Бурятская социалистическая культура в контексте идейно-политических установок конца 1920-начала 1930-х годов

Амгаланова Мария Викторовна кандидат культурологии доцент, ФГБОУ ВО "Восточно-Сибирский государственный институт культуры" 670031, Россия, Республика Бурятия, г. Улан-Удэ, ул. Терешковой, 1 Amgalanova Mariya Viktorovna PhD in Cultural Studies associate professor of the Department of Cultural Research and Art Studies at East-Siberian State Institute of Culture 670031, Russia, respublika Buryatiya, g. Ulan-Ude, ul. Tereshkovoi, 1 amgalanova@rambler.ru Другие публикации этого автора

Одним из крупнейших политических событий XX века стала Великая октябрьская социалистическая революция, которая одними понималась как национальная катастрофа, приведшая к гибели Российской империи, гражданской войне, установлению тоталитарной системы правления. Для других – явилась прогрессивным актом, позволившим выбрать некапиталистический путь развития и устранить патриархальные пережитки в регионах. Что касается Бурятии, то первое послереволюционное десятилетие характеризуется значительными изменениями в традиционном укладе и достижениями во многих областях культуры. Такими достижениями, безусловно, являются ликвидация неграмотности, создание системы образования, в том числе и художественного, формирование профессиональных отраслей художественной культуры, создание национальной письменности, литературного языка и многое другое.

С установлением советской власти в Бурятии коренным образом менялась жизнь населения, традиционный уклад и мировоззрение, происходил процесс формирования совершенно новой культуры. По мысли авторов ее концепции, главным принципом формирования социалистической культуры становился классовый подход, согласно которому в ее основу должна быть положена пролетарская идеология, выражавшая интересы трудящихся масс. Отношение к предшествующей культуре рассматривалось как преемственность, однако твердого понимания, что из культурного наследия может быть использовано социалистической культурой, а, что должно быть ею отвергнуто не было. Первое послереволюционное десятилетие стало временем, когда «все было внове, еще зыбко и неясно» ^{[6, с.4]}. Представители бурятской дореволюционной интеллигенции Ч.-Л. Базарон, Б. Барадин, Ц. Жамцарано, П. Дамбинов и многие другие в основу формирования социалистической культуры положили мировоззренческие, религиозные, художественные элементы устного народного творчества, буддийского и шаманского культурного наследия.

Период 1920-1930-х гг. в истории бурятской культуры стал одним из самых плодотворных, но и самым сложным периодом. Острыми и противоречивыми продолжают оставаться вопросы «почему, когда и как произошел отход от идей "светлого будущего", стали возможными попрание прав и свобод человека… был организован репрессивный аппарат» ^{[13, с.5]}. По мнению Ю.Л. Юрганова, с объявления Сталина в апреле 1929 г. о начале строительства социализма в отдельно взятой стране начинается борьба «за социализм в атмосфере "растущей" классовой непримиримости… уже внутри страны» ^{[17, с. 200]}. С другой стороны, в речи Сталина относительно задач РАПП были определены основные идейные элементы кампании, относящиеся в целом ко всей сфере художественного творчества, а не только к литературе. Ими стали, во-первых, прямое указание на ведение целенаправленной борьбы «за выполнение директив вождя партии и рабочего класса» ^{[11, с.1]}, во-вторых, необходимость внедрения самокритики. «Нужно было заставить их (писателей – М.А.) критиковать самих себя, добровольно обнажать вину перед партией, клясться, что такое больше не повторится, указывать на тех, кто не раскаялся, но скрывает правду от партии» ^{[17, с. 202-203]}. В-третьих, требование проведения «творческих дискуссий», которые «были нужны не сами по себе, а только для того, чтобы писатели, могли сами себя критиковать, обнажая свои неверные мысли, заблуждения, ложные идеи и т.д.» ^{[17, с. 203]}.

С этого момента уже в 1930-е годы начинается целенаправленная усиленная работа по повышению идейно-художественного содержания произведений литературы, театрального и изобразительного искусства, музыки. Поэтомуодной из основных задач Управления по делам искусств при СНК Бурят-Монгольской АССР становится задача по ликвидации последствий «вредительства буржуазных националистов и других врагов народа, а также борьба за качество художественной продукции» ^[3]. Смысловыми методологическими концептами становятся разоблачение «гнилого либерализма», под которым понимался великодержавный шовинизм и местный национализм, взаимодействие теории и практики в строительстве социалистической культуры, следование генеральной линии партии ^{[18, с. 68-70]}.

