Международное соперничество: теоретические и лингвистические аспекты

Боровский Юрий Викторвоич кандидат исторических наук доцент, кафедра международных отношений и внешней политики России, Московский государственный институт международных отношений (Университет) МИД России 119454, Россия, г. Москва, ул. Проспект Вернадского, 76 Borovskiy Yury Viktorovich PhD in History Associate Professor of the Department of International Relations and Foreign Policy of Russia at Moscow State Institute (University) of International Relations 119454, Russia, g. Moscow, ul. Prospekt Vernadskogo, 76 yuribor@mail.ru

Один из важных исследовательских вопросов в сфере международных отношений – правильное понимание термина «соперничество». Это особенно важно и актуально в связи с эскалацией международной обстановки и, в частности, деградации российско-американских отношений, имеющих место в последние годы. Конечно, в упрощенном, утилитарном виде «соперничество» можно трактовать как антипод «сотрудничества». Иными словами, любое столкновение интересов, антагонистическое поведение государств и прочих международных акторов вполне может укладываться в это понятие. Если же обратиться к существующим научным наработкам, то возникают дополнительные нюансы. Однако первая дилемма, с которой сталкивается российский исследователь, носит лингвистический характер.

В отечественных публикациях, посвященных международным отношениям, сразу два английских понятия “competition” и “rivalry” переводятся как «соперничество». Например, в базовом учебнике «История международных отношений (1975-1991)», подготовленном коллективом авторов МГИМО, отмечается, что Администрация Джимми Картера придерживалась в отношениях с Советским Союзом концепции «сотрудничество и соперничество» ^{[2,С.230-232]}, формулирующейся в англоязычных источниках как “cooperation and competition” ^[10,P.38]. Также примечательно, что в декабре 2016 г. министр обороны США Эштон Картер заявил о готовности США к «длительному соперничеству» или «длительной конкуренции» (англ. longer term competition) с Россией ^[6]. Русскоязычные СМИ использовали сразу две обозначенные версии перевода ^[1]. В январе 2017 г. американский президент Барак Обама в своей прощальной речи назвал Россию и Китай «соперниками (англ. rivals), которые не могут сравниться с США по влиянию в мире» ^[15]. В русскоязычных СМИ не возникло отличных версий перевода.

Если посмотреть на описанную выше лингвистическую проблему с обратной стороны, то можно прийти к выводу, что и в англоязычных кругах нет единства в выборе терминов при характеристике советско-американских или российско-американских отношений. В этой связи возникает вторая дилемма – смысловое отличие «соперничеств» (англ. rivalry) от «конкуренции» (англ. competition), а также конфликтов (англ. conflict), имеющих отношение к международной среде. Английское слово “competition” предлагается переводить на русский язык как «конкуренция», что более корректно с лингвистической точки зрения ^[3].

Касаясь второй дилеммы, целесообразно согласиться с Куинси Райтом и считать, что «соперничество» (англ. rivalry), «конфликт» (англ. conflict) и «конкуренция» (англ. competition) – разновидности международного «противостояния» (англ. opposition), определяемого как процесс, в котором государства (или иные социальные субъекты международной среды) действуют в ущерб друг друга. По мнению американского политолога, «соперничество» – нечто между «конфликтом» и «конкуренцией». При этом, «конфликт» воспринимается им в качестве звена линейного, но не фатального процесса: несовместимость целей – напряжённость в отношениях – конфликт – война. «Конкуренция» в свою очередь противопоставляется «конфликту» и «соперничеству» тем, что она существует сама по себе и не привязана к конкретным парам конфликтующих или соперничающих стран ^{[19,P.142-159]}. То есть, главная цель конкурентов, состав которых может меняться, – некие ограниченные (преимущественно экономические) блага, в то время как соперники и участники конфликтов ведут борьбу не столько за что-то, сколько против своих оппонентов, которые ограничивают их власть, пространство и многоаспектное доминирование на локальном, региональном или глобальном уровне. Иными словами, соперничества и конфликты обязательно предполагают наличие идентифицированной противной стороны, с которой необходимо бороться.

