Рус Eng Cn Перевести страницу на:  
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Библиотека
ваш профиль

Вернуться к содержанию

Социодинамика
Правильная ссылка на статью:

Коррупция, неформальность и восприятие справедливости в современном российском обществе: по результатам социологического исследования

Одинцов Александр Владимирович

кандидат социологических наук

доцент, ФГОУ ВО «Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации», Волгоградский филиал

400131, Россия, Волгоградская область, г. Волгоград, ул. Гагарина, 8

Odintsov Alexander Vladimirovich

PhD in Sociology

Docent, the department of Philosophy and Sociology, Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration, Volgograd branch

400131, Russia, Volgograd, Gagarina Street 8

yugrasil@yandex.ru
Другие публикации этого автора
 

 

DOI:

10.7256/2409-7144.2017.3.22135

Дата направления статьи в редакцию:

27-02-2017


Дата публикации:

16-05-2017


Аннотация: Современные социологические исследования коррупции и неформальности, как правило, концентрируют свое внимание на масштабах распространения этих феноменов и способах борьбы с ними. При этом игнорируются функции, которые они могут выполнять в обществах, находящихся в состоянии транзита (общества "квази-модерна", "сословные общества" и т.п.). В данном исследовании неформальность и коррупцию предлагается рассмотреть с точки зрения их роли в поддержании социального порядка, которую можно выявить с помощью концептов «оправданности» и «справедливости». Гипотезы были апробированы в результате социологического исследования, состоящего из двух этапов: качественного (n=50) в виде глубинного интервью и количественного (n=700), осуществленного с помощью CATI. В ходе исследования было установлено, что восприятие общества коррумпированным и представление об оправданности коррупции в общественном мнении находятся в прямой зависимости. Отчасти нашла свое подтверждение гипотеза С. Кордонского о восприятии российского общества как «сословного общества» с его своеобразном ролью коррупции в виде «сословной ренты»


Ключевые слова:

коррупция, социальный порядок, доверие, справедливость, неформальность, общественное мнение, обобщенное доверие, социальная патология, сети неформальности, постсоветские общества

Исследование выполнено при поддержке РГНФ проект №12-33-01401

Abstract:   The modern sociological research of corruption and information usually concentrate the attention on the scale of distribution of these phenomena and ways of overcoming. At the same time, the functions that they can realize in societies that are in transitional state (quasi-modern, estate, etc.) are being ignored. The author suggests to examine informality and corruption from the perspective of their role in support of the social order, which can be revealed through the concepts of “justification” and “justice”. The hypotheses were tested as result of the sociological research that consisted of two stages: qualitative (n=50) in form of in-depth interview, as well as quantitative (n=700) realized using CATI. During the course of this work, it was established that the perception of society as corrupted and the understanding of justification of corruption are in positive correlation. The hypothesis of S. Kordonsky on perception of the Russian society as the “estate society” with the distinct role of corruption in form of “rent-seeking behavior”, partially found its confirmation.  


Keywords:

corruption, social order, trust, justice, informality, public opinion, generalized trust, social pathology, network informality, post-Soviet society

В 2010-2011 годах под руководством автором статьи проводились социологические исследования коррупции, осуществлявшиеся на территории Волгоградской области по заказу областной администрации[1]. Для изучения этого феномена была выбрана методика, разработанная фондом прикладных политических исследований ИНДЕМ под руководством Г.А. Сатарова, которая позволяла достаточно эффективно и обосновано измерять распространенность коррупции и общий объем коррупционных рисков. В данных исследованиях ее применение привело к пониманию того, что восприятие коррупции гораздо существеннее зависит от политического дискурса, «резонансных дел», стереотипов восприятия, чем от реального опыта респондентов. Так результаты исследования показали, что милиция и органы прокуратуры считались достаточно коррумпированными, хотя взаимодействовали с ними единицы опрошенных. Вызвал интерес и тот факт, что сотрудники ГИБДД считались коррумпированными теми людьми, которые не имели в семье ни машины, ни мотоцикла. Более тонкий анализ полученных результатов позволил установить, что восприятие феномена коррупции в общественном мнении является сложным, неоднозначным процессом.

