Культура как «общее дело»: достижима ли «культура будущего» В. Н. Муравьёва?

В. Н. Муравьёв, один из последователей Н. Ф. Фёдорова, развивает идеи «философии общего дела», дополняя и корректируя их с учётом собственного видения пути мирового развития. Среди вопросов, поднимаемых им, фигурирует и роль культуры в жизни общества. Для него, как и для Н. Ф. Фёдорова, культура носит литургический характер. Речь идёт о религиозной по сути, но внехрамовой по форме литургии, неком действии, объединяющем людей на основе единых ценностей и целей. Культура рассматривается как средство достижения Царства Божьего на земле коллективными усилиями людей, что, естественно, вступает в разногласие с официальной церковной доктриной. Такое видение культуры связано с интегративными идеями «философии всеединства» В. С. Соловьёва, но простирается шире христианского объединения и существенно отличается в способах достижения «всеединства». Для В. Н. Муравьёва, как и для ряда отечественных мыслителей конца XIX — начала XX в. (Л. Н. Толстой, Н. Я. Данилевский, Н. А. Бердяев, В. И Иванов и др.), характерно противопоставление культуры и цивилизации. Однако В. Н. Муравьёв не противопоставляет культуры друг другу как, например, КИТы Н. А. Данилевского, а рассматривает их «соседство» и формы грядущего объединения. Он считает, что национальные культуры без интеграции в общую мировую культуру не способны удовлетворить требования человечества к культуре. Он предлагает свой вариант решения проблемы вырождения культуры или превращения культуры в цивилизацию (так он называет эту проблему, когда обращается к работам Н. А. Бердяева и О. Шпенглера). Он не согласен с О. Шпенглером и отмечает прогрессивное развитие общества, в котором налицо технический прогресс и обращение к соборному объединению, пусть и пока ещё только частичное. Лучше всего заметен прогресс в технической сфере, но он достижим и в иных областях. Достичь гармоничного развития во всех сферах поможет организация культуры, предлагаемая В. Н. Муравьёвым.

Проект будущего мироустройства В. Н. Муравьёва затрагивает все сферы общественной жизни. Для него культура носит всеобъемлющий характер, решив проблемы культуры, мы сможем решить и экономические, и политические проблемы. Общие культурные ценности, совместное культурное созидание должны объединить всех людей в процессе многообразной, но подчинённой общему ритму и целям деятельности. Его проект идеального будущего мира неразрывно связан с этой идеей реформы культуры. Конечно же, его понимание культуры достаточно специфично и требует дополнительного прояснения, также как и сами методы осуществления объединения людей. За общими словами о культурно идеальном будущем сокрыты моменты его реализации. Кто создаёт ценности, которые должны стать всеобщими? Как убедить (или заставить?) людей следовать им? Какие перспективы «общего дела» видит В. Н. Муравьёв и как они связаны с культурой? Сопоставив ряд работ В. Н. Муравьёва, можно получить ответы на эти вопросы, но дискуссионный характер они всё равно не утратят. Учитывая, что со времени формулирования основных положений его проекта прошло почти столетие, интересно соотнести его с современностью и проверить, реализуется ли он хотя бы частично, какие тенденции в развитии общества были отмечены верно, выявлены ли со временем ошибочные тезисы.

Сам термин «культура» многозначен. Когда речь идёт о проекте будущей культуры, он используется В. Н. Муравьёвым в широком значении, культура как совокупная деятельность человечества. Конечно, В. Н. Муравьёв использует этот термин и в узком значении, например, в «Программе цикла лекций «Общая культура оратора»» он пишет о двух значениях этого понятия: культура как собрание ценностей и культура как обработка личности. Но чаще всего культура рассматривается им как преобразование мира. Культура не синоним искусства, творчества в узком смысле слова, она включает в себя искусства и просто деятельность человека по изменению мира. Именно поэтому рассмотрение им проблемы времени, а его труд по этому вопросу является единственной крупной прижизненной публикацией, идёт в тесной связи с вопросом культуры как активности человека, его трудовой деятельности.

Следует отметить широкий кругозор В. Н.Муравьёва. В своих работах он ссылается и на проверенные временем труды мыслителей, и на современные ему исследования в области науки и философии, причём как отечественные, так и зарубежные. Придерживаясь единой линии во всех работах, которую можно назвать призывом к реализации несколько переосмысленного им «общего дела» Н. Ф. Фёдорова, он зачастую подвергает их критике и осмыслению в контексте поставленных им общемировых задач. Разумеется, вопрос культуры не является исключением.

Его основными оппонентами-современниками в осмыслении вопросов культуры являются Н. А. Бердяев и С. Л. Франк. Он с присущей ему методичностью критикует их взгляды на культуру, идеи Н. А. Бердяева, например, называет идеями «старого периода», неспособными ответить на актуальные вопросы. Конечно же, подвергая критике их взгляды, он вызывает вопросы относительно собственного видения культуры. Находить изъяны в чужих рассуждениях недостаточно, помимо отрицания необходимо предложить нечто положительное, лишённое, хотя бы по мнению автора, этих недостатков. В. Н. Муравьёв обращается к вопросам культуры в различных произведениях, но основная их часть при его жизни так и не была опубликована. В 1925 г. он начинает работу над произведением, в котором собирается изложить своё видение культуры, упоминая, что этого, а не просто критики, от него требовали С. Л. Франк и Н. А. Бердяев. Работа была задумана в формате собрания писем, каждое из которых освещало бы какой-то вопрос, связанный с культурой. Свои взгляды, например, он хотел изложить во втором письме, а в последнем планировал рассказать о генезисе своих идей. «Культура будущего» должна была стать основным его произведением по философии культуры. К сожалению, замыслам в полной мере не суждено было осуществиться, многое было утрачено (возможно, и не написано). Часть работы была переделана автором под ряд статей для возможности их публикации. Большая часть сохранившихся набросков была издана уже после его смерти с авторским названием «Культура будущего».