Как уточняет Майкл Николсон, международные конфликты могут одновременно пониматься как в смысле конфликтного поведения (англ. conflict behavior), предполагающего активные действия сторон друг против друга (пример, острая фаза конфликта Великобритании и Аргентины из-за Фолклендских островов в 1982 г.), так и конфликта интересов (англ. conflict of interest), когда стороны лишь усматривают несовместимость своих целей (неактивная фаза того же конфликта в 1843-1982-е гг.). Вместе с тем, британский ученый отмечает, что конфликт интересов не следует путать с «несогласием» (англ. disagreement), под которым следует понимать предпосылки для возникновения конфликта. Выражая своё несогласие, стороны обычно не желают прибегать к конфликтному поведению для устранения возникших разногласий. Если придерживаться такого подхода, спор между Великобританией и Испанией по поводу суверенитета Гибралтара – скорее «несогласие», чем конфликт, подытоживает М. Николсон ^[13,P.9-25].

Из вышесказанного следует, что, во-первых, «конкуренция», «соперничество» и «конфликт» – довольно близкие понятия, а понятийные границы между ними недостаточно чёткие. Во-вторых, под международным «соперничеством» (англ.rivalry) можно понимать противостояние определенных пар государств (или их групп), которые ведут конкурентную борьбу друг с другом за ограниченные блага с целью расширения своего пространства и власти.

Третья дилемма заключается в ответе на вопрос, почему на протяжении десятилетий страны ЕС (ранее ЕЭС) и Япония, будучи основными торговыми или экономическими конкурентами США, неизменно поддерживают с ними союзнические отношения. В то же самое время КНР, которая также остро конкурирует с США в торгово-экономической сфере, таким статусом похвастаться не может. Иными словами, Соединенные Штаты Америки, страны Европейского союза, Япония и КНР вполне могут быть (экономическими) конкурентами, однако страны ЕС и Японию Соединенные Штаты считают своими союзниками, а КНР – соперником или даже противником (о понятии «противник» см. ниже). Подобное положение дел объясняется тем, что после окончания Второй мировой войны Япония и страны ЕС (ранее ЕЭС) согласились развиваться в рамках политико-цивилизационной модели США или, по сути, вошли в американскую сферу влияния. Напротив, КНР, как, впрочем, и РФ, предлагают альтернативные политико-ценностные системы и готовы отстаивать свою независимость и лидерство на разных уровнях. Таким образом, при определенной доле условности «конкуренцию» можно считать деполитизированным, неолиберальным концептом, в то время как «соперничество» является в большей мере продуктом неореалистической парадигмы, наделяющей первостепенной значимостью политическую составляющую межгосударственных взаимоотношений.

Справедливости ради следует отметить, что Чарльз Глэйзер (Charles Glaser), принадлежащий к школе политического реализма, отождествляет термин “competition” с односторонними шагами государств по наращиванию военной мощи, провоцирующими гонку вооружений и создание альянсов ^[11,P.51]. Это несколько отличное понимание в сравнении с тем, что было сказано выше. Однако важно подчеркнуть, что упомянутый американский политолог не делает предметом своего анализа понятие “competition”, а лишь использует его для описания антагонистических межгосударственных отношений в духе политического реализма. В этом смысле он вполне мог бы использовать термин “rivalry” для своих научных построений.

Для полноты анализа следует отметить, что в американских и британских публикациях довольно распространено понятие “adversary”, которое на русский язык можно перевести как «противник». Например, оно используется в коллективной монографии «Образ врага: анализ разведслужбой противников с 1945 г.» под редакцией Пола Мэдрелла ^[17]. Её авторы довольно вольно применяют термин “adversary”, нередко подменяя его двумя другими “rival” (рус. «соперник») и “enemy” (рус. «враг»). Аналогичная практика фиксируется и в некоторых других публикациях ^{[20,7,5,9,14]}. Также следует отметить, что понятие “adversary” не получило достаточной концептуализации в теории международных отношений и главным образом используется для описания резко антагонистических отношений различных субъектов.

Немаловажно, что термин “rivalry”, который с лингвистической точки зрения наиболее соответствует русскому «соперничеству», присутствует в англоязычных теоретических работах, посвященных международным отношениям, хотя он привлекает внимание относительно небольшого числа ученых. Четвертая дилемма как раз заключается в обобщении опыта, связанного с научным толкованием обозначенного понятия. Проведенный анализ показывает, что наиболее значительный вклад в концептуализацию термина “rivalry” внесли Пол Дил (Paul F. Diehl) и Гари Гоертц (Gary Goertz), опубликовавшие монографию «Война и мир в контексте международного соперничества» ^[8]. Пол Хенсел (Paul R. Hensel) и Уильям Томсон (William R. Thompson) – исследователи, чьи изыскания также непосредственно связаны с теоретическим осмыслением международных соперничеств. Другие авторы-теоретики, как правило, касаются понятия “rivalry” опосредовано при решении других научных задач.