Восприятие коррупции неоднозначно не только в общественном мнении. В современной исследовательской практике можно выделить два основных подхода к феномену коррупции[2]:

1. Политико-правовой, в рамках которого коррупция понимается как социальная патология, дисфункция, нарушение общественного порядка (С. Роуз-Аккерман, Б. Донг, У. Даллек и Б.Торглер, Г.А. Cатаров и др.).

2. Функционально-феноменологический, который базируется на том, что коррупция как всякое социальное явление обладает позитивной функциональностью, является частью специфического социального порядка (Дж. Хайнзен, А. Леденева, С. Кордонский, А. Папакостас, Я. Кузьминов и др.).

При этом первый подход постоянно апеллирует к нормативно-правовым актам, регламентирующим противодействие коррупции, а второй – к реально сложившимся и воспроизводящимся социальным практикам. Главным отличием между этими подходами является то, что первый подход предполагает наличие достаточно четкого нормативного идеала общества и системы государственного управления, отличия которого от реального состояния дел и являются «коррупцией», т.е. социальной патологией. Отсюда парадоксальным образом следует постоянно транслируемый вывод, что причиной коррупции является испорченная природа конкретного коррупционера, его низкие моральные качества. Второй, напротив, эталоном не располагает, даже категории, используемые в нем, имеют статус либо веберовских «идеальных типов» (как в случае концепции «постсоветских сословий» С.Г. Кордонского[3]), либо понимаются исключительно локально, относясь к конкретной изучаемой общности (например, в исследованиях российского блата А. Леденевой[4] или гуанкси китайскими исследователями). Именно эта особенность позволяет в качестве причин и следствий коррупции рассматривать более широкий круг феноменов, не ограничиваясь нормативными идеалами.

Исследователи разработали достаточно большое количество гипотез о причинах распространения коррупции, среди которых можно выделить:

1. Экономические:

· Низкий реальный ВВП на душу населения (Дж. Свенссон [21, p.27]);

· Коррупция стимулируется низким уровнем государственного регулирования новых форм экономической деятельности (В.Н. Мельников, А.Г. Мовсесян[5]);

· Коррупция вызвана высокой стоимостью легального преодоления административных барьеров (А. Дегтярев, Р. Маликов[6]);

· Коррупция развивается в постплановых (Я. Корнаи, Дж. Мартинес-Васкес и Р.М. Макнаб) и «закрытых экономиках» (Дж.Д. Сакс, А.М. Ворнер[7]), которые удовлетворяют хотя бы одному из приведенных критериев: 1) средние тарифные ставки выше 40 процентов; 2) нетарифные барьеры, которые охватывают более 40 процентов всего импорта; 3) социалистическая система хозяйствования; 4) государственная монополия на основные экспортные товары; и 5) черный превысил 20 процентов в 1970-х или 1980-х годах[8].

2. Социально-психологические:

· Низкий уровень морали в обществе (Е.В. Охотский, А.Г. Сатаров);

· Культура неформальных обменов услугами и товарами, значимая роль клиентизма (Дж. Хайнзен[9], А. Леденева[10]);

· Неравное распределение социальных благ и социальных обязанностей между различными социальными группами (С. Кордонский[11]);

· Низкий уровень общего доверия в обществе (А. Папакостас[12]);

· Граждане находят коррупцию оправданной (не-справедливой, unjustifiable), если они воспринимают свое общество коррумпированным. «Коррупция заразна: общество, переживающее высокий (низкий) уровень коррупции, повысит (снизит) уровень коррумпированности в будущем»[13].

3. Институциональные;

· Сбой в поддержании структурных границ государства от «приватизации государства» («семибанкирщина») до личного контроля чиновника над отдельными административными барьерами (В. Волков[14]);

· Неразвитость или слабость общественных и политических институтов (Toke S. Aidt[15]).

На основании анализа отечественных и зарубежных исследований был выдвинут ряд гипотез, которые были уточнены в рамках качественного исследования, состоящего из 50 глубинных интервью. Изученная выборка была пропорционально квотирована по принадлежности респондентов к «титульным» и близким к ним (в терминах, С. Кордонского) сообществам – здравоохранения, образования, силовому сообществу. Основанием отбора респондентов также служил их возраст. Для того, чтобы эффективно проверить гипотезу о специфике восприятия коррупции в отдельных социальных группах в структуре выборки присутствовала «контрольная группа» респондентов, которая не относилась к указанным сообществам и не имела близких родственников в них.