Он работает над «Культурой будущего» в 1920-е гг, период становления новой «пролетарской» культуры, ценностей только появившегося государства, коренным образом изменившего устои, базирующиеся на известной триаде «православие — самодержавие — народность». Это проскальзывает в стилистике его работ: они как будто овеяны ожиданием грядущего изменения и пронизаны чувством настоящего переломного момента, времени выбора нового пути, новых ценностей. В письме Н. А. Сетницкому он говорит о «второй ненапечатанной моей книге «Культура будущего»», в которой показано «как через Революцию и при её посредстве строится во всех областях новое здание грядущей культуры». ^{[1, с. 427]}

Стоит избежать поспешных выводов из этих строк. Понимание культуры далеко от идеала культуры советского времени. В комментариях к этому письму составитель сборника трудов В. Н. Муравьёва (Муравьёв В. Н. Сочинения [в 2 кн.]. М.: ИМЛИ РАН, 2011) А. Г. Гачева пишет, что оно печатается на основе черновика письма, которое автор планировал отправить за границу, т.е. понимал, что его содержание будет подвергаться изучению, и оформлял свои мысли в завуалированном цензурном варианте. Однако выбор подобной формулировки тоже неслучаен. Ему действительно близки идеи коллективизма, пропагандируемые советской властью, он верит в наступление грядущей новой культуры и рассматривает революцию как один из исторических этапов на пути к построению будущего идеального мира.

В. Н. Муравьёв выделяет три проблемы культуры. Первая их них связана с идеей воскрешения, одним из ключевых моментов в учении космистов. Если у Н. Ф. Фёдорова под воскрешением в первую очередь понимается воскрешение предков, выполнение своего сыновнего долга, у В. Н. Муравьёва воскрешение предполагает восстановление всего ценного, что когда-либо существовало. Речь идёт и об объектах, в том числе людях, и о взаимосвязях между ними, и о ценностях, и об идеях… «Воскрешение предполагает творчество новых и лучших комбинаций старых элементов, воссоздание того, что в прошлом было лучшего и наиболее жизненного. Роль сознания и заключается в том, чтобы составлять проект такого будущего: для этого разум выбирает элементы жизни и отбрасывает элементы смерти», — поясняет он. ^{[2, с. 565]} Можно сказать, что воскрешение выполняет задачи настоящего времени, улучшая окружающий мир в его текущем состоянии. Но это лишь начало пути, конечным пунктом которого станет слитие времён в единое: «Когда мы воскресим (не в мысли только, а действительно) то, что было жизненно в прошлом, а следовательно то, что в нём было божественно, — будущее вовсе исчезнет. Это будет концом мира, свершением времён, слитием нас с Богом. Тогда исчезнет мысль в её проективном виде, а также в историчном её виде, и останется одна мысль-ощущение, т.е. вечное настоящее». ^{[2, с. 560]}

Итак, первая проблема заключается в наличии у культуры цели в виде самовоскрешения. Любые изменения какой-либо системы должны преследовать эту цель, иначе невозможно достигнуть совершенного состояния мироустройства. Оно совершается через общее дело участников системы — это вторая проблема. Третью он связывает с распространением общего дела на ряд систем и мир в целом. Проблемы культуры невозможно решить локально, она связана и с политикой, и с экономикой, выходит за государственные или национальные границы. Объединение всего человечества в едином процессе созидания — только такой путь дальнейшего развития может привести к идеальному состоянию мира.

Указанные проблемы носят исторический характер, они в совокупности или по отдельности проявлялись в различные периоды. Например, древние культуры и религии, по мнению В. Н. Муравьёва, преувеличивали символизм культуры. Символизм — продукт творчества аристократического меньшинства, но необходимо, чтобы в создании культуры участвовали все люди. У христианства же «правильная апокалиптическая точка зрения — но символизм создаёт пассивную апокалиптику, тогда как нужна активная». ^{[3, с. 147]} У христианства нет самовоскрешения, человек не может сам участвовать в процессе воскрешения, он ждёт этого от Бога. «Новая культура в лице идей Возрождения и науки выдвигает предельное активное преобразование мира на место символического. —Бэкон даёт закон активной апокалиптики», — продвигаясь далее по временной линии, отмечает В. Н. Муравьёв. ^{[3, с. 147]} Однако в этот исторический период роль науки и ценность деятельности человека возрастают на фоне отсутствия идеи общего дела. Преобразование не рассматривается как самовоскрешение. Без этого остаются индивидуализм и «искажённая теория прогресса». ^{[3, с. 147]} В. Н. Муравьёв приходит к выводу, что в настоящее время есть частичное решение первой проблемы, вторую проблему должно решить начинающееся революционное движение. Он рассматривает революцию как путь объединения людей, их сплочения в коллектив мирового масштаба. Он рассматривает не столько политическую, а, скорее, организационную составляющую революции и вообще масштабность этого движения. К решению третьей проблемы мы только должны прийти.

