Рус Eng Cn Перевести страницу на:  
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Библиотека
ваш профиль

Вернуться к содержанию

Философия и культура
Правильная ссылка на статью:

Властное впечатление реальности: особенности эстетических онтологий

Красиков Владимир Иванович

доктор философских наук

главный научный сотрудник, Всероссийский государственный университет юстиции; профессор, Российский институт театрального искусства

115184, Россия, г. Москва, ул. Большая Татарская, 7

Krasikov Vladimir Ivanovich

Doctor of Philosophy

Professor, Scientific Center, All-Russian State University of Justice

115184, Russia, g. Moscow, ul. Bol'shaya Tatarskaya, 7, kv. 64

KrasVladIv@gmail.com
Другие публикации этого автора
 

 

DOI:

10.7256/2454-0757.2017.3.22131

Дата направления статьи в редакцию:

26-02-2017


Дата публикации:

14-04-2017


Аннотация: Объектом исследования в данной статье является мыслительная деятельность создания картин мира или как она еще называется на профессиональном философском жаргоне "онтологическое конструирование". Предметом – разновидность последнего, эстетические онтологии, особенности мыслительных процедур по их созданию. Автор подробно рассматривает такие аспекты темы как "онтологическая работа" с ее четырьмя процедурами: упрощение через обобщение, очеловечивание мира, формирование онтологической схемы, объективирование. Особое внимание в статье уделяется выявлению особенностей онтологических процедур в художественном творчестве и типологии эстетических онтологий. В качестве методологических средств использовались представления об "онтологическом конструировании", единстве его процедур в разных онтологиях. Также применялись методы сравнения, типологии и концептуального анализа. В качестве основных выводов проведенного исследования можно назвать следующее. Проанализированы общие черты процедур онтологического конструирования. Особым вкладом автора в исследование темы можно назвать разработку типологии эстетических онтологий: реалистические, перфекционистские, натуралистические, эмансипационные и эскапистские. Новизна исследования заключается в анализе специфики процедур художественного конструирования действительности: художественного вкуса, радикальной человекоразмерности, художественного озарения и создания вторичной реальности.


Ключевые слова:

эстетические онтологии, онтологическое конструирование, упрощение через обобщение, очеловечивание мира, формирование онтологической схемы, объективирование, художественный вкус, радикальная субъективация, художественное озарение, создание вторичной реальности

УДК:

111.8

Abstract: The object of study in this article is the intellectual activity of creating pictures of the world, or as it is also called "ontological design" in the professional jargon of philosophy. The subject of research is the features of aesthetic ontologies and mental procedures for their creation.The author examines in detail aspects such topics as "ontological work" with its four procedures: simplification through generalization, humanizing the world, the formation of the ontological scheme and objectification. Particular attention is paid to the identification of the features of the ontological processes in art and a typology of aesthetic ontologies. The main findings of the study include the following. The author has revealed similarities of ontological construction procedures. A special contribution of the author's research topics is the development of typology of aesthetic ontologies: realistic, perfectionistic, naturalistic, emancipatory and escapist. The novelty of the study consists in analysis of the specificity of the procedures of creative structuring of reality: artistic taste, radical subjectivation, creative inspiration, and formation of the secondary reality.


Keywords:

aesthetic ontologies, ontological structuring, simplification through generalization, humanization of the world, formation of ontological scheme, objectification, artistic taste, radical subjectivation, creative inspiration, formation of secondary reality

Вероятно, одни из наиболее древних зафиксированных культурных феноменов навеки застыли в первобытных рисунках 40–60-тысячелетней давности. Такие прямые свидетельства трудно представить себе по отношению к религии, философии или науке, хотя, конечно же, могут существовать и косвенные. Причины этого не столько в том, что более поздние духовные формы требуют развитой письменности, но и потому, что они порождаются уже относительно дифференцированным мышлением, с более четкой артикуляцией абстрагирования.