В рамках данной статьи будет представлен результат проверки следующих гипотез[16]:

1. Восприятие общества коррумпированным и оправданность коррупции находится в прямой зависимости.

2. Восприятие порядка и коррумпированности общества находятся в состоянии зависимости.

3. Пол респондента существенно влияет на восприятие коррупции.

4. Показатели «обобщенного доверия» респондентов (generalized trust) и оправданности коррупции в рамках исследования находятся в состоянии зависимости.

5. Коррупция и «неформальность» в восприятии общественным мнением взаимосвязаны.

6. Восприятие коррупции и неформальности устойчивыми социально-профессиональными группами (представители сфер здравоохранения, образования, силового сообщества) различно.

Для проверки гипотез в количественном исследовании в 2016 году был проведен массовый телефонный опрос в форме интервью (CATI) выборкой n=700. Для возможности эффективного сопоставления данных с российскими и крупными международными исследовательскими проектами инструментарий массового опроса разрабатывался на основании методов применяемых в World Values Survey и Фонде ИНДЕМ (наиболее распространенной методики анализа распространенности коррупции в России). Кроме того в исследование были добавлены шкалы, апробированные в ходе качественных этапов исследования (а именно, шкала оценки феномена справедливости, шкалы оправданности коррупции в сферах здравоохранения и образования). Основной упор делался на интервальные шкалы, что позволило в дальнейшем применить более широкий спектр статистического анализа данных. Инструментарий исследования готовился для CATI (Computer Assisted Telephone Interview) в системе survey-studio.com. В генеральную совокупность исследования вошли регионы по экономической и структуре близкие регионам Украины (а именно Центральный федеральный округ, Северо-Западный федеральный округ, Южный федеральный округ, Приволжский федеральный округ). Квотирование в выборке осуществлялось пропорционально половозрастной структуре населения, соотношению численности населения в крупных городах и населенных пунктах численностью менее 10 тыс. жителей (села, ПГТ, малые города), соотношения численности субъектов Федерации внутри федерального округа. Квотирование по возрасту было жестким по федеральным округам. Внутри федерального округа возрастные квоты были мягкими. Телефонные номера респондентов выбирались методом случайных чисел из базы данных номеров сотовых операторов, привязанных к указанным регионам.

База данных в формате SPSS наполнялась автоматизировано в системе CATI, что снизило долю ошибок ввода, кроме того для повышения качества опроса проводилась полная аудиозапись телефонного интервью. Анализ данных статистическими средствами позволил проверить сформулированные на основании качественных данных выводы. Основой исследования по аналогии с World Values Survey стали интервальные шкалы, в которых полярными значениям были дихотомии. Их применение позволило получить следующие основные результаты (таблица 1.)

Таблица 1. Результаты применения мер средней тенденции к дихотомических шкалам

Вопрос

Дихотомии

Среднее значение

Дисперсия

1

10

1. Считаете ли Вы, что мир в общем устроен справедливо?

совсем несправедливо

совершенно справедливо

4,76

2,057

2. Справедливость российского общества

совсем несправедливо

совершенно справедливо

4,80

2,179

3. Насколько коррумпировано российское общество

полностью коррумпировано

совершенно не коррумпировано

3,87

2,301

4. Что вы можете сказать о наличии порядка в российском обществе?

порядка нет нигде

порядок есть везде

4,76

2,180

5. Некоторые считают, что у них есть полная свобода выбора, и они сами контролируют свою жизнь, а другие – напротив, думают, что не могут влиять, на то, что с ними происходит

совсем нет свободы выбора и отсутствие контроля

полная свобода выбора и контроль

6,30

2,575

6. Как Вы думаете, если представиться возможность, большинство людей попытались бы использовать вас в своих интересах, или вели бы себя порядочно и честно?

люди обязательно попытаются вас использовать

люди поведут себя порядочно

5,13

2,693

Дисперсия колеблется в диапазоне 2,057-2,693, что, учитывая 10-балльную шкалу свидетельствует о том, что ответы респондентов были достаточно единодушными. на вопросы о том насколько справедливо. Как видно, большинство респондентов нейтрально оценивает справедливость мира и российского общества. Распределение ответов респондентов на эти вопросы имеет несколько смещенный вид нормального. Напротив дело обстоит с оценками коррумпированности российского общества (рисунок 1).