Культура будущего объединит деятельность людей в разных сферах. В. Н. Муравьёв разделяет её на общие дела в сфере науки, философии, искусства (ритма), евгеники, производства и политики. В набросках «Культуры будущего» у него также приведена интересная последовательность, относящаяся к категории задач культуры:

1. Образование социально-исторических целых

2. Производство вещей

3. Производство существ

Если первые два пункта достаточно понятны и их подробное описание можно найти в «Материалах к работе «Овладение историей»», где В. Н. Муравьёв подробно пишет об актах деятельности, то третий пункт неоднозначен и требует прояснения. Что он имеет в виду под существами? К счастью, сохранилось краткое описание и этих идей. Речь идёт о воскрешении телесной жизни или возможностях продления существующих жизней. Конспект первой главы «Культуры будущего» содержит тезисы: «Человек. Преобразование человека посредством воспитания, медицины, гигиены, евгеники. Лабораторное производство жизни. Отмена деторождения. Производство людей. Новое человеческое тело, созданное наукой и искусством». ^{[4, с. 151]} Евгеника упоминается им в одном ряду с такими понятиями как омоложение и приближение к творчеству органической жизни. По его мнению, будущая культура в качестве основной цели поставит перед собой овладение природой, научно-техническое преобразование и улучшение мира. Евгеника поможет в этом, она даже имеет преимущества перед медициной по масштабу своей деятельности. В качестве существующих и пока фантастических проектов он упоминает «Остров доктора Моро» Г. Уэллса и описанные им опыты по вивисекции.

По мнению В. Н. Муравьёва, многие образы идеального человека так и остались в области идей, потому что не было цели их претворения в физическом смысле этого слова. Реформировать нужно не только душу, но и тело человека. Аскетизм имеет предел, возвращающий к изгнанной плоти. Человек должен сам сделать себя бессмертным, причём не в потустороннем мире, а в этом, продляя жизнь научными средствами. «Почему клеточки могут создать человека, а совокупность этих клеточек — сам человек — не может влиять на процесс собственного своего созидания?», — поражается он. ^{[4, с. 171]} В качестве начальной стадии работы в этом направлении он упоминает опыты по пересадке органов и тканей и поиски путей омоложения. Загадочные случаи анабиоза и каталепсии также привлекают его внимание и дают почву для размышлений. Культура как активная деятельность человека должна озаботиться вопросом продления жизни, затем, решив его, перейти к вопросу достижения бессмертия и воскрешения.

Он критикует половые различия, что свойственно для ряда представителей русской философской мысли конца XIX — начала XX вв. Его привлекает идея уничтожения гендерных различий, создания существ, объединённых высочайшей дружбой, а не влечением полов. В таком случае решается и вопрос с рождением детей, который перестанет быть женским уделом. Появится проект или формула будущего человека. Этот будущий человек будет получать не наследственность от предков, а заданную совокупность свойств в культуре. При создании человека будут задействованы две составляющие: химическое создание человека и формула наследственности, созданная группой специальных лиц. И это будет как «дальнейшее развитие современного художественного творчества», ведь оно ни чем по сути не отличается от любого другого коллективного творчества, считает он. ^{[4, с. 176]} К сожалению, В. Н. Муравьёв не развивает тему отбора этих самых лиц и критериев, по которым будет определяться, что достойно вложить в формулу, а что нет. Исходя из его учения в целом, можно сделать вывод, что будет взращиваться исторически проверенное, ведущее к общему благу и развитию. Для проекта характерны предложения масштабных фантастических изменений без тщательно проработанных алгоритмов их воплощения. Есть некое описание исходной точки, той культуры настоящего, которая не может быть признана идеальной по ряду причин. Помимо этого предлагается иная форма культуры как образец, но без объективного обоснования выбора новых ценностей, которые предлагаются как некие очевидные блага, не требующие доказательств.

В. Н. Муравьёв пишет о неком евгеническом воспитании, благодаря которому люди будут готовы добровольно подвергаться половому евгеническому регулированию, пока наукой не будут созданы иные способы деторождения. Это будет своеобразный «временный паллиатив». ^{[4, с. 182]} Насколько он оправдан и что включает в себя вновь оставлено без должного внимания. Совершенно не рассматриваются возможные побочные последствия вторжения в сферу создания людей. Какие-то люди должны стать первыми подопытными ради изучения возможности создания человека лабораторным путём. Этично ли проводить эксперименты над людьми с непредсказуемыми последствиями? Оправдывает ли цель такие средства и существует ли вообще цель, оправдывающая опыты над людьми? Современные нормы международного права защищают человека от подобных экспериментов, хотя интерес к ним за истекшее столетие только увеличился в силу развития возможностей медицины. Впрочем, это только исторический этап, ведь те же проекты клонирования человека весьма близки по содержанию описанным идеям. Более того, законодательство лишь немногих государств регулирует не только права человека, но и права эмбрионов, в т.ч. на защиту от экспериментов над ними. Можно отметить, что В. Н. Муравьёв верно отметил интерес к этой проблематике, она разрабатывается современными учёными в разных направлениях.