Как и в мифе, в искусстве властвует воображение, первородная мыслительная способность, расщепляющаяся впоследствии на более поздние: дискурс, рефлексию, веру и интуицию, которые затем и создают более изощренные формы духа. Общность воображения во многом объединяет миф и искусство, потому не случаен и термин "мифопоэтическое мышление". Наверное, искусство – результат первой дифференциации, появление первой спецификации в универсализме воображения, вызвавшей новое отношение к действительности и его концептуализацию в картинах мира, отличных от мифологических.

Кто и как создает подобные картины мира или эстетические онтологии – это вопрошание и инициирует последующие рассуждения. Объектом исследования в данной работе является мыслительная деятельность по созданию картин мира или как она еще называется на профессиональном философском жаргоне "онтологическое конструирование". Предметом – разновидность последнего, эстетические онтологии, особенности процедур их формирования.

Художнические реальности создаются воображением той части людей, которые одержимы поисками красоты, ее открытием и воспроизведением – неузнанного в узнаваемом, неповторимого в повторяющемся, необычного в обычном и т.д. до бесконечности. Похоже, что красота – это то, что нас окружает и мы сами, но в формате необычности и интенсивности [1].

Те, кто создает искусство, вполне уподобляются предмету своих вожделений. Творцы – страстотерпцы красоты, они – ее пилигримы, рабы и жертвы. И хотя творцы в разных областях духа схожи между собой по рисунку их креативных способностей, для искусства можно предположить характерное преобладание особого рода воображения. Может быть, уместно было бы назвать его "объективирующей эмпатией" [2]. В дополнение к способности создавать воображаемые ситуации, объекты и миры, добавляется и способность имплантации себя в воображаемое. Причем авторское "вживление" здесь настолько удачно и согласовывает все остальные элементы создаваемой им картины, что она оказывает мощное суггестивное воздействие на людей. Картина захватывает их, заставляет хотя бы на время также включиться в ткань художественной вторичной реальности, верить в нее и жить в ней, что дает иную, яркую, необычную жизнь, жизнь вне заурядной повседневности. Потому творец в искусстве родственен Творцу, метафора довольно общеизвестная, и тот, кто обладает такого рода воображением, знает – в разной степени самоотчетности об этом. Это дорогого стоит. Ибо дает такому человеку искомое чувство собственной значительности, избранности, позволяя ему с легкостью пренебрегать участием в социальной гонке за материальными благами, статусами и почестями.

Творцов много – в разных областях духа. Они создают онтологии, картины-модели мира, имея разную мотивацию: некоторые ищут необычное (красоту и сильные чувства), другие – верные жизненные правила, третьи озабочены самопознанием, четвертые – стремятся постичь окружающий мир. Во множестве создаваемых онтологий мы можем, однако, найти похожие операции их построения, которыми их авторы пользуются во многом безотчетно.

В подобной "онтологической работе" можно выявить, по меньшей мере, четыре схожих приема [3]. Их задача – трансформация массива ощущений о конкретно-чувственном, множественном, изменчивом, непонятном и необъятном мире в представления об мыслительно постижимом, едином, постоянном, понятном и соразмерном человеку мире. Соответственно, чувственная информация упрощается, переописывается в близких и понятных человеку смыслах, "новый мир" опоясывается доступными для него пределами и внутри его устанавливаются некие важные для людей приоритеты. В завершение, все это мало осознаваемое конструирование объявляется "реальностью" и верифицируется подобранными подходящими примерами. Остановимся чуть подробнее на общей характеристике этих мыслительных процедур, с тем, чтобы потом специфицировать их на примере эстетических онтологий.

1. Упрощение информации через ее обобщение, здесь мышление объединяет разнородное и множественное, создавая простые абстракции. В пределе обобщения – 2 позиции: "мир – человек", "субъект – объект". Подспудная цель обобщения – выделение в бесконечно многообразном мире позиции "человека" в качестве привилегированной и сверхценной, равно статусной всему остальному. По сути, предельное абстрагирование и создает в итоге "я", формируя матрицу отношения сознания с миром – все остальное есть "не-я" или мир.