Начиная с конца 1920-х гг., резкой критике за «панмонгольские» взгляды подвергается один из видных идеологов и организаторов национальной государственности Э.-Д. Ринчино, нарком просвещения БМАССР О. Дашидонбэ, ученый, писатель и общественный деятель Б. Барадин и многие другие. В печати вокруг их деятельности разворачиваются острые дискуссии. В этих условиях М. Ербанов и А. Маркизов в своих статьях определяют национальную интеллигенцию как носителей национализма и панмонголизма. «Дискуссия 1934 г. по спорным вопросам Бурят-Монголии, инициированная властью, поставила официальную оценку и точку в дискуссии, "определив" роль бурятских демократов первой трети XX века, как "буржуазных националистов", тем самым легитимизировав готовящуюся в Кремле расправу с ними как с "врагами народа"» ^{[114, с. 15]}.

Кампания по усилению партийности основывалась на положениях Сталина, которые разъяснялись в статьях советских идеологов. Директивный характер, таким образом, приобретали статьи в печати, особенно в ведущем печатном органе Советского Союза «Правде», которые следовало принимать как прямое указание к действию. «Никакое оспаривание выдвинутых в них положений и оценок не допускалось. "Обсуждения" в творческих союзах, как и статьи, появляющиеся вслед за тем в прессе, должны были лишь применить эти указания по аналогии к другим, не названным "Правдой", мастерам, произведениям искусства, распространять их вширь, на всю сферу художественной культуры, подчиняя им развитие искусства в стране» ^{[4, с. 49]}.

В «Правде» от 24.11.1931 г. публикуется статья Л. Мехлиса «За перестройку работы РАПП», в которой говорится о недостатках пролетарской литературы в области борьбы на идеологическом фронте, изжить которые можно только через признание своих ошибок перед партией и перестать «своевольничать». Партийный идеолог прямо указывал на необходимость всемерного развертывания «творческой дискуссии в пределах единой партийной линии… Какие недостатки должны быть изжиты немедленно? Чтобы воспитать новые кадры писателей-ударников, призванных в литературу, чтобы поднять кадры пролетарских писателей на уровень ленинской непримиримости к оппортунистическим извращениям, надо подвергнуть развернутой критике, в первую очередь на страницах рапповской печати, ошибки, допущенные отдельными членами РАПП, в частности рядом руководящих товарищей» ^[5]. Понимание, кто есть пролетарский писатель, было довольно неопределенным: «такой художник, который умеет видеть действительность диалектически, в движении, в росте, который вооружен марксистско-ленинским мировоззрением» ^{[11, с.4]}.

Понятно, что это было руководство к действию не только по отношению к советским писателям, но и к строительству всей сферы социалистической культуры. Активное привлечение СМИ, партийных организаций всех учреждений было направлено на формирование единого сознания. Обструкции подвергаются выдающиеся деятели культуры, науки и искусства: Шостакович, Булгаков, Пастернак и многие другие. Эти статьи представляли собой не просто информационные сообщения, сколько служили пропагандой. Таким образом, «никто не мог уйти от критики себя и других: так подготавливалась почва для обвинений и преследований» ^{[17, с. 207]}.

Тот же процесс происходил и в Бурятии. В условиях развертывания широкой кампании самокритики, «когда особенно остро шла борьба за идеологическую чистоту взглядов в стране в целом» ^{[2, с. 17]}. «Одним из наиболее ярких фактов, иллюстрирующих указания обзора ЦО "Правда" о том, что в практике работы Бурят-Монгольского обкома и его органа "Бурят-Монгольской Правды" настоящая борьба с буржуазно-националистическими элементами подменена частыми покаяниями, является состояние издательского дела, дела перевода политической литературы на бурятский язык» ^[10]. Во второй половине 1930-х гг. критика панмонгольского движения приняла характер государственной политики, с целью политически расправиться с идеологами БМАССР. Выросло количество критических статей о деятельности наиболее активных участников национально-культурного строительства. Так, в статье «Сделать культработу классово четкой и выдержанной, подчинить ее задачам социалистического строительства» панмонгольская деятельность рассматривается как «националистический уклон». В статье деятельность по созданию бурятской социалистической культуры Брауэром, Дамбиновым, Жамцарано, Ивановым и «иже с ними» определяется как «недиалектическая, неокантианская установка… отрицающая реализм… выражающая консервативно-реакционную, кулацкого толка, идеологию, призывающую отдалиться от пролетарской культуры… явно правооппортунистического уклона» ^[12]. В статье «О фактах проявления национализма в парторганизации института культуры» прозвучал призыв Горкома ВКП(б) всем парторганизациям и членам партии «развернуть решительную большевистскую борьбу с националистическими уклонами и проявлениями великодержавного шовинизма, за создание и выращивание кадров из коренного населения, за воспитание рабочих, колхозников и всех трудящихся в духе пролетарского интернационализма» ^[8].