У В. Н. Муравьёва есть и альтернативная версия развития событий без лабораторий по созданию людей. Возможно, наука придумает некий способ передачи энергии, что-то вроде процесса почкования, но применимого к человеку. В качестве научных аргументов В. Н. Муравьёв приводит тот факт, что всё состоит из частиц, значит, их комбинации можно изменять. «Если бы два момента имели одну и ту же комбинацию, они совпали бы. Таким образом, существенной в каждой вещи в каждый данный момент является формула, выражающая эту вещь и связь её с другими вещами», — пишет он. ^{[5, с. 100]} Индивидуальность вещи заключается не в его теле как в части материи, а в формуле вещи, её пифагорейском числе. Это не теоретическое, а практическое число, «жизнь — это печать имени над бездной». ^{[5, с. 103]} Эта идея в современном преломлении получила развитие в спорах о создании искусственного интеллекта и возможности обладания им сознанием. Да, допустим, наука сможет восстановить точный физико-химический состав человека, но как мы можем представить себе перенос сознания, опыта, интеллекта, чувств? В. Н. Муравьёв приводит в качестве примера возможность воскрешения Сократа, но каким будет воскрешённый Сократ? Вряд ли можно разделить позицию возможности переноса через частицы вышеуказанных составляющих человека. Где она душа, в сердце, в человеческом мозге или…?

Критика подобного подхода к восстановлению личности незамедлительно последовала за публикацией «Овладения временем как основной задачи организации труда». Вот что пишет по этому вопросу в своей рецензии, отправленной В. Н. Муравьёву, В. Э. Сеземан: «Автор упускает из виду, что одною возможностью повторения тех или других явлений и процессов вовсе ещё не преодолевается необратимость времени. Современная физика отдаёт себе вполне ясный отчёт в том, что обратимость физических и др. процессов строго говоря существует лишь in abstracto — и что каждый процесс, взятый в конкретной своей полноте, т.е. в соотношении ко всем остальным процессам природы, есть нечто единственное и неповторимое. <…> Но основной порок рассуждений автора в том, что он ничтоже сумняшеся применяет механистическую точку зрения к явлениям духовного нефизического порядка, предполагая, что и индивидуальность человека определяется той или другой комбинацией образующих её элементов и потому может быть воспроизведена, поскольку повторимо данное сочетание элементов. Он даже не замечает, насколько чудовищна мысль, о воспроизведении какой-либо индивидуальности, например, Сократа, в целом множестве экземпляров. Такая "победа над смертью" означала бы не воскрешение, а уничтожение, убиение индивидуальности». ^{[6, с. 3-4]} В современной философии эти вопросы сфокусированы в рамках «трудной проблемы» сознания, формулировке и активному обсуждению которой мы обязаны исследованиям Д. Чалмерса, предложившего подобное название, Т. Нагеля и ещё ряду специалистов в области философии сознания. Их объединяет общий вопрос: как и почему мозг порождает сознание? Возвращаясь к Сократу, можно переформулировать вопрос: что значит быть Сократом?

Иммортология В.Н. Муравьёва продолжает эту же линию воздействия на человека. Всего он выделяет три будущих направления по работе над ним: преобразование живого, творчество новых людей и «воскрешение того, что было ценного в старых». ^{[4, с. 178]} При воскрешении будет использоваться тот же самый метод, что и при создании людей. «При этом по большей части воскрешение будет частичным, т.е. сведётся к новой сложной комбинации, где будут воссозданы те свойства бывшего человека, которые достойны продления», — отмечает он. ^{[4, с. 178]}

В. Н. Муравьёв обращает пристальное внимание на исследования, посвящённые достижению бессмертия. Он ссылается, например, на труды Х. Гуфеланда, автора работы «Искусство продлить человеческую жизнь». А. Г. Гачева отмечает знакомство В. Н. Муравьёва и с первым сборником «Омоложение» (1923 г.), что неудивительно, т.к. он вышел под реакцией Н. К. Кольцова, с которым он был близко знаком. Сохранилось письмо к Н. К. Кольцову от В. Н. Муравьёва, в котором он предлагает записку с собственными взглядами на проблему и просит прокомментировать её. Он не упоминает конкретного названия статьи, но очевидно, что речь идёт о культуре, есть основания предполагать, что речь идёт о работе «Учреждение комиссии по овладению природой». ^{[7, с. 688]} В этой работе В. Н. Муравьёв как раз предлагает вариант организации культуры в виде создания определённой комиссии, которая будет следить за овладением силами природы и подчинениями их разумной человеческой деятельности, подобную деятельность людей он и называет созданием культуры. Н. А. Сетницкий, оказавший существенное влияние на В. Н. Муравьёва, в статье «”Вселенское Дело” в прошлом», написанной от редакции «Вселенского Дела», рассказывает об истории первого сборника. Он отмечает основную цель авторов: продвижение к решению вопроса борьбы со смертью (упоминает в т.ч. напечатанные там статьи по анабиозу профессора П. И. Бахметьева, с которыми был знаком В. Н. Муравьёв) и ближайшую задачу в виде издания второго сборника, вновь повторявшего бы лозунг, прозвучавший, но неуслышанный: «В 1914 году в самый канун мировой войны был выпущен в свет сборник «Вселенское Дело». Основная задача и смысл связанной с этим изданием работы и мысли было собирание, объединение и устремление всего сознательного мира на борьбу с распадными силами внутри и вне человека, со слепыми стихиями, действующими в душе, в обществе и во внешней природе. Лозунгом сборника было: Смертные всех стран, соединяйтесь!». ^{[8, с. 368-369]}