2. Перенос на понимание мира наших качеств: как живых и мыслящих существ. Свойства жизни "рождение – развитие – смерть" подвигает нас задаваться вопросами о начале-конце мира, его единстве и кратности во времени, периодах развития. Приписывание миру "красоты", "порядка", "добра", "справедливости" и прочих умозрительных этических и эстетических качеств также производно от субъективации мира. Почему же она происходит? Хотя мы пребываем в чувствующем теле, само сознание радикально "закупорено", ибо лишь осознавание чувств, их осмысление и представляет перед нами мир. По сути, это наши единственные "материалы существования". Это "все то, что совершается в нас осознанно, поскольку мы это понимаем" [4,316]. И совершенно был прав Р. Декарт, утверждая о подлинной очевидности только нашего "я". Соответственно, по матрице "я" определяется и общий формат понимания всего остального сущего, в этом-то и состоит "субъективация". Очеловечивание мира необходимо нам и по экзистенциальным мотивам: мы делаем его ближе, доступнее себе, обеспечивая возможные компенсации и относительный комфорт существования [5].

3. Формирование онтологической схемы.В профессиональной философии эта процедура часто называется "полаганием". Содержание этой процедуры – соединение воображения, интуиции и рациональности. Рациональность присутствует в виде знания о самых общих понятиях, описывающих предметное поле данной дисциплины. Интуиция выражает своеобразную авторскую субъективность, неповторимый рисунок ее интенций. Воображение – творческая воля соединения интуиции и рациональности в выборе некой группы понятий (образов), наиболее подходящих на роль "предельных" и формирование из них онтологической схемы. "Предельность" – это функция, которую играют в онтологических схемах некоторые общие понятия. Предельными их делает воображение, творческая воля, их функция – лимитировать, замкнуть некие общие смыслы некоторыми пределами. Так возникает новая авторская онтологическая схема в какой-либо из дисциплин, когда какая-либо совокупность понятий объявляется более подходящей для верного и точного описания границ сущего.

Обыкновенно полагание принимает вид трансценденции, вдохновенного проникновения в само сущее, определение основного "рисунка мироздания". Нося характер озарения, полагание сообщает онтологии характер "откровения", гениальной догадки и убеждает более всех возможных рациональных доказательств. Поэтому ее автор глубоко убежден в своей эксклюзивной правоте, передавая свой настрой внимающим.

4. Вынос ментальной картинки из интеллигибельного вовне, ее наполнение чувственными элементами или объективирование, приписывание ей онтологического статуса [6]. Другими словами, мы начинаем обнаруживать все большие совпадения ментальной картинки и некоторых черт реального мира, уже начинаем видеть мир таким, каким он ранее полуосознанно сформированнашим творческим воображением.

Имея уже некоторые методологические средства, мы можем перейти теперь к характеристике специфики построения онтологий в художественном творчестве.

Первая онтологическая процедура, процедура упрощения в размышлениях о мире, о природе, о реальности, об обществе и т.п. – при создании некого художественного произведения – в искусстве обычно называется "вкусом" или же "художественным вкусом". Это работа со своими интуициями, прислушивание к себе, распознавание "верных" и "фальшивых" тонов относительно изображаемого, которые и конституируются потом как его "пределы". "Вкус", таким образом определен, ограничен переживаниями исходных настроенностей, которые хотя и конкретны для каждого человека, но сочетания их структурированы похожим образом, формируя общечеловеческие созвучия в художественных вкусах и сюжетах мирового искусства.