Рисунок 1. Распределение ответов респондентов на вопрос о коррумпированности российского общества (в % от общего числа респондентов)[17]

Распределение является заметно смещенным, что свидетельствует о том, что на восприятие коррумпированности российского общества, в отличие от оценок его справедливости, заметно влияет группа латентных факторов. Также показательным является результат опроса об «обобщенном доверии» сформулированный «если представиться возможность, большинство людей попытались бы использовать вас в своих интересах, или вели бы себя порядочно и честно?». В рамках данного исследования распределение имеет практически нормальный вид, хотя заметно и наличие группы респондентов имеющих полярные мнения (рисунок 2).

Рисунок 2. Распределение ответов респондентов на вопрос об «обобщенном доверии» (в % от общего числа респондентов)[18]

При этом доверием в сущности пользуется только внутренний круг респондентов, что было подтверждено применением классической порядковой шкалы из 5 значений (рисунок 5).

Рисунок 3. Результаты применения мер средней тенденции к шкалам оценки доверия

Именно низкий уровень доверия тем, кто выходит за пределы узкого круга знакомых, друзей и родственников, побуждает респондентов создавать и поддерживать неформальное взаимодействие для решения особо значимых проблем. Так для решения проблем в здравоохранении (например, при поиске хорошего врача, получении лечения) часто прибегают к использованию неформальных связей 23,4% опрошенных, 23,0% делают это иногда. Также высока доля тех, кто использует связи для поиска новой работы (16,0% опрошенных выбрали вариант ответа «часто» и 20,3% - «иногда»), и тех, кто решает проблемы в области образования (11,4% опрошенных выбрали вариант ответа «часто» и 16,7% - «иногда»). Несмотря на представления о предвзятости органов правопорядка больше половины опрошенных (65,0%) никогда не прибегало к неформальным контактам при взаимодействии с полицией. Однако это вполне может объясняться низким количеством контактов большинства респондентов с представителями органов правопорядка.

Анализ ответов респондентов на вопрос «Бывают ли случаи, когда Вы были вынуждены платить неформально за то, что должны были получать бесплатно?», в котором респонденты должны были ответить на вопрос по 5-членной шкале (часто/ редко/ затрудняюсь ответить/ редко/ часто), показал безусловное лидерство сфер здравоохранения и образования как сфер наибольшего распространения взяточничества. Так часто вынуждены прибегать к дополнительным платежам в системе здравоохранения 17,1% опрошенных, иногда – 20,8%. 10,1% опрошенных отметил, что часто прибегает к неформальным платежам при получении услуг образования. Иногда это приходилось делать 13,0% респондентов.

Наиболее показательным является различное отношение опрошенных к оправданности неформальных платежей, взяток (рисунок 4) и личных связей (рисунок 5).

Рисунок 4. Распределение ответов респондентов на вопрос об оправданности неформальных платежей[19] (в % от общего числа респондентов)

Из представленного распределения заметно существенное смещение распределения – респонденты в своем большинстве единодушны в мнении, что «Неформальные платежи - это коррупция, которая вредна для общества». Иначе дело обстоит с задействованием личных связей.

Рисунок 5. Распределение ответов респондентов на вопрос об оправданности личных связей[20] (в % от общего числа респондентов)

Несмотря на выбор из 10 возможных шкальных значений респонденты достаточно четко разделились на 3 лагеря: тех, кто поддерживает мнение об уместности и оправданности личных связей, тех, кто полагает, что «использование личных связей – это решение собственных проблем за счет общества», и тех, кто занимает нейтральную позицию в этом вопросе. Такая форма распределения может свидетельствовать о влиянии на респондентов двух, действующих разнонаправленно на различные группы респондентов, латентных факторов.

Использование методов статистического анализа данных позволило проверить выдвинутые ранее гипотезы:

1. Для проверки гипотезы 1 применялась парная корреляция Пирсона между распределением ответов респондентов на вопросы В.5. «как вы можете оценить насколько коррумпировано российское общество? (1 - «полностью коррумпировано», а 10 -«совершенно не коррумпировано»)» и V.202. «насколько заслуживает оправдания получение взятки, используя служебное положение (1 – «это никогда не заслуживает оправдания», 10 – «это всегда заслуживает оправдания»). В Ходе проверки был получен уровень значимости p=0,222>0,01, что указывает на необходимость принятия нулевой гипотезы .