Помимо Н. К. Кольцова и его «Русского евгенического журнала» стоит также упомянуть идеи омоложения через переливание крови, исследуемые А. А. Богдановым (Малиновским). Интересно, что в его случае идеям удалось обрести государственную поддержку, во многом потому, что помимо столь грандиозных целей ставились более простые, научные и актуальные задачи по спасению жизни людей, нуждающихся в переливании крови. Созданный государственный научный институт переливания крови, несомненно, можно рассмотреть как один из шагов навстречу новой культуре и бессмертию в понимании В. Н. Муравьёва. Развитие науки в целом и медицины в частности позволило перенести образ вечной жизни из сферы только мечтаний в относительно научную область, предположить возможность управления человеком процессом старения и смерти.

В настоящее время можно отметить вновь появившийся интерес к этой тематике. Часть идей по достижению бессмертия используется в качестве целей, предлагаемых трансгуманизмом. Криосохранение тела и нейросохранение мозга предлагаются как варианты пережидания того периода времени, пока наука ещё не научилась возвращать к жизни людей. Конечно, в отличие от идей космизма в целом и В. Н. Муравьёва в частности, круг проблем, поднимаемый трансгуманизмом значительно уже. Речь идёт о совершенствовании человека с помощью достижений науки, а не о соборном объединении всего человечества. Впрочем, идеи объединения пусть и в трансформированном виде, но также не потеряли актуальности. Например, экуменистические организации можно рассмотреть как действующие в направлении объединения христиан. Даже такие формы сближения, не претендующие на мировой масштаб, всё равно порождают множество дискуссий и проблем. Вряд ли возможно найти пример интеграции в идеальной форме, представленной в проекте В. Н. Муравьёва.

Возвращаясь к списку общих дел культуры, необходимо остановиться вновь на понятии «искусство». Почему В. Н. Муравьёв использует термин «ритм» как синоним искусству? У него есть определенные сомнения о разделении на культурное и некультурное. Если культура связана с преобразованием, то все ли преобразованное является культурным? Он задаётся вопросом, можно ли назвать культурными системами «куски материи»? ^{[4, с. 153]} В этой связи ставится вопрос о цели преобразований. Например, в процессе преобразования производятся вещи, но какие вещи? Действительно ли они нам нужны или лишь тешат самолюбие фактом обладания какой-либо вещью? Значит, важен не только сам объект, но и цель его создания. В таком случае нужна реформа производства, включение его в мировое действие. Общий закон порождает одинаковые повторяемые действия, которые он называет ритмом, «вещи используются человеком и творятся им посредством установления общего с ними ритма. Но ритм этот не выдумывается человеком, а диктуется ему общим ритмическим процессом, в котором он участвует, — в последней инстанции всеобщей причинностью». ^{[4, с. 158]}

Общий ритмический процесс, охватывающий всё происходящее, не исключает наличие внутреннего ритма человека, который можно изменять, например, медицинским воздействием. В.Н. Муравьёв приводит множество примеров упоминания ритма человека в работах философов. Это и учения Аристотеля, Демокрита, Левкиппа, Анаксагора и пифагорейцев о душе как движении, и ритмическая природа человеческих страстей у Ж.-Ж. Руссо, и положение о том, что ритм вносит раздельность и устанавливает в единстве духа необходимую множественность у Г. Гегеля. В. Н. Муравьев рассматривает идеи такой множественности на примере воспитания, которое можно разделить на умственное, моральное и физическое. Можно предположить, что речь идёт о разумном чередовании и максимальном развитии человека. «Не подавлять надо в себе влечения и устремления, но ритмизировать», — пишет он. ^{[4, с. 168]} «Ритм создаёт форму, притом не нарушает своеобразия индивидов, ею объединяемых», — также поясняет он, уточняя, что стремление к единому не уничтожает индивидуальное. ^{[9, с. 229]} Всё может быть ценным, нести в себе пользу, если с умом распорядиться им. Неважно, о чём именно идёт речь: о задатках, об интересах или о предметах материального мира. Неслучайно первоначальную формулировку «ритмисты» он заменил на «реформаторы человека». ^{[4, с. 169]} Сугубо ритмисты акцентируют внимание на возможности ритмического восприятия времени, но не видят творчества нового времени людьми, что является принципиальным моментом для В. Н. Муравьёва. Он обращает внимание на роль ритма именно как средства социально объединения, обращается в связи с этим к социологическим исследованиям Г. Тарда. Если культура для него является комплексом преобразований, то искусство соотносится с ритмом, как та часть культуры, которая отвечает за синхронность и коллективность преобразований.

Способность ритмизировать позволила человеку изменять мир, считает он, уйти от хаотичных неконтролируемых движений и создавать реальную культуру. «Культура означает, что часть мира стала оркестром, в котором человек является дирижёром», — красочно поясняет свою мысль В. Н. Муравьёв. ^{[4, с. 163]} Он предлагает в качестве примеров проекты озеленения Сахары и иные масштабные воздействия человека на природу. Они приводятся в качестве аргументов практически безграничных возможностей человека. Грандиозность идей восхищает его: то, что когда-то было немыслимо, становится почти повседневной реальностью. Он верит в то, что бессмертие и воскрешение станут такими же понятными и близкими для людей будущего, как современные ему достижения науки. Конечно, можно вспомнить уже более поздние советские проекты по изменению течения сибирских рек, к счастью, так и не осуществлённые, но также отмечающие высокий статус человека по отношению к природе и предлагающие активно подчинять её в целях улучшения жизни людей. Технический и нравственный прогрессы не совпадают в своих ритмах. Восхищение только масштабом может отвлечь от сути действий и прогнозирования их последствий.