Общественные деятели Бурятии не могли не реагировать на критическую оценку их политической позиции, разворачивающуюся вокруг трех основных тем: антисоветизм, национализм-панмонголизм, апологетика буддизма. Приведем лишь некоторые примеры.

Так, по мнению советских партийных деятелей вслед за Ш. Ибрагимовым, профессор Г. Цыбиков представляет Советский Союз в качестве транзита, как поставщика буржуазной культуры на Восток. Г. Цыбиков, окончивший Петербургский университет с Дипломом I степени, получивший высшую награду Русского географического общества, написавший целый ряд научных работ, высоко оцененных российским научным сообществом, вынужден был оправдываться перед политическим руководством: «Я… не подразумевал под культурой только буржуазную культуру капиталистической Европы, а понимал русскую пролетарскую культуру… Основоположники научного социализма Маркс и Энгельс были "европейцы" по рождению и воспитанию. Учение их, идущее из Европы, понятно, можно назвать только "европейским"… Монголы получают содержание европейской культуры от СССР, а не от Англии, Германии и т.д. » [цит. по 180, с. 167-168]. Б.Д. Цибиков полагает, что Г. Цыбиков был ближе к истине, чем его критики, которые «сами допускают ошибку противопоставляя СССР странам европейкой культуры, и тем самым оказываются в плену ходячей буржуазной теории, по которой Советская Россия является страной "отсталой азиатской культуры"» ^{[15, с. 168]}.

Д.М. Иванов резко выступил против доклада О. Дашидонбэ, посвященного 30-летней деятельности Б. Барадина, в котором последний был охарактеризован как выдающийся общественный и научный деятель. Доклад Наркома просвещения Д.М. Ивановым был назван вредительским, а Б. Барадин - классовым врагом. Б. Барадин еще в конце 1920-х гг. признавал ошибочность своих взглядов о территориальном объединении бурят-монголов, в отношении разработки проблем национальной культуры, сохранении и использовании национально-эпических форм. Особенно острой критике были подвергнуты, написанные им в 1926 г. тезисы «Что такое национальная культура». Сегодня очевидно, что в них он абсолютно верно отметил, что «теоретики национальной политики Советской власти не способны охватить и понять суть национальной культуры» ^{[2, с. 17]}, поскольку они являлись представителями великодержавной нации и, соответственно, не испытывали всей остроты национального угнетения ^{[15, с. 224]}. Понятно, что тезисы не были опубликованы, но признаваться в ошибках, допущенных в них, Б. Барадин был вынужден. В письме в редакцию журнала «Культура Бурятии» он отмечает ошибочность тезиса о территориальном объединении бурят-монголов, признавая его контрреволюционным и панмонгольским. «Те огромные достижения в области культурно-национального строительства бурят-монголов, какие мы имеем сейчас к настоящему моменту, являются неоспоримым фактом того, что для этих достижений совершенно не понадобилась какая-либо перестройка карты Бурятии и что только под знаменем ленинской национальной политики трудящиеся бурят-монголы могли добиться в течение столь короткого времени тех огромных достижений, отрицать которые никто не может» ^{[2, с. 18]}.

Однако, как отмечает Б.В. Базаров, политическая работа в республике, несмотря на нараставшую репрессивную политику в стране, в 1936 г. получила высокую оценку руководства, когда бурят-монгольская делегация была принята Сталиным, Калининым, Молотовым и другими. Ситуация изменилась после ареста в Ленинграде в 1937 г. группы «служителей буддийского культа Ленинградского дацана, служащие Тибетско-Монгольской группы, а также видные общественные деятели, ученые Бурят-Монголии» ^{[1, с. 72-73]}. Согласно справке 3-его отдела УНКВД Ленинградской области контрреволюционную шпионско-повстанческую организацию возглавляли А. Доржиев и Ц. Жамцарано, а Б. Барадин, Л.-Г. Гомбоин, О. Будаев, Ц.-Д. Абидуев, Л.-О. Одонов были ее активными участниками, проводившими «работу по подготовке восстания в Бурятии с целью свержения Советской власти и объединения МНР и Бурятии в единое государство» ^{[1, с. 73]}.

Согласно следственным материалам 1937 г., антисоветская панмонгольская организация была создана еще в 1919 году Э.-Д. Ринчино, Д. Сампилоном, Б. Барадиным на территории Бурятии, Читинской и Иркутской областей. В качестве доказательств антисоветской деятельности использовались отдельные высказывания 1917-1922 гг. Антибольшевистским считалось, в частности, выступление Б. Барадина на собрании Агинского аймачного земства (октябрь 1918 г.): «То кошмарное время, какое пришлось пережить народу во время захвата власти большевиками пережито; население аймака сохранило национальное управление» ^{[15, с. 219]}.