Так же, как и во всех онтологиях, и в художественных "реальностях" фундаментальные упрощения или пределы формируются здесь отчасти осознанно, отчасти неосознаваемо. Это своего рода промеривание. Творец, художник перебирает и выбирает, испытывает и выпытывает, примеряет и примиряет, сопоставляет и подставляет априорно имеющиеся у него предпочтения со своими же, но уже опытными настроенностями. Найденные комбинации смысла и наитий становятся изначальной системой координат для упрощения опыта, отбора из него подходящих фактов и выстраивания своей онтологии. Такая изначальная система координат также может быть названа "художественным стилем", "художественным вкусом". Она принимаема данным автором за единственно возможно подлинное и незыблемое, критерий всех возможных оценок – именно в силу своей "рукоположенности". Очевидно, что эта ясность, четкость, подлинность и незыблемость будет существовать лишь для этой вот душевности, которая их породила, открыла и сотворила в себе данный стиль, данный вкус. Для остальных людей, поскольку у них свои внутренние очевидности, она может быть малопонятной и мало определенной эстетической идеей.

Эффект искусства может быть заключается в том, что иногда нас сильно захватывают некоторые авторские стили, вкусы, эстетические идеи, да так, что мы сами добровольно инкорпорируемся в созданные им "реальности". Специфику художественной способности И. Кант характеризовал примерно таким же образом. Это "способность изображения эстетических идей: представление воображения, которое дает повод думать много, причем никакая определенная мысль, т.е. никакое понятие, не может быть адекватным ему и, следовательно, никакой язык не в состоянии полностью достигнуть его и сделать понятным" [7,243–244].

Таким образом, изначальные упрощения и последующая разметка художественного символического пространства скорее всего производны от внутренних априорных, можно даже сказать, "экзистенциальных" склонностей и выступают в форме многозначного первоначального эстетического образа [8].

Другая онтологическая процедура в эстетических онтологиях – субъективация мира. Здесь, однако, это настолько полная субъективация, что, став самодостаточной и самодовлеющей, она оборачивается новой объективностью. Так и возникает особый язык искусства, который не рассказывает о вещах, но представляет их осуществляющимися. Возникает впечатление, что эстетические объекты живут своей самостоятельной жизнью и оно достигается как раз потому, что эстетические объекты "выращены" из душевного материала в соответствии с художественным вкусом автора. Фирменный знак искусства – эффект "внутренней жизни самих вещей".

Художественные миры подчиняются неким своим имманентным внутренним законам, которые производны от Абсолюта авторской воли, силы его желания [9,16]. Но и авторский Абсолют имеет свои "объективные пределы". Это изначальные наития, интуиции художественного вкуса или "законы" реальности воображения: автор не может противоречить своему же глубинному ощущению-пониманию жизни, не может чересчур своевольничать в своем произведении. Подобное глубинное ощущение-понимание жизни и является той необходимой мерой соответствия того, что есть в нашей голове – тому, что находимо вне ее и образует воссоздающую силуискусства. Самые разные, даже самые что ни на есть фантастические тексты и изображения принципиально все же узнаваемы, понимаемы и принимаемы, потому что мы их соотносим – не то чтобы с "материальной природной действительностью", но прежде всего с нашей субъективностью.

Можно утверждать о радикальной человекоразмерности эстетических онтологий. Любые художественные произведения, даже реалистического или же натуралистического направлений, привлекают нас, прежде всего, мерой их субъективности, человечности: своими оценками, своей моралью. Весьма точно о связи "реальностей" говорит Кант: "воображение … очень сильно в создании как бы другой природы – из материала, который ему дает действительная природа" [7,244]. Конечно, уподобление, мимесис бесспорно, одна из важнейших сторон искусства, однако, по всей видимости, все же важна не дотошная точность воспроизводимого, а то, что вносится человеком-творцом.

Полагание или придание безусловности авторским уславливаниям – следующая процедура в создании эстетических онтологий. Субъективный авторский художественный вкус вырастает из иррациональных душевных глубин и требует онтологической легитимации – статуса необходимости, связи с бесконечным, некой оправдывающей легенды. Необходима метафизация эстетических предпочтений. Подобная метафизация приобретает вид "открытия подлинного, сокровенного" в природе окружающих вещей.