Что означает «реальная культура»? Описывая культуры, В. Н. Муравьёв использует термины «проективные», «символические» и «реальные». Иначе их можно было бы назвать теоретическими и практическими. В. Н. Муравьёв не преуменьшает значение проектов, принимая их как исходные пункты для дальнейших действий, но предостерегает от слишком длительных остановок на этом этапе. При этом интересно, что к культуре он относит не только реально совершённые преобразования мира, но и замыслы подобных преобразований: и символические, и реальные, но всё же культуры. «Культурой является не только реальное достижение, сопротивляющееся времени, но также проект такого достижения, рождающийся в сознании людей и служащий необходимым условием преодоления времени», — отмечает он. ^{[5, с. 18]} Это символ, но он уже существует в сознании, поэтому человеческий мозг «обладает, благодаря наличию в нём этого проекта, новою силою, вещь действует на соприкасающуюся с ней природу в смысле пробуждения внимания к этой формуле», он рассматривает проекты в качестве «побудителей и направителей действия». ^{[5, с. 18]} Символическая культурная деятельность творится философией, наукой и искусством, которые призваны создавать проекты.

В. Н. Муравьёв считает, что не было ещё в полном смысле реальных культур, которые бы стремились к переносу созданного из сферы теоретизирования и представления в практическую жизнедеятельность человека. Такие действия есть, но они разрознены, осуществляются в рамках какой-то отрасли, а не в культуре в целом. Реальная деятельность простирается в три области: генетику (сюда он относит сотворение людей и воскрешение), политику и этику (область взаимоотношений людей и изменения личности) и производство (преобразования материальных вещей). Избыток символичности культуры приводит к тому, что она «пребывает в состоянии пролога, который не развёртывается в настоящее времядействие», поэтому «формулы и символы остаются только проектами и мало-помалу теряют всякое значение». ^{[5, с. 21]}

Возвращаясь к цели создания вещей и производству как одной из сфер культуры, стоит отметить, что ему близок инструментальный подход к собственности. Она не цель, а средство. При этом средство неиндивидуальное. Но и пренебрежения вещами и их распоряжением не должно быть. Он выделяет три стадии развития отношений вещь-личность. Сначала вещь является просто механическим присоединением к человеку. На следующей стадии она используется им в качестве органа, сливаясь с человеком в едином действии. На третьей стадии вещь служит и социальным, и космическим целям.

Теперь необходимо обратиться и к сфере политики. Несмотря на революционно-коллективистский по внешней форме подход к вопросу культуры, В. Н. Муравьёв не идеализирует роль государства в процессе её созидания. Коллективизм простирается на всё человечество, а не только на определённую группу людей. Да, государство регулирует вопросы культуры, но это скорее временная необходимость, чем образец для подражания. Он рассматривает государство как «корсет для больного, исправляющий некоторые больные его члены». ^{[4, с. 195]} В будущем не государство через механизм принуждения будет объединять людей и регулировать их деятельность, а некая иная форма объединения. В идеальном образе культурной системы должно возникнуть такое вовлечение людей в процесс творчества, «что у них не остаётся ни сил, ни времени, ни охоты, чтобы проявлять себя в каких-нибудь эгоистических или антиобщественных эксцессах». ^{[4, с. 195]} Можно провести аналогию с причинами законопослушного поведения. Страх наказания – отличный сдерживающий фактор, но высокий уровень правовой культуры и правосознания порождает принципиально иные формы правоотношений. Внешний регулятор в виде санкций вытесняется внутренним контролем, голосом совести, совокупностью моральных ценностей и установок личности, определяющих её поведение. Так и с ролью государства в культуре: коллективное творчество должно быть единым и постоянным, поддерживаемое не силой государственного аппарата, а внутренним желанием всех членов общества двигаться к одной цели, понимая её необходимость и ценность.