Однако подобные мнения имели место в общественно-политической жизни Бурятии первых послереволюционных лет. Так, в объяснительной записке о положении дел среди бурятского населения Селенгинского Аймака, составленной Р.Б. Бимбаевым (1.10.1918 г.) говорится: «Опыт показал, что в силу традиции и особого быта среди бурят – большевизму нет места. Только одни буряты во всей области, несмотря на жестокие гонения и насилия со стороны большевиков, сумели сохранить в целости земское самоуправление, которое за короткий промежуток времени, при общем усилии бурят, несмотря на терроры большевизма, уже дало положительные результаты в деле поднятия культурно-просветительского уровня и лучшего устроения быта бурят» ^{[7, с. 148]}. В известном письме Э.-Д. Ринчино Д. Сампилону (конец 1918 г.) пишет: «Мы буряты и только мы сумели по всей России сохранить органы, избранные всеобщим голосованием. Мы и только мы не допустили в своей среде анархии и большевистской свистопляски… наше соглашение с Японией и Семеновым – это и будет нашим "Брестом"» ^{[7, с. 168-169]}.

В вину Ринчино ставили организацию и командование, образованных в 1918 г. конных отрядов «Улаан сагда», которые боролись с семеновщиной и защищали бурятское автономное самоуправление ^{[15, с. 55]}. Основной целью этих военных отрядов, таким образом, было сопротивление белому движению. «Однако в исторической литературе неоднократно указывалось, что они были созданы для борьбы с советской властью» ^{[15, с. 55]}, поскольку деятельность Э.-Д. Ринчино по созданию «Великого Монгольского государства», его мысли в этой связи с необходимостью установления контактов с Японией и Семеновым имели место.

В таком же ключе оценивалась «панмонгольская» деятельность. По поводу участия в общемонгольской конференции в феврале 1919 г. по созданию Великого Монгольского государства Э.-Д. Ринчино в письме в ЦКК ВКП(б) от 17 мая 1933 г. писал: «Я до сих пор не понимаю, что имеют в виду ультралевые и правые, когда они кричат о моем панмонголизме. Под панмонголизмом я понимаю национальное "самоопределение" или объединение Монголии на основе феодализма или буржуазного развития с ориентацией на мировой империализм. Иного панмонголизма я не знал и не слыхал. Между тем, согласно указаниям 6 конгресса Коминтерна национальное объединение разделенных империализмом национальных областей является одной из задач национально-освободительных революционных движений колоний и угнетенных национальных областей, направленных против империализма… ничего иного в виду не имел, ничего иного нельзя найти у меня» ^{[9, с. 35]}. М.Н. Ербанов и Б.Б. Барадин на Первом Великом хуралдане МНР (ноябрь 1924) солидарно высказались в духе поддержки деятельности по объединению всех монгольских племен ^{[2, с. 14-15]}. В таких высказываниях отражались взгляды дореволюционной интеллигенции, которые находили определенное проявление и в их практической деятельности. По единичным высказываниям, конечно, нельзя было делать далеко идущих обобщающих выводов о реальных «контрреволюционных» действиях в тяжелых общественно-политических условиях частой смены власти и борьбы за нее.

В вину помимо антисоветской и террористической деятельности, вредительской деятельности сфере сельского хозяйства, промышленности и строительства выдвигались обвинения во вредительской деятельности в области культурного строительства и просвещения, которую осуществляли Ардин, Барадин, Дабаин, Дамбинов, Дампилон, Дашидондобэ, Дашинимаев, Донгидон, Дондубон, Мункин, Ламожапов, Раднабазарон и многие другие ^{[16, с. 127]}. В ходе следствия было установлено, что «подрывная» работа осуществлялась в рамках языковой политики (письменность и литературный язык), в создании «вредных» произведений художественной литературы, «извращении» марксизма-ленинизма, в том числе при переводе на бурятский язык, отождествлении буддизма и ленинизма.

Из 19 литераторов, состоявших в Союзе писателей и кандидатов в члены, 12 были арестованы, из которых только С.П. Балдаев был освобожден через два года ^{[1, с. 82]}. С этого момента деятельность национальной интеллигенции стала оцениваться как воинственно-контрреволюционная, антисоветская и антибольшевистская. До конца 1980-х гг. имена И. Дампилона, Б. Барадина, Ж. Батоцыренова, П. Дамбинова, Д.-Р. Намжилона, Д. Дашинимаева, Ц. Дондубона, Ц. Жамцарано, Н. Занданова, С. Ширабона и других, даже после реабилитации конца 1950-х, продолжали оставаться под негласным запретом и упоминались большей частью в негативном плане с эпитетами «буржуазные националисты», «трубадуры буржуазии», «панмонголисты», а их произведения практически не публиковались и не изучались.