Таким образом, восприятие общества коррумпированным и оправданность коррупции находится в прямой зависимости. Данная гипотеза, выдвинутая на основании работ Б. Донга, У. Даллека и Б. Торглера (Dong B., Dulleck U., Torgler B.) о «заразности» коррупции в рамках нашего исследования не нашла подтверждения.

2. Для проверки 2 гипотезы применялся коэффициент корреляции Спирмена между распределение ответов респондентов на вопросы В.5. «как вы можете оценить насколько коррумпировано российское общество? (1 - «полностью коррумпировано», а 10 - «совершенно не коррумпировано»)» и В.6. «что вы можете сказать о наличии порядка в российском обществе? (1 - «порядка нет нигде», 10 - «порядок есть везде»)». Было получено значение статистической значимости p=0,00<0,01, что подтверждает экспериментальную гипотезу. Оценки порядка и коррумпированности общества находятся в состоянии прямой и значимой зависимости.

3. Для проверки 3 гипотезы о зависимости пола респондента на восприятие коррупции использовался непараметрический критерий U Манна-Уитни. Влияние пола респондента проверялось на распределении ответов на вопрос V.202. (формулировка выше). Полученная статистическая значимость имеет значение p=0,734<0,01, что свидетельствует о необходимости отвергнуть экспериментальную гипотезу. Пол респондента по данным проведенного исследования существенно не влияет на восприятие коррупции.

4. Для проверки взаимозависимости изменения признака общего уровня доверия респондентов и восприятия коррупции использовалась парная корреляция Пирсона распределения ответов на вопросы В.8. «Если представиться возможность, большинство людей попытались бы использовать вас в своих интересах, или вели бы себя порядочно и честно? (1 - означает «люди обязательно попытаются вас использовать», 10 - «люди поведут себя порядочно») и V.202. (формулировка выше). Полученное значение статистической значимости p=0,147>0,01 подтверждает нулевую гипотезу. Таким образом, корреляция уровня общего уровня доверия респондентов (generalized trust) и оправданности коррупции в рамках исследования не обнаружена.

5. Оценки коррупции и «неформальность» в восприятии общественным мнением взаимосвязаны. Концепции А. Леденевой, Я. Кузьминова о разделении «неформальности» (блата, взяточничества, гуанкси) и коррупции существуют только полезны как исследовательские конструкции, но не являются чертой восприятия коррупции в общественном мнении. Об этом свидетельствует применение коэффициента корреляции Спирмена к вопросам V. 56V «Каково Ваше мнение по поводу использования личных связей? («Использование личных связей никому не вредит» - 10. «Использование личных связей – это решение собственных проблем за счет общества» - 1) и V56W. «Каково Ваше мнение по поводу неформальных платежей, насколько вы согласны со следующими утверждениями? «Неформальные платежи позволяют быстро решать проблемы, в этом заинтересовано общество» - 10, а «Неформальные платежи - это коррупция, которая вредна для общества» - 1)» (p=0,173<0,01)/

6. Предположение о различном восприятии коррупции и неформальности устойчивыми социально-профессиональными группами (представители сфер здравоохранения, образования, силового сообщества), сформулированное на основании концепции С. Кордонского частично подтверждена применением непараметрического критерия U Манна-Уитни для пар групп респондентов имеющих/не имеющих родственников и не относящихся лично к сферам образования, здравоохранения и правоохранительной сфере. Ее относительное подтверждение обнаруживается в отношении представителей образования, в отношении которых статистическая значимость критерия составила p=0,033. Хотя это значение и попадает в зону неопределенности, но факт влияния принадлежности к системе образования и восприятия неформальности и коррупции был отмечен в рамках качественного этапа исследования.

[1] Одинцов А.В. Восприятие коррупции в общественном мнении Волгоградской области по данным социологического исследования за 2010-2011 гг// Научный вестник Волгоградской академии государственной службы Серия «Политология и социология». 2012 г.№.1 С. 71-83

[2] Одинцов А.В. Коррупция как норма и патология (современное состояние исследования), Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 7. Философия. Социология и социальные технологии, Издательство ВолГУ, Волгоград, 2015, 4

[3] Кордонский, С.Г. Сословная структура постсоветской России. М.: Общественное мнение, 2008.