Культура должна стать доступной всем людям. «Культура станет их родным делом, а не роскошным цветком, им недоступным, ради выращивания которого они должны делать чёрную работу, не будучи в состоянии вместе с тем приобщиться настоящему культурному творчеству и благам, им создаваемым», — пишет В. Н. Муравьёв. ^{[4, с. 192]} Он категорически против выделения неких элитарных групп, которые способны творить и воспринимать культуру, от остальных масс. Он не отрицает неравенства возможностей, но считает необходимым обеспечить равенство доступа. Предусматривая возможную критику, он поясняет, что не видит в такой ситуации угрозы положению более одарённых, развитие всех людей не остановит полёт мысли гениев. Однако он упускает из виду, что проблема может иметь исток не только «сверху», в высших кругах, не допускающих к культурным благам массы, но и «снизу». «Философия, конечно, старается объяснить массовую культуру, но сами потребители массовой культуры часто не очень охотно идут на то, чтобы этим заниматься, это изучать», — рассуждает, например, доцент кафедры практической философии НИУ ВШЭ А. В. Павлов о причинах непопулярности даже рассчитанной на широкую публику современной философии. ^[10] Далеко не все стремятся постигать культуру, тем более участвовать в созидании и творчестве. Видимо, подобные умонастроения и даже банальная леность должны быть истреблены в тех самых лабораториях по творчеству людей, что позволит создать достаточно однородное общество, пусть не с равными возможностями, но с общими стремлениями. Представить столь действенную пропаганду без иных факторов влияния всё же не представляется возможным. Сама же идея осмысленности действий и всеобщности результата от них тесно переплетается с созвучными размышлениями о смысле жизни у С. Л. Франка. Вспоминаются строки из его «Смысла жизни»: «Нигилист Базаров, в тургеневском романе «Отцы и дети», вполне последовательно говорит: «какое мне дело до того, что мужик будет счастлив, когда из меня самого будет лопух расти?» Но мало того, что наша жизнь остается при этом бессмысленной — хотя, конечно, для нас это и есть самое главное; но и вся жизнь в целом, а потому даже и жизнь самих грядущих участников блаженства «спасённого» мира, тоже остается в силу этого бессмысленной, и мир совсем не «спасается» этим торжеством, когда-то в будущем, идеального состояния. Есть какая-то чудовищная несправедливость, которая делает бессмысленной жизнь, как целое. Почему одни должны страдать и умирать во тьме, а другие, их грядущие преемники, наслаждаться светом добра и счастья? Так неумолимо стоит дилемма. Одно из двух: или жизнь в целом имеет смысл — тогда она должна иметь его в каждое свое мгновение, для каждого поколения людей и для каждого живого человека, сейчас, теперь же — совершенно независимо от всех возможных ее изменений и предполагаемого ее совершенствования в будущем, или же этого нет, и жизнь бессмысленна — и тогда нет спасения от бессмыслицы, и все грядущее блаженство мира не искупает и не в силах искупить ее; а потому от неё не спасает и наша собственная устремленность на это будущее, наше мысленное предвкушение его и действенное соучастие в его осуществлении». ^{[11, с. 38]}

Поскольку культура рассматривается в качестве комплекса действий по изменению природы, которые должны быть объединены общей целью, ей нужна направляющая сила. В. Н. Муравьёв использует термин «организация культуры». Он отмечает, что его понимание организации можно приблизить к термину «органичность», это не внешнее управление на механистических началах, иначе это нарушало бы принцип целостности, а как бы руководство единым организмом, некая саморегуляция. При этом это и не органичность в чистом виде, ведь там опять же присутствует организм, разделённый на органы, каждый из которых выполняет лишь служебную функцию. В таком случае действия этих органов являются опытом, а не делом, выполняют служебную функцию. Организация культуры должна быть единой, согласованной, движимой к единой цели. «Мы не можем здесь входить в детали этой организации и можем лишь указать на главные её черты: во-первых, признание единой цели всего общего дела в виде преодоления времени; во-вторых, признание метода этого преобразования через организацию множественности, через коллективное дело, в-третьих, само содержание преобразования должно заключаться не только в творчестве символов или формул, как то было до сих пор; но в реальном претворении их в жизнь, в осуществлении того царства высшего совершенства, которое этими формулами обозначается, но слишком часто относилось к недоступной реальному опыту потусторонней области», — поясняет он. ^{[5, с. 32]}

Если обратиться к более конкретным мерам на пути построения новой культуры, которые существуют в современном ему государстве, можно обратить внимание на его хвалу, посвящённую строительству и учреждению клубов. Он выделяет их в качестве интересного нового вида организации человеческого общения, считая, что они выполняют культурную функцию и транслируют культуру в массы. Такая форма организации «создаёт постоянное общение людей на культурной почве, заставляет их жить культурными интересами и, кроме того, создаёт поле, где они могут немедленно проявлять свои приобретённые знания». ^{[12, с. 410]} Последний пункт в силу отмечаемого им разрыва между реальными и символическими культурами особенно важен для В. Н. Муравьёва. Сложность трансляции в том, что нет общей единой программы культуры, поэтому «всё, что внедряется в умы масс как начатки новой культуры, носит случайный, примитивный, необработанный, поверхностный, часто уродливый даже характер». ^{[13, с. 417]} И в решении этого вопроса на настоящий момент он как раз ищет помощи от государства, которое способно создать программу, продвигаемую затем в массы. «Общее дело» в его версии всё же начинается с достаточно директивных установок государственного аппарата, которые должны быть распространены среди населения. Можно предположить, что теле- и радиовещание, интернет технологии крайне приветствовались бы им именно как инструменты объединения людей и передачи информации, ритмизации действий масс.

В качестве конкретных организационных действий В. Н. Муравьёв предлагает создать Комиссию по Управлению Природой (КУП), вневедомственного характера, естественно, т.к. важна целостность и многогранность. Этот орган должен объединить все виды культурной деятельности символического и теоретического характера (науку и искусство), поэтому должен состоять из различных секций, отвечающих за определённые отрасли. КУП должна совершать совокупный синтез всех их достижений для формирования «общего культурного идеала эпохи». ^{[14, с. 424]} Также КУП должна перенаправлять созданные проекты в ведомства, занимающиеся реальными видами культурной деятельности. В дальнейшем должно быть предусмотрено включение в состав КУП представительств иностранных обществ, а затем и создание Всемирной Комиссии по Управлению Природой.