Абстрагируясь от уже распространённых концепций, включая «международные враги» (англ. international enemies), «затяжной конфликт» (англ. protracted conflict) и «длительное соперничество» (англ. enduring rivalry), Пол Хенсел сконцентрировал своё внимание непосредственно на понятии «соперничество» (англ. rivalry). В итоге он пришёл к выводу, что международному соперничеству присущи три компонента: (1) конкуренция или состязательность (англ. competition), (2) ощущение угрозы (англ. threat perception) и (3) время (англ. time). Первый компонент, конкуренция, указывает на то, что государства конкурируют между собой за доступ к определенным ограниченным благам. Второй компонент, ощущение угрозы, говорит о том, что государства видят в действиях других государствах угрозу их национальной безопасности. Третий компонент, время, свидетельствует о том, что соперничество – это процесс, предполагающий определенную продолжительность и последовательность. Соперничество, как считает П. Хенсел, не обязательно выражается в вооруженном столкновении, даже если у сторон есть некое ощущение угрозы. Один из примеров – острое торговое противостояние США и Японии в 1970-1980-х гг., которое рассматривалось обеими странами как угроза их национальной безопасности, однако они не помышляли прибегнуть к военным действиям. По мнению П. Хенсела, международное соперничество вполне может быть скоротечным, да и не ограничиваться только государствами. Например, соперничать могут субнациональные и этнические группы, свидетельство чему – острые отношения между сербами, хорватами и мусульманами в Боснии и Герцеговине в 1990-е гг. ^{[12,P.175-206]}.

Уильям Томсон, посвятивший немало трудов проблематике международного соперничества (англ. rivalry), пришёл к мнению, что изыскания на данном направлении должны фокусироваться на соперничествах стратегического порядка или относительно небольшом количестве пар враждующих государств (англ. feuding dyads), доставляющих международной системе наибольшие неприятности. Например, речь здесь может идти о таких соперничающих парах, как СССР - США, КНДР - Республика Корея или Греция - Турция. Для развития своей концепции У. Томсон вводит понятие «главные соперничества» (англ. principal rivalries). Он также предлагает классифицировать соперничества, подразделяя их на пространственные или позиционные, с одной стороны, и локальные, региональные, глобальные и регионально-глобальные, с другой.

Пространственные соперничества касаются борьбы за территорию и менее интенсивны, нежели позиционные. В такие соперничества с большей вероятностью вовлекаются небольшие государства, а также государства с асимметричной мощью. Однако любая асимметрия делает соперничество непродолжительным. Позиционные соперничества, напротив, связаны с глобальной или региональной борьбой за власть или влияние, предполагающей относительную симметрию возможностей.

В локальное соперничество вовлекаются географические соседи, оно охватывает незначительную территорию и ведется, исходя из пространственных императивов, то есть борьбы за территорию. Региональное соперничество развивается в отдельном регионе и нацелено не только на контроль определенной территории, но и завоевание власти. Пример такого соперничества – противостояние Испании и Франции в XVI в. Глобальное соперничество – состязания государств за лидерство в мире. В таком состязании участвовали Венеция и Португалия в XV в. или СССР и США в XX в. Последняя опция сочетает две предыдущие и может быть проиллюстрирована на примере соперничества Нидерландов с Испанией и Францией в XVI и XVII вв. соответственно ^{[18,P.195-223]}. Бесспорно, наиболее ярко выраженным позиционным и глобальным соперничеством следует считать конфронтацию СССР и США в годы Холодной войны. По мнению российского историка М. М. Наринского, она охватывала все сферы (экономическую, политическую, военную, идеологическую, др.) и регионы миры ^[4,С.15].

П. Дил и Г. Гоертц, попытавшиеся обобщить и систематизировать существующие академические воззрения, пришли к заключению, что соперничество (англ. rivalry) имеет (1) диадический (или бинарный) характер, а его участниками, как правило, выступают (2) государства. При этом соперниками могут быть не только два государства, но и союзы государств. Самый наглядный тому пример – противостояние НАТО и Варшавского договора в годы Холодной войны. Как отмечают американские политологи, соперничество – это некий процесс, имеющий определенную (3) продолжительность по времени. Одни ученые допускают существование скоротечных соперничеств, другие, напротив, считают, что соперничество имеет место только в том случае, если оно длится десятилетие и больше. Ещё один, причем весьма неоднозначный аспект – (4) военное измерение соперничества или степень его жестокости.