[4] Ledeneva, A. Russia’s economy of favours: blat,networking and informal exchange.– Cambridge: Cambridge University Press, 1998.– 235 p.

[5] Мельников В.Н., Мовсесян А.Г. Противодействие легализации незаконных доходов/ В.Н. Мельников, А.Г. Мовсесян - М.: МЦФЭР, - 2007

[6] Дегтярев А., Маликов Р. Коррупционная основа административных барьеров/ А. Дегтярев, Р. Маликов// Вопросы экономики, 2003, - №11

[7] Sachs, J. D. and Warner А. M. Economic Reform and the Process of Global Integration.” Brookings Papers on Economic Activity. 1, 1995, pp. 1–118

[8] То есть практически все страны бывшего социалистического лагеря обладают потенциально высокими коррупционными рисками

[9] Heinzen J. The Art of the Brube: Corruption, Law and Everyday Practice in the Late Stalinists USSR/ James Heinzen // The National Council of Eurasian and Eastern European Research. Title VIII program, - Seattle, - 2007

[10] Ledeneva A. Russia’s Economy of Favours: Blat, Networking and Informal Exchange/ AlenaLedeneva, - Cambridge University Press, - 1998

[11] Кордонский, С.Г. Сословная структура постсоветской России. М.: Общественное мнение, 2008

[12] Папакостас А. Становление цивилизованной публичной сферы: недоверие, доверие и коррупция / Пер. с англ. Д. Жихаревича. - М.: ВЦИОМ, 2016

[13] Dong, B., Dulleck, U., Torgler, B. Social norms and corruption. In Ciccone, A (Ed.) Proceedings of the European Economic Association and the Econometric Society European Meeting, Barcelona Graduate School of Economics, Catalonia, Spain, 2009. pp 9-10

[14] Волков В.В. Силовое предпринимательство: экономико-социологический анализ/ В.В. Волков - М.: Изд-во ГУ ВШЭ, - 2005

[15] Toke S. Aidt, Corruption, Institutions and Economic Development, Cambridge, http://www.econ.cam.ac.uk/dae/repec/cam/pdf/cwpe0918.pdf

[16] Для показательности все приведенные гипотезы сформулированы как экспериментальные , то есть предполагают наличие устойчивой, неслучайной связи между исследуемыми признаками

[17] 3 вопрос Таблица 1

[18] 8 вопрос Таблица 1

[19] Вопрос «Ваше мнение по поводу неформальных платежей, насколько вы согласны со следующими утверждениями? «Неформальные платежи позволяют быстро решать проблемы, в этом заинтересовано общество» - 10, а «Неформальные платежи - это коррупция, которая вредна для общества» - 1»

[20] Вопрос «Ваше мнение по поводу использования личных связей? Дайте ответ по 10-бальной шкале, где «Использование личных связей никому не вредит» означает 10. «Использование личных связей – это решение собственных проблем за счет общества» - означает 1.