Придание условному характера безусловности приобретает вид трансцендирования или художественного озарения. По этому признаку все онтологии структурно одинаковы, различаясь скорее в ориентациях и характере внимания в поисках безусловного, генерального смысла. В нашем случае, в эстетических онтологиях – это внимание к прекрасному, чистое наслаждение от его восприятия. Эстетические артефакты, как мы уже упоминали – первые надежно зафиксированные признаки формирующегося человеческого разума.

Как бы не отличались внутренние миры людей, как бы ни были субъективны наши вкусы и предпочтения, все они имеют прочную фундаментально общую антропологическую основу. И предшествующая история художнического освоения мира выявила подобную основу в виде эстетических идей, которые и масштабируют художественные реальности.

Из них, пожалуй, "прекрасное" – по сути центрирующая идея. Если следовать древнегреческой сентенции: "прекраснее всего мир, ибо все прекрасное является его частью", то красота есть не что иное как фиксация рефлексивного обнимания мира как Целого в его гармонии и самодовлении. Подобное самозамыкание вызывает переживание глубокого удивления и восхищения от его самодостаточности и величественности.

Идею "возвышенного" можно интерпретировать как эстетическую форму трансцендирующего удвоения: установления пределов естественной реальности и полагание трансцендентного идеала. Вероятно, категории "трагического" и "комического" можно представить как взаимодополняющие характеристики противоречивого и несчастного по сути своей экзистенциального прогресса, неминуемой расплаты за идеалистические полагания-прозрения, за разрыв с пуповиной счастливо-бездумного антропологического большинства. Похоже, что эстетические онтологии наиболее субъективны из всех возможных "дисциплинарных онтологий" духа, однако они не в меньшей, а может даже и в большей степени обладают силой "властного впечатления реальности".

Сила этого впечатления появляется вследствие специфических процедур объективирования. В данном случае, именно совместная, согласованная работа художника и его реципиента вызывает появления "эффекта реальности". Рассказываемое, показываемое, передаваемое должно иметь вид непреложно существующего – где, когда, в каких обстоятельствах – это уже другой вопрос и его решение целиком зависит от доверия и желания реципиента. И многие осуществляют этот выбор добровольно, стремясь войти в иной, заманчивый мир, дезертировав хотя бы на время из слишком прозаичной обыденности. В итоге происходит соединение двух полюсов магнита: художественного озарения и истовой веры автора, подпитываемых его глубинными интуициями и ответного душевного движения "волевого прекращения неверия" [10,49] зрителя, читателя, слушателя. Подобное взаимодействие и создает эффект захваченности произведением. Пока мы погружены в процесс восприятия, как бы находимся в произведении, мы верим в невидимое, желаем осуществления задуманного (автором), практически пребываем в этой вторичной реальности.

Наверное, больше всего захватывают и поражают невероятные вымыслы, у которых минимальные соответствия с нашей повседневностью, однако благодарю гению вкуса, способному выткать и состыковать нереальности, они приобретают характер существующих либо имевших место быть. В отличии от религии, философии и науки искусство вовсе и не стремится постоянно манифестировать адекватность своих картин мира самому объективному миру. Вполне хватает и кратких периодов доверия читателей, зрителей и слушателей. Вполне хватает для каких целей? Почему всегда востребованы великие иллюзии, колдовские чары искусства?

Согласно Канту, "мы занимаемся им, когда опыт кажется нам слишком будничным" [7,244]. Более красочен Толкиен, который называет искусство "Восстановлением" – как возвращение и обновление желания жить. Это восстановление свежести восприятия после его "затирания" повседневностью и опривычниванием, это смытие "грязи обладания, присвоения, подчинения".

В компетенции искусства находимы наши восприятия и переживания. Его антропологическая функция специфично проявляется в сохранении высокого тонуса их постоянного обновления, культивирования "радости удивления" именно в этой области отношений с реальностью и с собой [11]. Разумеется, как и другим основополагающим видам духовной активности, искусству также присущи такие функции, как утешение, побег, познание и т.п. [12].