Значительная часть экспертов сходится во мнении, что неотъемлемым атрибутом международного соперничества (англ. rivalry), которое следует трактовать исключительно в логике игры с нулевой суммой, служит вооруженное противостояние антагонистов или, по крайней мере, угроза применения силы с их стороны. Но есть и иные точки зрения, допускающие протекание соперничеств сугубо в мирных рамках. Например, это может наблюдаться во время острых торговых войн с участием демократических государств, которые не склоны использовать оружие друг против друга. Иными словами, у стран, вовлеченных в соперничество, вполне могут быть конфликтные интересы относительно распределения ограниченных материальных (природные ресурсы, территория, др.) и нематериальных (политическое, религиозное, идеологическое влияние, др.) благ. Однако наличие конфликтных интересов, как полагают П. Дил и Г. Гоертц, не обязательно означает, что позиции противников абсолютно непримиримы, чреваты насилием и должны трактоваться исключительно в логике игры с нулевой суммой ^[8,P.17-48].

Ряд ученых, например, Скотт Беннет (Scott Bennet) из канадского университета Макмастера (англ. McMaster University), предлагают при концептуализации международных соперничеств (англ. rivalry) ставить во главу угла не вопрос о применении или неприменении военной силы, а некую спорную проблему (англ. issue). Согласно такому подходу, соперничество может трактоваться как продолжительная конкуренция (англ. competition) в контексте решения одной или ряда проблем ^{[16,P.157-183]}.

Резюмируя и синтезируя представленные взгляды, можно полагать, что международное соперничество(англ. rivalry) –это относительно продолжительный временной процесс (годы и даже десятилетия), в котором государства (или группы государств) конкурируют друг с другом за территории или власть в локальном, региональном или глобальном масштабе; усматривают в действиях противной стороны угрозу своей национальной безопасности и могут пойти на применение военной силы при определенных обстоятельствах. Очевидно, что подобная трактовка международного соперничества больше укладывается в реалистическую или неореалистическую парадигму. В этом смысле конкурентная борьба неких национальных хозяйствующих субъектов или, например, даже спортсменов отдельных стран вполне может восприниматься в качестве одного из атрибутов межгосударственного соперничества.

Главный вывод, касающийся четырех представленных дилемм, может быть сформулирован следующим образом. С лингвистической точки зрения русскому слову «соперничество» в наибольшей степени соответствует английское “rivalry”, нежели “competition”, которое точнее переводить как «конкуренция». «Конкуренция» (англ. competition), «соперничество» (англ. rivalry) и «конфликт»(англ. conflict) – относящиеся к международной сфере понятия, чьи смысловые границы не всегда чётко прочерчены. Под «международной конкуренцией» (англ. competition) целесообразно понимать абстрактное, деполитизированное состязание государств и иных международных акторов, которые борются за некие ограниченные (преимущественно экономические) блага. «Международное соперничество» (англ. rivalry) – это, по сути, наделение вышеназванного состязательного процесса неким политическим смыслом, что предполагает наличие соперничающих пар государств (или их групп), конкурирующих между собой за расширение пространства или власти. Таким образом, конкуренцию допустимо считать составной частью соперничества, если последнее имеет место. Международный «конфликт» (англ. conflict) может восприниматься в качестве одного из звеньев линейной антагонистического процесса и выражаться либо в конфликтном поведении, либо в конфликте интересов государств и иных международных акторов, что в определенном смысле пересекается с термином «соперничество» (англ. rivalry).

Отталкиваясь от представленных выводов, есть все основания считать Россию и США (ранее СССР и США) в большей мере соперниками (англ. “rivals”), поскольку их противостояние выходит за рамки деполитизированной конкурентной борьбы, имеет долгосрочный характер, воспринимается в качестве угрозы национальной безопасности и чревато применением военной силы, особенно если учитывать военные стратегии и тактические маневры сторон. Это не означает, что Россия и США не конкурируют друг с другом, в том числе посредством своих хозяйствующих субъектов, представителей спорта, культуры, однако эта конкуренция скорее является частью их политического соперничества.