университета (Шотландия) использует термин «экстернализация» для описания того, как политические лидеры используют роль своей страны в международных дискуссиях «в качестве инструментов в производстве внутренней легитимации»^[4]. Примером может служить современная Россия, в которой власть в процессе легитимации активно апеллирует к возросшей за последние годы значимости страны на международной арене.

5. Процедурные механизмы основываются на выборах и других институциональных механизмах передачи власти и/или реализации политики. Как показал американский политолог из Йельского университета Хуан Хосе Линц, недемократические режимы всегда стремятся действовать в рамках установленных ими самими законов, несмотря на отдельные прецеденты волюнтаризма в принятии решений^[5].

6. Представление (performance), т. е. утверждение успехов в достижении желаемых политических, социальных или экономических результатов. Несмотря на различия между эффективностью режима, и его легитимностью, нельзя не признать, что такие результаты, как экономический рост, снижение инфляции и безработицы, если они активно приписываются носителям власти, могут выступать в качестве легитимирующего фактора. При этом, как подчеркивают авторы рассматриваемого исследования, «мы фокусируемся на том, в какой степени режим либо сознательно использует свои достижения в выполнении социальных требований, таких как материальное благосостояние или безопасность, либо поочередно использует требования результатов в отсутствие реальных улучшений, чтобы поддерживать свои претензии на легитимность»^[1].

Предложенная модель достаточно работоспособна, чтобы взять ее за основу и доработать применительно к анализу феномена государств де-факто на постсоветском пространстве. Прежде всего, следует согласиться с авторами в том, что легитимность – явление многомерное, поэтому стратегия легитимации не может быть четко выраженной и однонаправленной. Можно предположить, что в предложенной модели стратегия легитимации рассматривается в качестве равнодействующей от шести факторов, или механизмов. И рассмотренную модель анализа можно принять в качестве образца, который, тем не менее, нуждается в корректировке применительно к анализу легитимации власти в государствах де-факто.

Стратегический уровень предполагает легитимацию посредством обращения к базовым целям и ценностям подконтрольного населения с целью вызвать у этого населения веру в то, что именно данные представители власти и институты способны артикулировать эти цели и ценности, наметить стратегические пути развития политического новообразования, включая решение проблемы международного признания, отношения с соседними государствами и/или с государством-патроном и т. д., и в конечном счёте вывести общество и политические институты из кризиса; В то же время, тактический уровень предполагает использование конкретных технологий легитимации для решения задачи легитимации стратегической. Стратегия легитимации представляет собой равнодействующую механизмов легитимации власти. За основу принимаются шесть элементов этой стратегии, которые были рассмотрены выше.

Сразу следует оговориться о том, что учитывая нестабильный характер исследуемых политических образований и отсутствие в них базового консенсуса, нередко встречаются конкурирующие стратегии легитимации различных политических лидеров или властных группировок, предлагающих разные пути политического развития. Наиболее яркий пример — вопрос отношения с Россией в абхазском, южно-осетинском и приднестровском политических классах. Однако можно привести и обратный пример, когда стратегическая легитимация замыкается на фигуру одного лидера, и с его уходом (нередко – насильственным) происходит радикальное изменение и политических целей страны, и её политического устройства (Ливийская Джамахирия, и Государство Ливия после гибели М. Каддафи). Поэтому, учитывая политическую конкуренцию, стратегия легитимации должна рассматриваться именно как равнодействующая различных элементов этой легитимации элит и лидеров, которая пользуется наибольшей поддержкой населения.

Кроме того, необходимо учитывать внутренний и внешний аспекты легитимации, поскольку, несмотря на то, что они связаны между собой, между ними есть некоторые различия. Прежде всего, на международной арене представители политической власти государств де-факто стремятся в процессе легитимации получить признание международного сообщества, поддержку государств-покровителей и т. д., и для этой цели нередко выбирают технологии легитимации через демонстративную демократизацию внутриполитической жизни, легализацию собственной власти посредством выборов, признание прав человека и меньшинств и т. д. Во внутриполитическом аспекте правительства непризнанных государств легитимируют свою власть посредством социально-экономических реформ, улучшения качества жизни населения и т. д. Однако демократизация внутриполитической жизни, обеспечение эффективного функционирования государственных институтов и т. д. (внутренний аспект) повышает респектабельность правительства государства де-факто на международной арене, и наоборот: признание (пусть даже частичное) международным сообществом легитимирует правительство в глазах собственного населения. Поэтому различение указанных двух уровней и аспектов носит исключительно аналитический характер.

Есть еще один момент, на котором следует остановиться. Профессор Санкт-Петербургского государственного университета Н.А. Добронравин выделил три правила суверенизации непризнанных государств^[6]:

1. Негативное «правило отсрочки признания»: если самопровозглашенное политическое образование не получило международного признания в течение 1–2-х лет, резко возрастает риск, что либо это признание будет отложено на неопределенный срок, либо военным путем территория будет возвращена под контроль родительского государства.

2. Позитивное «правило признания жертвы»: наибольшие шансы получить международное признание имеет то новообразованное государство, которое в мировом общественном мнении рассматривается как жертва родительского суверенного государства. К этой «жертве» проникается расположением мировое сообщество, что потенциально благоприятно влияет и на процесс признания государства, и на внутреннюю легитимацию режима. Сюда же относится имитация демократических институтов: «Лидеры непризнанных государств стремятся демонстрировать свою приверженность демократии, используя для этой цели выборы. Таким образом, создается имитационно-электоральная демократия, известная и в некоторых международно признанных государствах»^[6].