Мы предполагаем, что соответственно этой своей специфической функции, с большей силой должны действовать на воображение людей те эстетические онтологии, которые выстраивают более необычные вариации либо конструкции мира. Невероятные, небывалые, ярко-образные, "выделывающие странные шутки с миром и со всем, что в нем есть, комбинируя существительные и переставляя прилагательные" [10,72].

Рассмотрев специфику процедур создания эстетических онтологий, остановимся вкратце на вопросе их типологии. Разумеется, мы не претендуем на всеохватность и завершенность, т.к. искусство крайне разнообразно по своим целям, средствам, направлениям. Вместе с тем, исследуя именно эстетические онтологии мы можем предложить их типологию по одному важному критерию: приятия-неприятия художником-творцом требований и правил, которые предъявляет всем нам социальная действительность. В соответствии с подобным критерием мы можем говорить о пяти типах эстетических онтологий.

Реалистические онтологии, чьим руководящим принципом является мимесис. Подобный тип онтологий характерен для различного рода реалистических школ в разных видах искусства в те или иные исторические периоды. Опираясь на реалистическую позицию убежденности в мимесисе как основном предназначении искусства, художник здесь ставит себе задачи: выявления главного в окружающей жизни и полагание "положительного идеала".

Полагание "положительного идеала" становится основным в онтологиях перфекционизма, когда автор начинает чувствовать себя уже учителем, пророком, а то и мессией. Если в реалистических онтологиях своевольное полагание умеряется мимесисом, то здесь оно превращается в полноценный субъективный произвол утопий, прогрессизма и социалистического реализма.

Но бывает и так, что реальность подчиняет себе художника, тогда исчезает творчество, остается лишь фотографическая репрезентация, субъективизм сходит на нет, подчиняясь полному объективизму и перед нами – онтологии дублирования действительности. Исчезает суть искусства как субъективизма сотворения вторичной реальности. Ведь искусство и заключается втом, что оно, как минимум, переделывает исходный материал, как максимум – трансформирует его в нечто иное, превосходящее сущее. В этом же случае теряются идеалы и смыслы, остается ремесленничество. Представители этой "изнанки мимесиса": бытописание, натурализм, поп-арт.

Если автор настроен оппозиционно по отношению к правилам действительности, готов и способен им противостоять, то он полагает эмансипационные онтологии. Их ось бытия – конфликт неординарной, стремящейся к свободной самореализации субъективности с чуждым и подавляющим ее окружением. Содержание подобных онтологий составляют драматический и романтический дискурсы с их освободительной риторикой и стремлением к катарсису.

Творцы, также не приемлющие действительности и не желающие иметь с ней ничего общего, создают свой альтернативный мир – истинную самосогласованную вторичную реальность с более осмысленными понятиями и целями. Это онтологии ухода от действительности. Эскапизм становитсявозвращением к мифологическим истокам, но уже в более рациональном виде. Эскапистские онтологии являлись стержнем многих авторских волшебных историй: от легенд до этических преданий, Евангелий, мистериальных драм раннего средневековья. Нынешнее время являет нам подлинный ренессанс мифа, начиная с научной фантастики, fantasy и кончая комиксами с супергероями.

Итак, в качестве основных выводов проведенного исследования можно назвать следующее. Были проанализированы общие черты процедур онтологического конструирования, каковыми являются: упрощение через обобщение, очеловечивание мира, формирование онтологической схемы, объективирование. Особым вкладом автора в исследование темы можно назвать разработку типологии эстетических онтологий. Так, по критерию приятия-неприятия художником-творцом своего окружения, выделены: реалистические онтологии, онтологии перфекционизма, онтологии копирования действительности, эмансипационные и эскапистские онтологии. Новизна исследования заключается в анализе специфики процедур художественного конструирования действительности: художественного вкуса, радикальной человекоразмерности, художественного озарения и создания вторичной реальности.

Библиография
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
References
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.