Библиография
1. Волков В.В. Силовое предпринимательство: экономико-социологический анализ/ В.В. Волков-М.: Изд-во ГУ ВШЭ,-2005, 306 с.
2. Дегтярев А., Маликов Р. Коррупционная основа административных барьеров/ А. Дегтярев, Р. Маликов// Вопросы экономики, 2003,-№11, с. 78-87
3. Кордонский, С.Г. Сословная структура постсоветской России. М.: Общественное мнение – 2008, 216 с.
4. Мельников В.Н., Мовсесян А.Г. Противодействие легализации незаконных доходов/ В.Н. Мельников, А.Г. Мовсесян-М.: МЦФЭР,-2007. 339 с.
5. Одинцов А.В. Восприятие коррупции в общественном мнении Волгоградской области по данным социологического исследования за 2010-2011 гг// Научный вестник Волгоградской академии государственной службы Серия «Политология и социология». 2012 г.№.1 С. 71-83
6. Одинцов А.В. Коррупция как норма и патология (современное состояние исследования), Вестник Волгоградского государственного университета. Серия
7. Философия. Социология и социальные технологии, Издательство ВолГУ, Волгоград, 2015, №4. С. 85-94 7.Папакостас А. Становление цивилизованной публичной сферы: недоверие, доверие и коррупция / Пер. с англ. Д. Жихаревича.-М.: ВЦИОМ, 2016. 224 с.
8. Dong, B., Dulleck, U., Torgler, B. Social norms and corruption. In Ciccone, A (Ed.) Proceedings of the European Economic Association and the Econometric Society European Meeting, Barcelona Graduate School of Economics, Catalonia, Spain, 2009. pp. 1-48
9. Heinzen J. The Art of the Brube: Corruption, Law and Everyday Practice in the Late Stalinists USSR/ James Heinzen // The National Council of Eurasian and Eastern European Research. Title VIII program,-Seattle,-2007. 29 p.
10. Ledeneva, A. Russia’s economy of favours: blat,networking and informal exchange.– Cambridge: Cambridge University Press, 1998.– 235 p.
11. Sachs, J. D. and Warner А. M. Economic Reform and the Process of Global Integration.” Brookings Papers on Economic Activity. 1, 1995, pp. 1–118
12. Svensson, Jakob, Eight Questions about Corruption, Journal of Economic Perspectives—Volume 19, Number 3—Summer 2005— pp. 19–42
13. Toke S. Aidt, Corruption, Institutions and Economic Development, Cambridge, http://www.econ.cam.ac.uk/dae/repec/cam/pdf/cwpe0918.pdf
References
1. Volkov V.V. Silovoe predprinimatel'stvo: ekonomiko-sotsiologicheskii analiz/ V.V. Volkov-M.: Izd-vo GU VShE,-2005, 306 s.
2. Degtyarev A., Malikov R. Korruptsionnaya osnova administrativnykh bar'erov/ A. Degtyarev, R. Malikov// Voprosy ekonomiki, 2003,-№11, s. 78-87
3. Kordonskii, S.G. Soslovnaya struktura postsovetskoi Rossii. M.: Obshchestvennoe mnenie – 2008, 216 s.
4. Mel'nikov V.N., Movsesyan A.G. Protivodeistvie legalizatsii nezakonnykh dokhodov/ V.N. Mel'nikov, A.G. Movsesyan-M.: MTsFER,-2007. 339 s.
5. Odintsov A.V. Vospriyatie korruptsii v obshchestvennom mnenii Volgogradskoi oblasti po dannym sotsiologicheskogo issledovaniya za 2010-2011 gg// Nauchnyi vestnik Volgogradskoi akademii gosudarstvennoi sluzhby Seriya «Politologiya i sotsiologiya». 2012 g.№.1 S. 71-83
6. Odintsov A.V. Korruptsiya kak norma i patologiya (sovremennoe sostoyanie issledovaniya), Vestnik Volgogradskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya
7. Filosofiya. Sotsiologiya i sotsial'nye tekhnologii, Izdatel'stvo VolGU, Volgograd, 2015, №4. S. 85-94 7.Papakostas A. Stanovlenie tsivilizovannoi publichnoi sfery: nedoverie, doverie i korruptsiya / Per. s angl. D. Zhikharevicha.-M.: VTsIOM, 2016. 224 s.
8. Dong, B., Dulleck, U., Torgler, B. Social norms and corruption. In Ciccone, A (Ed.) Proceedings of the European Economic Association and the Econometric Society European Meeting, Barcelona Graduate School of Economics, Catalonia, Spain, 2009. pp. 1-48
9. Heinzen J. The Art of the Brube: Corruption, Law and Everyday Practice in the Late Stalinists USSR/ James Heinzen // The National Council of Eurasian and Eastern European Research. Title VIII program,-Seattle,-2007. 29 p.
10. Ledeneva, A. Russia’s economy of favours: blat,networking and informal exchange.– Cambridge: Cambridge University Press, 1998.– 235 p.
11. Sachs, J. D. and Warner A. M. Economic Reform and the Process of Global Integration.” Brookings Papers on Economic Activity. 1, 1995, pp. 1–118
12. Svensson, Jakob, Eight Questions about Corruption, Journal of Economic Perspectives—Volume 19, Number 3—Summer 2005— pp. 19–42
13. Toke S. Aidt, Corruption, Institutions and Economic Development, Cambridge, http://www.econ.cam.ac.uk/dae/repec/cam/pdf/cwpe0918.pdf