3. Негативное «правило непризнания преступника». «Нет или крайне мало шансов на международное признание у "ненастоящих" и "плохих" политических образований, которые рассматриваются в мире как реальные или предполагаемые гнезда транснациональной преступности и очаги международного терроризма»^[6].

Соответственно сказанному выше, выделяя стратегии легитимации политической власти в государствах де-факто, следует сосредоточиться на анализе следующих болевых точек, или проблем:

- отношения с родительским государством;

- проблема национальной идентичности, связанная, в том числе, с отношениями с родительским государством;

- отношения с государством-покровителем;

- стратегия демократизации политических институтов с целью не только внутренней, но и внешней легитимации;

- и др.

Анализируя государства де-факто постсоветского пространства (Абхазия, Южная Осетия, Приднестровская Молдавская Республика и Нагорно-Карабахская Республика), в качестве стратегически значимых легитимирующих концепций можно выделить следующие.

Одна из первых и самых распространенных стратегий легитимации, обусловленных самим статусом непризнанного государства, является легитимация посредством последовательного размежевания с родительским государством. Для этого используются различные средства – манипуляции историческим прошлым («войны памяти»), мифологизация противостояния с родительским государством, представление себя в роли жертвы и т. д.

Стратегия вхождения в состав Российской Федерации. Данная стратегия активно используется властями Южной Осетии. В качестве аргумента для вхождения в состав России власти государства де-факто стремление северных и южных осетин к объединению в рамках единого субъекта. Как утверждают некоторые исследователи, «осетины являются единым народом и свою этническую родину воспринимают как единую Осетию»^[7]. При этом единство южных и северных осетин если и достигнуто, то политическими средствами, поскольку еще в начале XX в. было установлено, что «осетины не представляли гомогенного культурного единства, так как их северная часть существенно отличалась от южной»^[8]. Однако стратегия на вхождение в состав России вынуждает представителей южно-осетинской элиты игнорировать эти факты.

Стратегия имитации демократических институтов, которая, по словам Н. Касперсен, «составляет ключевую стратегию для непризнанных государств, так как она, по-видимому, способствует достижению двух их главных целей: сохранить независимость де-факто и добиться международного признания»^[9]. Однако, как справедливо полагает Н.А. Добронравин, при реализации данной стратегии возникает известное противоречие между оперативной эффективностью власти в условиях нестабильности и/или боевых действий, и либеральным прекраснодушием «мирового сообщества», что не может не угрожать целостности нового политического образования: «В условиях вооруженной борьбы за хотя бы фактическую самостоятельность непризнанные государства всегда рискуют перейти от реальной или даже имитационной демократии к открыто авторитарным методам управления. По сравнению с либеральным подходом авторитарный оказывается более понятным в военных условиях. Демократия может быть привлекательной для мирового общественного мнения, но губительной для самого непризнанного государства»^[6].

Легитимация через игнорирование международного признания, через апелляцию к фактическому статусу способности вступать во взаимоотношения с другими государствами. Так, известный абхазский историк Игорь Ражденович Марыхуба доказывает, что Республика Абхазия является не только де-факто, но и де-юре суверенным государством, поскольку «обладает всеми признаками – критериями субъекта международного права, государства-субъекта: постоянным населением, определенной исторической территорией, структурами управления и способностью вступать в отношения с другими государствами»^[10]. Однако перечисленные четыре признака идентифицируют субъект международного права только в качестве «государства де-факто», а не де-юре суверенного государства. Для того, чтобы приобрести статус последнего, необходимо международное признание. Однако, по мнению И.Р. Марыхуба, а также других абхазских историков, юристов, политиков и т. д., «суверенное существование Абхазского государства – республики Абхазия не зависит от признания другими государствами… Государство Абхазия не может считаться несуществующим на том основании, что кто-то его сегодня не признает…»^[11].

Похожей стратегии следует и Южная Осетия в отношениях с родительским государством. Как отмечает российский исследователь Б.А. Камкия, власти Абхазии и Южной Осетии легитимировали себя посредством обращения к лозунгам антиколониальной национально-освободительной войны, «апеллирующими к историческому героическому прошлому, к проблеме выживания культур, самосохранения; тогда как консолидация власти "центра" вела к легитимации системы ссылками на требования европейских стандартов организации национально-государственных устройств, основанных на принципе сохранения территориальной целостности, соблюдения прав человека и прав нацменьшинств <…> Власть "центра" – Тбилиси легитимизировала себя лозунгами защиты национальной культуры, по сути дела, реализовав принцип: "Одно государство – одна культура". Легитимность Абхазии обосновывается, с одной стороны, исторической аргументацией права на суверенитет республики в прошлом, и, с другой стороны, применением "центром" силы – в настоящем. Это делает власть, ведущую национально-освободительную борьбу, легитимной»^[12].

Имеющиеся (хотя и крайне скудных) социологические данные свидетельствуют о том, что в Абхазии, Южной Осетии, Приднестровской Молдавской Республике и Нагорно-Карабахской Республике, как и в признанных международным сообществом государствах, существует серьезный запрос населения на эффективное правительство, способное решать социальные и экономические проблемы, на безопасность, на обеспечение политической стабильности, демократические процедуры и права человека. Вместе с тем, стоит отметить, что власти государств де-факто в процессе легитимации акцентируют внимание населения на своей способности обеспечить безопасность граждан политического новообразования. Кроме того, они активно используют этнонациональную составляющую основополагающего мифа, а также внешнеполитический фактор – отношения с родительским государством, с государством-покровителем и проблематизацию статуса собственного политического образования.