При организации секций им берётся за основу система советов. Он предлагает создать ряд советов, верховных решающих органов, которые будут отвечать за разные направления новой культуры, например, Высший художественный совет. Сами формулировки можно воспринимать, как попытки угодить советской власти, чтобы максимально подстроиться по форме к существующему государственному строю и затем внести идеологические изменения. С другой стороны, можно обратить внимание и на близость этих форм самому В. Н. Муравьёву. При этом он предполагает наличие прав меньшинств на борьбу, в т.ч. против «общего дела», но это не должно останавливать общее единое направление. «Искусство будет в состоянии творить отдельную вещь и превращать её в живое существо», ^{[5, с. 94]} и это должно выразиться в «массовом радении живых существ, воссоздающих мир». ^{[5, с. 96]} В «Набросках к работе о мессианском акте» у него фигурирует понятие «демократизм» как последствие коллективности мессианского акта, т.е. с положительной оценкой. Он признаёт, что могут быть направления и вне организации искусства. Однако подобному либерализму противоречит определённая воинственность, созвучная идее ликвидации определённых классов ради интересов пролетариата.

Рассуждая о цели преобразования мира, В. Н. Муравьёв пишет: «Такая цель каждой культуры даёт критерий для суда над всяким отдельным народом и государством: его самоопределение и особое существование оправдываются не отвлеченным принципом: «существуй, благо ты народ, ради твоих эгоистических целей», но исключительно степенью участия его в общем деле, тою частицею мира, которую он преображает, тем особым временем, которое он преодолевает на пути к мировому свершению времён. Народы, не выполняющие такую вселенскую задачу, не имеют с точки зрения космократии права на жизнь и в случае, если они препятствуют организации человечества и делу преобразования его, их эгоистическая национальная самобытность должна быть устранена как вредная помеха мировому успеху общего мирового дела». ^{[5, с. 104]} В этих словах упоминаются уже не абстрактные формы «общего дела», воспринимаемые, скорее, как некая общая благостная идея, вне всяких методов насилия и принуждения. И здесь нет конкретизации, но слова «устранена как вредная помеха» ассоциируются, например, со статьей С. К. Минина «Философию за борт» (1922 г.) или «политическими чистками» 1930-х гг. Кто знает, кого признают «вредной помехой», которая противостоит «общему делу»? А далее следует ещё более жёсткое: «какие бы средства ни употреблялись, они будут освящены этой целью высшего преобразования». ^{[5, с. 104]} Он пишет, правда, об ограничении в отношении тех средств, которые преодолевая время, одновременно в каком-то ином аспекте будут разрушать его, создавать «дурное принудительное время». К сожалению, без подробных пояснений автора, которых нет в наличии, сложность трактовки этой фразы порождает многие сомнения. Но даже ненасильственная, очень мягкая пропаганда ценностей «общего дела», без возможности признания иномыслия — может ли быть безусловным благом?

Он рассматривает «несовершенную толпу», до уровня которой должны на время снизойти деятели, чтобы направить её на верный путь и совместно пройти по нему к самой вершине. ^{[5, с. 252]} Вопрос вновь дискуссионный, во-первых, ценности «общего дела» не могут восприниматься как аксиомы и нуждаются в более подробном обосновании. Во-вторых, остаётся открытым вопрос о применении насильственных мер, присоединяющих пусть даже к однозначно благому «общему делу». Отрицать наличие таких методов в данном случае невозможно, о них явно свидетельствуют строки из «Набросков к работе о мессианском акте»: «Мессианский акт всегда имеет абсолютную цель, которая выше всех целей. Поэтому он оправдывает все средства, в том числе и насилие. Возможна война, но она должна всегда быть мессианской, священной войной, во имя истины и Бога». ^{[15, с. 282]} Как здесь не вспомнить строки Н. А. Бердяева: « И лучше, когда прямо и открыто отвергают Христа, чем когда прикрываются именем Христа для оборудования дел своего царства». ^{[16, с. 11]}

Идея объединения и совместного создания культуры, включённости каждого человека в общий процесс творчества космического масштаба звучит привлекательно. Как общий вектор развития человечества она подходит своей масштабностью и одновременно некой незаполненностью. При желании под совместное творчество можно подвести какие угодно идеи, вплоть до крайнего индивидуализма, который откроется при ближайшем рассмотрении. Проект культуры как «общего дела» В. Н. Муравьёва и спустя почти столетие звучит не менее утопично. Несмотря на существенный технический прогресс за истекший период, человечество не приблизилось к осуществлению идеи единения и пониманию общей цели. Даже локальная попытка построения государства с коллективистскими ценностями, хоть и очень далёкими от идеалов В. Н. Муравьёва, потерпела крах. Невозможно и однозначно сожалеть о нереализованности многих составляющих этого проекта. Опыты над человеческими эмбрионами, которые ведутся в настоящее время и вполне могут быть рассмотрены в качестве начального пути создания человека в лаборатории, вряд ли можно оценить однозначно. Вполне возможно, что ещё через столетие мы научимся создавать людей в пробирках и даже формировать у них определённые ценности и задатки. Но открытым остаётся самый важный вопрос, кто будут эти «мы», которые будут решать, какие ценности будут признаны правильными и каким «общим делом» должно заниматься человечество?